Собака - друг человека.

[生]

 

[DeJavu]

- Привет. Давай выйдем, выпьем кофе.
- Давай выйдем. Подходи ко мне, сегодня я угощаю.
- Ты с собой кого-нибудь берешь?
- Ты знаешь, нет. Хотя... Возьму, пожалуй, Халк и Балу.
В итоге я стою со всеми пятью собаками и выгляжу, как обычно. Натурально городская сумасшедшая. Мамки одергивают детей, впечатлительным прикрывают глаза, невоспитанные тычут пальцами, любопытные пялятся через стекла. Особо нервные вопиют "поназаводили!!" Кое-кто снимает на телефон. Арабы запрыгивают на лавочку с ногами и абсолютно неподобающе крутым восточным прынцам визжат фальцетом. И, по-моему, кто-то справа поперхнулся пиццей.
Я стою монументально. Ледяной, убийственный покерфейс, лоб высокий и чистый, взгляд уверенный и стальной. Каждому идиоту должно быть ясно, кто здесь альфач. Вот она, пчелиная матка, Мать Драконов и альфа самка в одном, мать его, прекрасном лице. Вот она стоит, небрежно держа поводки двумя пальцами, прикрыв горделиво веки и покачиваясь в тумане (с). И огромные мастифы замирают у ее ног, и пять собак дышат с ней в унисон, и сердца их принадлежат ей, этой гордой маленькой женщине.
И только немногие знают, что моя монументальность - это ноги на ширину плеч и чуть согнуть в коленях, корпус сгруппирован, а то снесут нахер. И два пальца на пять поводков - они вцепились намертво, эти пальцы, а поводки благоразумно намотаны на запястье. И взгляд не стальной, а оловянный, и под опущенными горделиво веками апиздошенные глаза. И мастифы замирают только потому, шо она, эта пчелиная королева, бормочет им в тихой истерике "стоять, бляди!!". И щенок, еще есть мать его щенок!! Он пока не умеет на поводке, он опутывает ее ноги, привычно чуть согнутые в коленях. Он сейчас ее уронит к ебеней маме на глазах у всех. И девочка Халк, мать ее еби...
Выход подруга, выносит кофе.
- Пойдем?
Сквер замирает. Все ждут, когда эта свора рванет.
- Пойдем. Давай кофе понесу.
- Ты же вся в собаках!
- Та похер, давай кофе.
Не дождетесь.

Люба Орехова.

[DeJavu]

[生]

 

[DeJavu]

[Барс]

[生]

 

[DeJavu]

История реальная, случилась в фашистском концлагере Дахао, там же теперь воздвигли памятник догу.
О ДОГЕ!

Я эту собаку запомнил как человека...
Случилось это в 44-ом, зимой.
Игрался спектакль "Охота XX века"
Перед шеренгой застывшей от страха, немой.

У коменданта была привязанность к догам
И был экземпляр, казался слоном среди всех.
Даже эсэсовцы боялись верзилу-дога
И вот этот зверь величаво шагнул на снег

И вывели жертву...
Стоял мальчишка продрогнув,
Куда тут бежать, он давно ослабел.
Комендант наклонился, подал команду догу
И тот в два прыжка расстояние преодолел.

Обнюхав жертву, прошелся спокойно рядом
Был он великолепен в размашистом, легком шагу.
Вернулся дог к коменданту,
и честным собачьим взглядом
Сказал человеку пёс - "Ребёнок ведь, не могу!"

Лагфюрер пожал плечами,
Ему-то разницы нету,
Раскрыл кобуру у пряжки с надписью "С нами Бог",
Но едва сверкнула вороненая сталь пистолета
В эсэсовское горло впился красавец дог!

Дога четвертовали,
Пустив под лопасти шнека……
Я вряд ли теперь найду в Сан-Пельтене свой барак,
Но эту собаку я вспоминаю как Человека
Единственного Человека,
Среди фашистских собак

[DeJavu]

[生]

Но эту собаку я вспоминаю как Человека
Единственного Человека,
Среди фашистских собак

Да уж... воистину...(((

[生]

 

[DeJavu]

Сегодня , 6 ноября, День Памяти ...
Посвящается всем четвероногим, ушедшим за радугу.

"Они говорят тебе, что не надо плакать.
Они говорят тебе, как надо плакать.
Они говорят тебе, когда надо плакать.
Они говорят тебе, зачем надо плакать.
Они говорят, что это всего лишь собака, а не человек.
Они говорят тебе, что боль пройдет.
Они говорят тебе, что животные не знают, что должны умереть.
Они говорят тебе, что главное, чтобы она не страдала.
Они говорят тебе, что ты можешь взять другую собаку.
Они говорят, что всё это скоро пройдёт .
Они говорят тебе, что существует ещё более мучительная боль, чем эта.

Но они не знают, сколько раз ты смотрел в глаза своей собаке.
Они не знают, сколько раз ты и твоя собака были одни, глядя на звёзды .
Они не знают, сколько раз в жизни только твоя собака была рядом с тобой.
Они не знают, что единственный, кто никогда не осуждал тебя, это твоя собака.
Они не знают, сколько раз ты просыпался ночью от страха за свою собаку , слыша, как она скулит во сне.
Они не знают, сколько раз твоя собака засыпала рядом с тобой.
Они не знают, насколько ты изменился с тех пор, как собака стала частью твоей жизни.
Они не знают о связи, которая рождается между человеком и его собакой.
Они не знают, сколько раз ты держал свою собаку на руках, когда она болела.
Они не знают, сколько раз ты делал вид, что не видишь, как её шерсть становится все более седой .
Они не знают, сколько раз ты разговаривал со своей собакой- единственной, кто действительно был готов тебя выслушать.
Они не знают, как ты был красив для своей собаки.
Они не знают, что иногда только твоя собака знала, что ты страдаешь.
Они не знают, что для тебя значило гулять с собакой в ​​лесу в одиночестве.
Они не знают, какие чувства твоя собака дала тебе испытать.
Они не знают, каково это видеть, как твоя старая собака через силу пытается встать и поздороваться с тобой.
Они не знают, что когда что-то пошло не так в твоей жизни, единственный, кто не оставил тебя, это была твоя собака.
Они не знают, как твоя собака доверяла тебе в каждый момент своей жизни, даже в последний.
Они не знают, как сильно твоя собака любила тебя и как мало ей было нужно, чтобы быть счастливой, потому что ей было достаточно иметь только тебя рядом.
Они не знают, сколько раз ты плакал в тайне от своей собаки, чтобы она не чувствовала твоего страха.
Они не знают, что плакать о собаке - это одна из самых благородных, значимых, истинных, чистых, искренних вещей, которые вы можете сделать.
Они не знают, как ты старался не причинить ей боль, когда в последний раз перекладывал её.
Они не знают о её последних моментах жизни, в которых ты боялся ласкать его ... потому что ты мог её побеспокоить или причинить ей боль ..

Потому что ты плачешь не о собаке, но они этого не знают ".

(Автор Эмануэле Спуд Гранди для своей Амариллы)

[DeJavu]

Собачье сердце…
Письмо одной женщины

Я не хочу комментировать это письмо, переданное мне. Оно всколыхнуло много душевных переживаний. И я несколько раз брался писать даже какое-то предисловие к этому письму. Но потом, перечитав, стирал. Нажимал клавишу компьютера и смотрел, как она бежит и на моих глазах уничтожает труд целого часа работы... Пусть комментарием к этой публикации станет отклик Вашего сердца.
Все, больше ничего не скажу.

…Сейчас, когда чаще оборачиваешься на прошлое, чем заглядываешь в будущее, вспоминается родительский дом до войны.
Жили мы в небольшом белорусском местечке. Когда началась война, туда очень скоро вошли немцы. Наше село сожгли, а жителей, погрузив в вагоны, погнали в трудовые лагеря. Кого-то направили в Германию, нас же повезли в Латвию, где поместили в концлагерь. Хотя я тогда была ребенком, немногое помню очень хорошо. Особенно голод и постоянный страх. К концу войны немцы еще более ужесточили свои порядки. В лагере совсем не было еды. Помню, все мои тогдашние детские помыслы были направлены на то, чтобы обнаружить хоть какой-то съедобный кусочек. Была рада помоям, отбросам – всему, что могло называться пищей.

Предчувствуя свой конец и неминуемый момент расплаты, фашисты начали интенсивно заметать следы зверств. Каждый день в лагере собиралась колонна узников, которую вели в ту сторону, откуда никто не возвращался.

Однажды эта участь постигла и нашу семью. Я с моими старшими братьями оказалась в такой колонне. У нас не было сил не то что сопротивляться, не было сил идти пусть и навстречу своей смерти. По дороге я увидела собачью будку, возле которой сидела овчарка. Но не она привлекла тогда мое внимание. Возле будки мне померещилась миска с собачьей едой. Я впилась глазами в это видение и поняла, что миска стоит на самом деле. Я не выдержала и бросилась к ней. Представляю, как мои старшие братишки замерли от страха, понимая, что через какое-то мгновение я буду разорвана на куски этой зверюгой. Мне же было все равно. Но злющая на вид овчарка даже не шелохнулась, продолжая сидеть и спокойно наблюдать, как исчезает ее дневная порция. К этому времени колонна, где находились и мои близкие, уже прошла, и охранники просто вернули меня в барак. Так я в свои семь лет осталась совершенно одна.

Назавтра немцы, видимо, решили, с одной стороны, провести эксперимент над поведением служебной собаки, с другой – еще раз потешиться необычной картиной. Я снова оказалась в колонне, и когда мы приблизились к будке, эсэсовец дал мне в руки кость для собаки. Я подошла к ней, положила кость рядом, а сама накинулась на ее еду. За спиной слышался хруст, собака грызла кость.

Сегодня, вспоминая тот момент, понимаю: ожидаемого охранниками представления не получилось. Меня снова вернули в барак и три дня не трогали. На четвертый день утром, когда я уже стояла в колонне, какой-то дядька из оцепления ткнул в мою сторону пальцем и сказал по-русски, что из-за меня «псина совсем не жрет». Меня вытащили из колонны и повели к будке. Возле нее стояла уже знакомая мне миска с едой. Я, недолго думая, накинулась на нее. Собака медленно вылезла из будки и наблюдала за моими действиями. Когда миска оказалась пустой и вылизанной мной чуть ли не до блеска, овчарка ухватила меня, семилетнего заморыша, который на тот момент представлял из себя скорее скелет, чем нормального ребенка, за шкирку и запихнула в будку. А потом я увидела, как через то же отверстие вовнутрь пролезает она сама. Не знаю почему, но я совершенно без страха прижалась к своей спасительнице. От нее терпко пахло псиной, но что мне тогда было до запахов! Пригревшись, я заснула. Сколько спала тогда, я до сих пор определить не могу. Знаю – долго.

Что случилось за это время снаружи собачьей будки, я, естественно, видеть не могла. Когда открыла глаза и спать больше ничуточки не хотелось, собаки возле меня не было. На ее месте лежала краюха хлеба. Я моментально спрятала подарок за пазуху и, на четвереньках выбравшись из будки, стала оглядываться.

Немецкой охраны не было видно. И вдруг я услышала чей-то крик: «Смотрите, ребенок!» Меня подхватили красноармейцы, освободившие наш концлагерь, пока я спала. Так я оказалась среди своих.
Сегодня с высоты своих лет я понимаю, что, конечно, рассказанный здесь эпизод, может быть, ничего нового в героическую летопись войны и не добавит, но для меня незабываемо, что выжила я только благодаря собаке, у которой, в отличие от ее хозяев, оказалось человечье сердце…

© Елена Пузанова
г. Луга Ленинградской области

[DeJavu]

[DeJavu]