|
Ева Гончар
|
 |
« Ответ #490 : 21-Марта-2018 16:55 » |
|
О следователе по особо важным делам, майоре юстиции Ежаченко С. А., которому предстояло заниматься Таниным делом, Майя знала только, что он мужского пола и работает на Петровке. И то, и другое сообщила ей вчера дама-дознаватель. Знакомых в Главном управлении МВД у Майи было немало, с некоторыми она даже приятельствовала, но пересечься с Ежаченко не случилось ни разу. Сейчас это заставляло её нервничать, ибо лишало возможности заранее продумать, как держать себя с ним, в каком образе к нему явиться.
Она отлично понимала: накануне вечером ей помогло обычное везение! Окажись на месте Иды Петровны, влюблённой в своего внука, старый холостяк, ничего не знающий о любви к детям, чёрта с два он отпустил бы Майю без допроса с пристрастием. За последние полчаса она, правда, укрепилась в мысли, что после поимки Краузе и возвращения картин полиция, в любом случае, оставит её в покое, и вытягивания подноготной уже не боялась. Но полагаться по-прежнему могла только на симпатию следователя, его сочувствие и желание облегчить Татьянину участь.
«Как же я должна сегодня выглядеть? Страдающей матерью, как вчера? Привлекательной женщиной? Коллегой, попавшей в передрягу?..» — гадала она, перебирая костюмы и платья. Хоть что-нибудь... какая-нибудь деталь... краем уха пойманная сплетня, за которую можно было бы ухватиться! Но нет. Ассоциации с фамилией следователя у Майи отсутствовали напрочь, и пришлось ей с этим смириться: «Ладно. Увижу — разберусь!» В итоге, оделась она нейтрально: в голубую блузку и тёмно-синие жакет и юбку, похожие на форменные. Убрала в строгий узел волосы, пять минут посидела на краю кровати, проверяя саму себя на ясность ума, вызвала такси и поехала на Петровку.
В кабинете, пропахшем бумажной пылью и потом, следователь сидел один. Он оказался низкорослым короткошеим мужчиной с тяжёлым подбородком, мясистым носом и тёмными, глубоко посаженными цепкими глазами. Взгляд, которым он встретил Майю, был весьма далёк от приветливости. Знакомый типаж. Ей хватило нескольких секунд на то, чтобы расстаться с иллюзиями — и устыдиться своих недавних раздумий о том, как произвести на него впечатление.
Таких следаков, как этот Ежаченко — хватких, недобрых, до крайности приземлённых — ни женским очарованием, ни материнской болью не проймёшь. Будь Майя обычным ментом, он, возможно, пошёл бы ей навстречу из цеховой солидарности. Но экспертов из НИЭЦ ему подобные ненавидят лютой ненавистью — за то, что тамошние «умники» своими фантазиями разваливают уже законченные дела и портят показатели раскрываемости.
Майя представилась, следователь кивнул на стул для посетителей и скучным казённым голосом произнёс:
— Присаживайтесь. Вы, значит, мать задержанной Смирновой Татьяны Вадимовны.
— Верно.
Он приподнял короткие широкие брови:
— И зачем же вы ко мне пожаловали? Я вас не вызывал.
Майя набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но он продолжил, не меняя тона и постукивая карандашом по столу:
— Хотя собирался вызвать. Однако сегодня меня… уведомили, что подозреваемых в деле вашей дочери — только двое: она и её любовник. Так что вопросов к вам, Майя Михайловна, у меня больше нет.
Позже ей рассказали, что Ежаченкиного начальника ранним субботним утром разбудили звонком «сверху», поздравили с быстрым раскрытием музейной кражи, пообещали наградить — и прозрачно намекнули, что имеющихся результатов расследования более чем достаточно. ачальник тормознул расследование, и всё, что осталось подчинённому — заняться подготовкой материалов для передачи в суд. Честолюбивого Ежаченко, чуявшего, что ему есть, куда копать, это совсем не обрадовало, но что он мог поделать?
Сейчас, когда Майя сидела напротив него, о подоплёке происходящего она только догадывалась — но досаду и недовольство своего визави чувствовала кожей.
«Чудесно, — подумала она, — лучше просто не придумаешь! Мало того, что ему отвратительна лично я, как олицетворение НИЭЦ — так он ещё и зол на то, что ему помешали развернуться!»
И в ту же секунду, парадоксальным образом, почувствовала какое-то горькое облегчение. Плотная волна неприязни, исходившая от следователя, как будто давала сигнал: хуже уже не будет! — тем самым избавляя Майю от страха что-то испортить неосторожным словом или неправильной интонацией.
— Я бы хотела узнать, как дела у Тани, — ровным голосом сказала она. — В чём её подозревают, что её ждёт и есть ли возможность забрать её домой на время следствия.
— Меру пресечения выбираю не я, а суд. Но я сомневаюсь, что её отпустят. Кража в особо крупных размерах, сами понимаете...
— В особо крупных размерах? — переспросила Майя, сообразив, что никто в музее не говорил при ней, что именно было украдено.
— Ну да. Вы же не думаете, что украсть пытались серебряный медальон, или что там наплела ваша дочка?
Майя взглянула вопросительно, и Ежаченко прибавил, освободив её от необходимости разыгрывать неведение:
— Из Музея старых мастеров были похищены акварели Альбрехта Дюрера общей стоимостью порядка пяти-шести миллионов евро. Культурная ценность украденного, как вы понимаете, не поддаётся оценке.
— Но ведь вор задержан. И то, что он украл, насколько мне известно, было при нём.
— К счастью для вас — да. Поклонитесь в ножки вашему другу, который опознал его в аэропорту. Но это не значит, что ваша дочь избежит ответственности за содеянное.
— Даже в том случае, если её заставили?
— Почему вы думаете, что её заставили?
— Я читала её показания.
Следователь неприятно фыркнул:
— А чего вы хотели? Чтобы она призналась, что помогала любовнику по доброй воле?
«Ну вы даёте! А ещё эксперт!» — читалось в его ухмылке завершение фразы.
— Доказательств того, что она врёт, у вас нет, — не спросила, а констатировала Майя.
— У нас есть показания Краузе, утверждающего, что девушка любит его и легко согласилась ему помочь, — с удовольствием объяснил следователь. — Всех своих планов он ей, конечно, не раскрыл. Но обещал увезти за границу — когда получит деньги за украденное. При девушке найден загранпаспорт. Это, конечно, не доказательство, тем не менее...
— Вот именно! Это не доказательство, — она посмотрела ему в глаза, в которых теперь просвечивало злорадство, и некстати вспомнила Танину кровать, чересчур аккуратно застеленную накануне рокового свидания. — Загранпаспорт она могла прихватить случайно.
— Согласен, могла.
— Или её попросил об этом сам Краузе.
— А вот это вряд ли. Зачем ему просить её взять паспорт, если бежать он планировал один, а её, как вы надеетесь, заставил ему помогать? И зачем ему на неё наговаривать, если это утяжеляет его вину? Статья сто шестьдесят четвёртая Уголовного кодекса: похищение предметов искусства, совершённое преступной группой по предварительному сговору, наказывается лишением свободы сроком до пятнадцати лет, тогда как при отсутствии сговора...
— Да-да, я в курсе: при отсутствии сговора наказание намного мягче, — закончила за него Майя.
Она могла бы сказать, что на Краузе и так вот-вот повиснет мошенничество в особо крупных размерах, совершённое преступной группой по предварительному сговору, поэтому от квалификации кражи в судьбе Яниса Адамовича мало что зависит. Могла бы назвать причину, заставляющую негодяя целенаправленно вредить её дочери. Но ясно видела, что отношение Ежаченко к Татьяне от этого не изменится — и предпочла промолчать.
— Что касается «компрометирующего» видео, которым, якобы, шантажировали вашу дочь, — проговорил Ежаченко, — то оно, судя по всему, предназначалось для шантажа её чересчур чувствительной сестры. Вы сами вчера сказали: ничего криминального — помните?
Злорадство в его глазах сменилось откровенной издёвкой. Похоже, майору юстиции было очень жаль, что шантаж не удался и Анюта не пришла в музей. Ещё один соучастник преступления — ещё один плюс к показателям раскрываемости, ещё один шаг к новым звёздочками на погонах. «Дай ему волю, он каждому из нас найдёт подходящую статью, — поняла Майя. — И Таню из своих бульдожьих челюстей он уже не выпустит!» Спрашивать, смотрел ли видео сам следователь, она не стала.
— Единственное, что я могу вам рекомендовать, Майя Михайловна, — всё тем же казённым тоном проронил он, с интересом наблюдая, как меняется выражение её лица, — ищите хорошего адвоката.
Она поджала губы:
— Благодарю за совет.
Говорить больше было не о чем — Майя узнала всё, что хотела, и даже то, чего предпочла бы не знать. Последнее, что попыталась сделать — добиться от следователя разрешения встретиться с дочерью, но получила ожидаемый отказ.
— Хотя бы скажите мне, где её держат! — взмолилась она, прежде чем уйти.
Он бы и в этой просьбе отказал, но, видимо, опасался, что Майя начнёт качать права — и потому, поразмыслив, назвал номер отделения, в которое Татьяну забрали из музея.
— А Янис Адамович? Он здесь, у вас?
— Нет. И про него я вам давать информацию не обязан, — отрезал следователь.
Врёт, обрадовалась Майя — из Домодедово вора сразу же привезли сюда! Преувеличенно вежливо простившись с хозяином этого душного кабинета, она отправилась разыскивать человека, который устроит ей рандеву с Краузе.
Продолжение следует...
|
