Соблазн осенних акварелей [закончено]

[Ева Гончар]

...Причём, заметим в скобках, эти самые бани, пляжи и купания — они ещё и трезвые были. И у меня, и у остальных участников. Просто ситуация располагала, и всё. :) Эпизоды «алкоголь плюс стадное чувство» в моём опыте были из другой оперы.

[Ева Гончар]

Глава 18. СПЛОШНАЯ ЛОЖЬ


— Нету? Как же так?.. — растерянно пролепетала Анюта. — Но зачем тогда Таня...

— Ошибка какая-то? — нахмурился Игорь. — Ведь может быть путаница в каталоге...

В ошибку Майе верилось слабо, но она всё же уточнила:

— А вообще у них там как, Артём? Порядок? Или кавардак, в котором всё что хочешь потеряется?

— Кавардака особого не увидел, ни в базе данных, ни в бумагах. Ну, такого, чтобы пришлось долго рыться в поисках нужной записи. Мы просто просматривали один раздел за другим, и всё. Насколько я понял, коллекция серебра не пополнялась с конца семидесятых...

— А подменить там что-нибудь не могли? — опять вмешался Игорь. — Я хочу сказать, в каталогах... Для того, чтобы о краже не узнали вообще. Нет, типа, этого медальона, и никогда не было.

Майя качнула головой:

— Вряд ли. Не может быть такого, чтобы у того, кто имеет полный доступ к каталогам, не было доступа в хранилище. Сразу бы медальон забрал, да и все дела. Зачем ещё кого-то вмешивать?

Артём достал телефон, потыкал в него и протянул Майе.

— Вот, смотрите, мне разрешили сфотографировать, чтобы показать «Шмидтам». Это последняя опись коллекции серебряных изделий. Отсюда, конечно, могли что-нибудь удалить, но я тоже думаю, что вряд ли.

Майя увидела фото музейного компьютера с развёрнутой на экране таблицей. Название предмета, происхождение, фамилия мастера, место в хранилище, что-то ещё...

— Тут всё читабельно, если увеличить. А вот, — Артём открыл следующее фото, — не опись, а описание — для выставки. Последний раз коллекцию показывали публике в девяносто шестом году. Упоминаний о медальоне здесь тоже нет.

Желтоватый лист с убористой машинописью, дата, штамп музея. Просмотрев текст по диагонали, Майя вернула телефон хозяину.

— На всякий случай, все эти предметы нужно проверить, — сказала она, — вдруг среди них есть настоящий раритет. И, конечно, мы не можем исключить, что медальон попал в коллекцию позже девяносто шестого года — допустим, его передали в музей после смерти прежнего владельца. Но всё это вилами на воде, к сожалению... раз в описях он всё равно отсутствует.

— Насчёт раритетов — давайте, я проверю,— вызвался Игорь, — я в них немного разбираюсь.

Артём переслал ему фотографии, но вид при этом имел скептический:

— Сомневаюсь, что там есть раритеты. Слишком уж легко мне показали опись и дали её заснять. С картинами такой номер не прошёл бы. Когда я сообразил, что вместо медальона из запасников хотят украсть что-то другое...

— Да-да, хотят украсть что-то другое... — согласным эхом отозвалась Майя.

— ...Я попытался присмотреться к каталогам картин. Так эта музейная дама сразу меня осадила, чтобы не совал нос, куда не следует. Информация не для посторонних, и всё тут. Настаивать я, конечно, не стал.

— Вы всё сделали правильно, Артём, ваша помощь бесценна, — Майя потёрла виски, вчерашняя головная боль возвращалась. — Теперь обед, и будем думать, что делать дальше.

— Майя Михайловна, вы собирались рассказать, что случилось, пока меня не было, — напомнил Артём.

Скупо отмеряя слова, стараясь не демонстрировать, как ей тяжело и больно, Майя ввела его в курс дела. Он только кивнул в ответ, озвучивать очевидные выводы не стал, за что она была ему благодарна.

Пообедали наскоро, не разогрев еду и почти не чувствуя её вкуса, после чего всей компанией переместились в гостиную. Анюта вернулась к тому, чем Майя предлагала заняться перед приходом Артёма — к поиску временщиков среди однокурсников близняшек и преподавателей. Игорь уселся разбираться с музейным серебром. Артёму вручили список выпускников академии, отметившихся в «Бобруево», но сбежавших с «голой» вечеринки, попросили найти их в социальных сетях и, для начала, вычеркнуть хотя бы тех, кого во вторник вечером совершенно точно не было в Москве. Сама же Майя забилась в дальний угол и пыталась уложить в голове новые сведения и выстроить картину происходящего.

В той версии, которая сложилась у неё изначально, хотя и не было ничего приятного, но и по-настоящему катастрофичного не было тоже. Всё выглядело так, будто Татьяна связалась с непорядочным человеком, который решил использовать её сходство с сестрой для кражи из музея. Для того, чтобы обе девушки были посговорчивей, злоумышленник запасся кнутом и пряником. Пряником стала легенда о семейной реликвии — в правдивости этой легенды Майя сомневалась уже тогда, когда впервые её услышала. Кнутом послужил «клёвый фильмец». Добровольно ли Таня согласилась участвовать в авантюре, или её шантажируют, как Анюту, неизвестно, и это мешает привлечь к делу полицию — но с точки зрения дальнейших действий особого значения не имеет. Главное — вычислить злоумышленника и вступить в ним в контакт. Кто бы он ни был, он человек, а значит, имеет слабости, играя на которых, можно будет заставить его отказаться от своего плана. Запугать, перехитрить, откупиться — Майя всеми силами поддерживала в себе уверенность, что, знай она, кто её противник, правильный подход к нему она бы нашла.

Однако теперь всё усложнилось. Мало того, что Таня оказалась замешана в афере в гораздо большей степени, чем предполагалось — но скрылась в тумане суть самой аферы! Раз медальона в музее нет, следовательно, красть собираются что-то другое и сказочку придумали только для Ани. Это всё-таки должен быть предмет, которого нескоро хватятся или не хватятся вовсе — ведь иначе на девочек выйдут в мгновение ока, и где гарантия, что Татьяна не сдаст организатора с потрохами на первом же допросе? «Не планирует же этот скот её убить, получив желаемое!» — цепенея от ужаса, подумала Майя.

Нет, нет! Лучше пока исходить из того, что пропажи не должны хватиться. И если речь не идёт о предмете сентиментальной важности, за который готовы заплатить втридорога, тогда, наверное, это вещь, истинная ценность которой никому в музее не известна. Шкатулка с секретом и с древним манускриптом внутри? Картина великого художника, которую столетиями принимали за копию или за работу его ученика? Содержимое тайника, не имеющее прямого отношения к музейной коллекции?

Гадать можно было сколько угодно. Майя взяла стоявший без дела ноутбук — молодёжь дружно уткнулась в свои телефоны — и зашла на сайт Музея старых мастеров. Как было бы славно, если бы можно было сию секунду позвонить коллеге-искусствоведу, чья специальность — распознавание подделок, и потерзать его вопросами о том, какие сокровища могут храниться в запасниках этого заведения. Вот только нельзя. Ничего нельзя! Никто не знает, какой окажется развязка. Если избежать совершения кражи не удастся, похищенную вещь придётся тайком возвращать в музей — и чем меньше у этой истории будет свидетелей, тем лучше.

Из того, что Майя вычитала на сайте музея, следовало, что коллекция картин там тоже довольно скромная. В описании постоянной экспозиции известные имена отсутствовали — значит, в запасниках дело обстоит ещё хуже, не станут же там прятать самое ценное! Как выяснилось, основное, чем славился музей в последнее десятилетие — организация выставок, которые без перерыва сменяли одна другую. Названия выставок, проходивших в этом году, показались Майе знакомыми — вероятно, о каждой из них в своё время рассказывал Краузе. Но ни названия, ни информация о выставках ничем не могли ей помочь, поскольку к содержимому закрытых фондов всё это отношения не имело.

Предположение, что злоумышленник убьёт Татьяну, после того как она совершит кражу и передаст ему вожделенную вещь, Майя от себя гнала, отпихивала, как ядовитого паука — всерьёз опасалась, что оно уложит её с гипертоническим кризом или даже чем-то похуже. «Болеть я буду потом, когда всё закончится, — то и дело напоминала себе она. — Сейчас я должна быть здоровой и сильной, чтобы найти выход!» Но посреди сеанса самовнушения вдруг задалась вопросом: коль скоро Татьяна в сговоре со злоумышленником, планирует ли она вообще возвращаться домой? Если уж на то пошло, хватит ли ей духу смотреть в глаза Анюте после таких ужасных обмана и шантажа? «Мне уже всё равно», — всплыли в Майиной памяти слова из полученного Игорем сообщения. Идея выглядела дикой — всего лишь четыре дня назад ничто в поведении дочери не указывало, что она задумала побег! — но на общем фоне дикостью не выделялась. Как минимум, её стоило проверить.

Майя встала и пошла в комнату девочек. Там было то, что ещё вчера вечером неосознанно её встревожило — но тогда у неё не было сил разбираться, что именно и почему. Танина кровать, после того как на ней сидели и спали, конечно, утратила изрядную долю аккуратности, однако до сих пор смотрелась непривычно. Её хозяйка хотела оставить после себя порядок, не собираясь появляться дома в ближайшие дни — вот что означала эта внезапная аккуратность!

В ближайшие дни — или... никогда?

Майя ухватилась рукой за косяк и позвала:

— Анюта, дружочек, поди-ка сюда.

Дочка, примчавшись, испуганно заглянула ей в глаза:

— Что, мам?

— Проверь, пожалуйста, есть ли у твоей сестры с собой паспорт.

— Паспорта у нас почти всегда с собой, их постоянно где-нибудь спрашивают, — пробормотала Анюта, роясь в ящиках стола и комода. — Да, паспорта нет — значит, у неё.

— А загран?

Испуга в Анютином взгляде стало больше — она поняла, к чему эти вопросы. Ещё немного покопалась в ящиках и убитым голосом сообщила:

— Заграна тоже нет. Обычно он вот здесь лежит, в коробке, но теперь...

— Какая прелесть! — сквозь зубы процедила Майя, отказываясь верить в происходящее и не находя возможности в нём усомниться.


Продолжение следует...

[Барс]

https://vk.com/video-109552533_171321798 

[Ева Гончар]

Ну как-то так, да. :)))

[Ева Гончар]

Реакция Артёма и Игоря на новость о том, что Таня, возможно, не собирается возвращаться домой, была сдержанной — они, как видно, тоже ничему уже не удивлялись. Первый поиграл желваками, второй коротко выругался, и этим они ограничились. Анюта юркнула под бок к своему другу, прижалась лбом к его плечу и зажмурилась — в очередной раз старалась удержать слёзы.

Майя прошлась по комнате, постояла у окна, оцепенело рассматривая город, который медленно тонул в дожде и сумерках. Обернувшись, поймала на себе тревожный, жаркий, испытующий взгляд Артёма, из тех, какими не смотрят на посторонних — и краем сознания порадовалась тому, что Анюта слишком занята своими переживаниями, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме них. Не хватало ещё объясняться с ней насчёт Артёмовых пылких чувств и убеждать её, что эти чувства безответны. «Нужно попросить его контролировать себя, как раньше», — промелькнуло в голове, но сразу было вытеснено другими, гораздо более важными мыслями.

— Ладно, ребята, — громко сказала Майя, сцепив пальцы в замок и сжав руки так, что стало больно. — Времени разбираться, что творится в душе у Татьяны, у нас по-прежнему нет. Мы должны как можно скорее выяснить, с кем она связалась и что именно собирается украсть. Вы уже успели что-нибудь узнать?

— Я всех, кого вы просили, проверил, но не нашёл почти ничего полезного, — вздохнул Артём. — Позавчера в Москве не было только четверых — один путешествует по Камчатке, один улетел в Сингапур, и двое — супружеская пара — в свадебном путешествии в Европе. Остальные или здесь, или неизвестно где, — он возвратил Майе список, по-прежнему безнадёжно длинный.

«Будь у меня хотя бы один лишний день, — с тоской подумала она, — я присмотрелась бы к каждому из оставшихся, и если тот, кого мы ищем, один из них, я бы его обязательно узнала!» Но лишнего дня не было; до времени «Ч» осталось чуть более суток — и выглядело крайне неразумным тратить их на составление уймы психологических портретов, не имея ни малейшей уверенности, что среди них есть нужный.

— Мне тоже похвастаться нечем, Майя Михайловна, — признался Игорь. — В коллекции серебра никаких раритетов, действительно, нет. Все вещи там конца девятнадцатого — начала двадцатого века, названия мастерских и фамилии мастеров ничего мне не говорят. Зачем воровать из музея то, что можно купить в любом антикварном магазине?

— Да уж, — поморщилась Майя, — проще тогда обокрасть магазин.

— И у меня — почти ничего, — сдавленным голосом произнесла Анюта. — Из наших преподавателей, в последнее время из академии ушли только двое. Сурдова — в декрет, Мищенко — на пенсию. Я их обоих нашла в интернете. Ирина Сергеевна родила неделю назад. А Мищенко ещё в сентябре уехал в Италию, у него там сын.

— А студенты? — спросила Майя. — Неужели никто не вылетел после первого курса?

— Те, кто совсем «не тянет», у нас обычно вылетают зимой, после первой сессии, в «Бобруево» никого из них не было, — пояснил за Анюту Игорь. — Вторую сессию почему-то заваливают очень редко...

— Рома Глотов завалил, — неохотно выговорила она. — И пересдачу завалил, ты же знаешь. Ходил потом в деканат, уговаривал дать ему ещё один шанс. Но, думаю, с третьей попытки у него тоже ничего не получится. Технический рисунок — не его конёк.

— Кто такой Рома Глотов? — встрепенулась Майя.

— Парень из нашей компании. Вот, смотри, — дочка вывела на экран телефона фотографию веснушчатого сероглазого блондина с оттопыренными ушами и большим смешливым ртом.

Парень как парень.

— И что ты о нём скажешь?

— Да не знаю даже, мамуль, — на Анютином личике появилась забавная гримаска — должно быть, этот Рома Глотов тот ещё любитель корчить рожи. — Он смешной и хорошо танцует. В прошлом году он вился вокруг Тани, но всё, что от неё слышал: «Ромашка, мы с тобой просто друзья!» В этом году уже не вьётся.

— Нашёл себе девушку?

— Вроде нет. Наверное, просто надоело...

— Или почувствовал, что у Тани кто-то есть, — подхватил Игорь. — Но, если честно, я не думаю, что Глотов может быть тем человеком, который всё это устроил.

— Почему?

Он обменялся взглядами с Анютой.

— Рома у нас простой как три копейки, — с оттенком сочувствия заметила она. — Куда ему такое придумать?

— Но зато, — подал вдруг голос Артём, — если Таня ему нравится, он мог выяснить, в кого она влюбилась. Имею в виду, он мог оказаться гораздо внимательней, чем другие!

Майя кивнула:

— Верно. А можем мы прямо сейчас ему позвонить?

— Можем, конечно, — Игорь, не мешкая, отыскал среди своих контактов нужный номер. — И о чём мы будем говорить? Хотите, чтобы я спросил у него, с кем она встречается?

— Во-первых, мы всё-таки должны удостовериться, что он не в курсе, где она сейчас. А во-вторых, да, попробуем разузнать, известно ли ему что-нибудь про её личную жизнь.

Майя проинструктировала Игоря, что говорить, велела включить громкую связь и приготовилась слушать.

Рома Глотов откликнулся на втором гудке, и по одной лишь жизнерадостной лёгкости его интонаций стало ясно, что ко всему этому безобразию он не причастен. Игорь спросил приятеля, нравится ли тому фестиваль, получил в ответ длинную экспрессивную реплику, пересыпанную незнакомыми названиями групп и музыкальным сленгом, которого Майя не понимала — но то, что вчера вечером он был на фестивале, сегодня и завтра собирается туда же и ни чём другом даже не помышляет, она поняла вполне отчётливо.

— А Анька что, всё ещё болеет? — поинтересовался Рома, закончив делиться впечатлениями.

— Всё ещё болеет, — проворчал Игорь.

— Вот засада! Вы бы хоть Танюху отпустили, фиг ли ей с вами сидеть?

— А Таня и так куда-то умотала. И, кажется, не одна.

— Не одна-а? Сириосли? — удивился Рома. Удивился абсолютно искренне. — У неё кто-то появился?

— Похоже на то.

— Круто. Я за неё очень рад, — после секундной заминки ответил он, на этот раз немного покривив душой, и разговор опять перекинулся на фестиваль.

— Этот ваш двоечник ни при чём, — заключила Майя, как только Игорь отключился. — И с кем связалась Таня, он не знает. Очень, очень жаль.

Очередная надежда раздобыть новые сведения лопнула с печальным звоном, не продержавшись и десяти минут.

Часы в гостиной показывали 18.12.

— Так, друзья мои. Придётся одному из вас сегодня ещё раз прогуляться в музей, — объявила Майя.

— Я готов! — оживился Артём.

— Не вам, — качнула головой она. — Теперь поедет Игорь.

— Но ты же сама сказала, что в музее может дежурить шантажист, — забеспокоилась Анюта. — Если он увидит Игоря...

— Если он увидит Игоря, ничего плохого не случится. Запрета устраивать разведку на «месте преступления» от него, насколько я поняла, не исходило. Заодно и узнаем, следит он за нами или нет — если следит, с Татьяниного телефона непременно придёт сообщение с угрозами, чтобы вы не дёргались и даже не думали «соскочить».

— Я поеду, — отозвался Игорь. — Но объясните мне, зачем.

— Затем, чтобы разобраться, как там всё устроено. Много ли охранников, где они сидят, где находятся камеры видеонаблюдения, каковы правила прохода в хранилище и тому подобное. У тебя ведь тоже есть пропуск, с которым можно оставаться в музее, когда он закрыт для обычных посетителей?

— Разумеется, есть.

— Вот и прекрасно. Коль скоро Таня или тот, кто переписывался с вами вместо неё, солгали насчёт предмета, который собираются украсть, значит, вполне могли солгать и о способе совершения кражи. А нам, если до вечера пятницы мы не сумеем найти шантажиста, придётся всё же выполнить его требования...

Анюта ахнула и прикрыла рот ладошкой — похоже, до сего момента она верила, что авантюры с музеем удастся избежать.

— ...Или хотя бы притвориться, что мы вот-вот их выполним, — поспешно добавила Майя, — и было бы очень кстати знать наверняка, что нас ждёт.

— Сделаю, — парнишка кивнул и встал с дивана.

Анюта повисла у него на локте:

— Я с тобой!

— Ни в коем случае, котёнок, — Майя аккуратно, но решительно перетянула её к себе. — Твою мордашку там сегодня точно «светить» не следует.

— Не бойся, Асюнчик, ничего со мной не случится, — Игорь улыбнулся и поцеловал девушку в нос. — Часам к деcяти вернусь.

И, по-солдатски быстро собравшись, он отбыл в Музей старых мастеров.

Анюта, предупредив, что хочет побыть одна, спряталась за закрытой дверью у себя в комнате, а Майя с Артёмом переместились на кухню.

— У вас опять голова болит, Майя Михайловна, — не спросил, а констатировал он, уже давно приноровившись угадывать её самочувствие по выражению лица.

— Ничего страшного, — отмахнулась она. — Сейчас таблетку выпью — полегчает.

— От кофе вам хуже будет или лучше, как думаете?

— Не знаю, Артём. Кофе, в любом случае, не помешает — скорее всего, нам предстоит бессонная ночь. Хотя, если вы устали и хотите выспаться, вы можете...

— Поехать в гостиницу?

— Да.

— Поеду, если для вас так будет лучше. Но никак не для того, чтобы выспаться.

— Для меня так лучше не будет, — честно сказала Майя. — Мне гораздо спокойней, когда вы здесь. Только, пожалуйста, постарайтесь не смотреть на меня так, чтобы моя дочь решила, что я притащила домой молодого любовника.

— Постараюсь, — вспыхнув, пробормотал Артём и с крайне сосредоточенным видом повернулся к кофе-машине.


Продолжение следует...

[Барс]

Спасибо! 

[Ева Гончар]

Потом они пили кофе вприкуску с остатками Натэллиных сладостей и слушали, как барабанит по стеклу бесконечный октябрьский дождь. Майя попросила Артёма задёрнуть шторы — ей хотелось спрятаться от заоконной влажной черноты и хоть на полчаса притвориться перед самой собой, что ничего не случилось и это обычный домашний вечер, такой же, как сотни других вечеров. С притворством, конечно, не задалось, но сил постепенно прибавилось, и голова стала почти такой же ясной, как с утра.

Артём, смущённый Майиной просьбой контролировать даже взгляды, бóльшую часть времени внимательнейшим образом изучал содержимое своей чашки. Майя едва не задала ему вопрос, не увлекается ли он гаданием на кофейной гуще, но успела прикусить язык, чтобы не смутить бедолагу ещё сильнее. Сидеть напротив него ей было приятно. Попытайся она рефлексировать, легко бы поняла, что приятней всего — отсутствие необходимости «держать марку». При Артёме Майя могла себе позволить опустить голову и ссутулить плечи, выглядеть усталой и слабой, отчаявшейся и ничего не понимающей — вернее, просто не задумываться, как она выглядит. И дело было не только в том, что Артём — она нутром чувствовала! — принимает её такой, какая она есть, но и в том, что сам он тоже ничего из себя не строил, не притворялся тем, кем, на самом деле, не является.

Какими тайными тропами бродило в те минуты Майино подсознание, неизвестно, но почему-то она вдруг вспомнила, как познакомилась с Вадимом.

Ей было двадцать восемь лет. Она сидела на скамейке в Коломенском, посреди яблоневого сада. Яблони отцветали, и всё вокруг было усыпано бело-розовым «снегом» облетевших лепестков. Но любоваться им Майя не могла — она горько плакала от усталости и бессилия и так увлеклась этим занятием, что даже не заметила, в какой момент на её скамейке появился другой человек. Опомнилась лишь тогда, когда рядом с ней зазвучал роскошный театральный баритон: «Красивые девушки даже плакать умеют красиво, кто бы мог подумать!»

Она повернула голову — и увидела моложавого мужчину в белой рубашке и чёрных брюках, с потёртой кожаной папкой под мышкой. Мужчина смотрел на Майю с доброжелательным интересом; он не улыбался, но в глубине его серых глаз таилась усмешка. Уличных знакомств Майя не любила и обычно пресекала их в самом начале. Она и сама не знала, почему в тот раз ничего такого не сделала — может, потому, что голос и глаза мужчины сразу пришлись ей по душе, а может, просто нужно было выговориться, всё равно кому, лишь бы согласился слушать.

«Меня зовут Вадим, — встретившись с ней взглядом, сказал он. — А вас?» Майя попыталась вытереть слёзы, которые и не думали заканчиваться, и назвала себя. «Замечательно весеннее имя! — восхитился Вадим. Убедившись, что она не намерена сходу его отшить, он торопливо спросил: — Кто вас обидел, прекрасная Майя?» Она вздохнула: «Никто. Обстоятельства!» — и принялась рассказывать, полагая, впрочем, что он прервёт её, не понимая сути проблем. Однако Вадим с необычайным вниманием выслушал всё, что она была готова рассказать, и, закончив, Майя поняла, что лучшей «жилетки» не нашла бы, даже если бы искала специально.

«Обстоятельства» заключались в том, что внезапно она оказалась один на один с необходимостью улаживать все формальности, которые требуются для защиты кандидатской диссертации, и формальностей этих было так много, что Майя тонула в них и уже не надеялась выплыть.

В Москву она прибыла из Зауралья, никого здесь не знала и попросить о помощи не могла. Идея защищаться в МГУ принадлежала её шефу, считавшему, что Майина работа чересчур хороша для того провинциального вуза, в котором была написана. Шеф же и договаривался о защите с учёным советом психологического факультета. А после этого взял и заболел — лежал теперь в больнице с онкологическим диагнозом, и непонятно было, вернётся оттуда или нет.

Пришлось Майе ехать одной, не имея при себе ничего, кроме текста диссертации и отзыва научного руководителя — и, приехав, обнаружить, что в МГУ ей совершенно не рады и что её работу, так и быть, рассмотрят после летних каникул, «раз уж есть договорённость», но помогать не станут даже советами и созывать совет ради её предзащиты не станут тоже. Перспектива в одиночку готовить документы, искать оппонентов и рецензентов и договариваться с ними пугала Майю до отчаяния, но ещё больше пугала перспектива вернуться домой несолоно хлебавши. Помимо всего прочего, у неё совсем не было денег — позволить себе вторую поездку через полстраны она смогла бы ещё очень нескоро.

«Так, стало быть, вы психолог, — проговорил Вадим, когда Майя закончила. — А специальность у вас какая?» — «Медицинская психология». — «А я, представьте себе, астрофизик! — улыбнулся он. — Вы изучаете космос внутри, я изучаю космос снаружи — по-моему, нам сам Бог велел найти общий язык». Майя тогда удивилась и кажется, даже не поверила — повадками и обликом её случайный собеседник больше напоминал оперного певца, чем учёного. Но долго сомневаться не пришлось — театральным жестом он вручил ей свою визитку на английском языке, после чего заявил, что улаживанием подобного рода формальностей занимается систематически и повторить это ещё раз, для неё, ему будет приятно и несложно.

В сентябре она получила учёную степень; благодаря Вадиму, тяготы подготовки к защите обошли её стороной. Шефа успешно прооперировали, и он присутствовал на заседании учёного совета, млея от гордости за всё происходящее. Был там и сам Вадим, к тому времени успевший не только до беспамятства влюбить в себя Майю, но и сделать ей предложение, и получить согласие, и даже назначить дату свадьбы.

Счастливые воспоминания, связанные с Вадимом, причиняли ей боль, так что задерживаться на них она не стала. «Когда-нибудь потом, — подумала Майя, — когда история моей семейной жизни станет историей из далёкого прошлого, я переберу их все, вытру от пыли, расставлю на полочке и буду любоваться. Но заниматься этим сейчас — мазохизм в чистом виде!»

Она взглянула на Артёма, который до сих пор предавался «гаданию на кофейной гуще», и смутно поразилась тому, как мало у него общего с её мужем. Вместо харизмы и артистичности Вадима — повадки большого дружелюбного пса. Вместо аристократизма в облике — простое широкое лицо с румянцем во всю щёку, из-за которого Артём казался моложе, чем есть на самом деле. Вместо могучего интеллекта и эрудиции большого учёного — приземлённый практический ум управляющего гостиницей. Вместо спокойной и зрелой, выдержанной, как старое вино, любви мужа, которой Майя наслаждалась до недавнего времени — сумасшедшая юношеская страсть… положа руку на сердце, такой пылкости, как Артём, Вадим не демонстрировал даже в то лето, когда Майиным мужем ещё не был.

Добравшись в своих размышлениях до Артёмовой страсти, Майя опять замерла растерянно, как замирала минувшей ночью — по-прежнему не понимала, что с этим делать.

Из замешательства её вывела явившаяся на кухню заплаканная Анюта.

— Папа звонил, — сообщила дочка. И прибавила, не дожидаясь вопросов: — Я не стала брать трубку. Написала ему, что мы на фестивале и музыка очень громкая.

— А он? — поинтересовалась Майя, надеясь, что её голос звучит не слишком сухо.

— Он ответил, что у него всё в порядке, и спросил, как у нас дела. Я написала, дела нормально. Он велел передать тебе привет, когда мы с Татьяной будем с тобой разговаривать.

— Ясно. Послушай, дружочек… — осторожно начала Майя. — Может, нам всё-таки стоит всё ему…

— Нет! Не стоит! — перебила Анюта, мгновенно срываясь на крик. — Я не хочу, чтобы он узнал! Ни про музей, ни про «Бобруево». Или ты думаешь, что у них всё получится?! Что Таня украдёт, что хочет, и сбежит навсегда?..

— Что ты, моя хорошая, что ты… ничего такого я не думаю. Но у папы очень светлая голова, ты же знаешь. Возможно, он поймёт то, чего мы все не…

— Не надо, мама! Пожалуйста!!! — взмолилась Анюта, и матери ничего не осталось, кроме как согласиться.

Передышка закончилась. Ощущение большой беды, отступившее на несколько минут, позволив выдохнуть и собраться с силами, вернулось — и ледяной тяжёлой волной ударило в грудь.

— Я правильно понимаю, что всё упирается в это нехорошее видео? — проговорил Артём. — В то, что оно лежит на канале девочек и в любую секунду может быть открыто для просмотра? Это как дуло пистолета, приставленное к виску, да?

Анюта и Майя молча кивнули.

— И если бы мы смогли удалить его оттуда, — продолжил он, — проблема решилась бы сама собой?

— По крайней мере, Ане тогда не пошла бы в музей и нам не пришлось бы ломать голову, как предотвратить кражу. Но удалить видео своими силами мы не можем, — вздохнула Майя, — а обращаться к спецам из НИЭЦ нам нельзя.

— Но можно ведь найти спеца на стороне…

— Нельзя, Артём, — она печально покачала головой. — Это кино — не для посторонних глаз. А среди тех, кому мы доверяем, ни единого хакера, к сожалению, нет.

— Я бы не разрешила, даже если бы был, — буркнула дочка. — Я вообще никому не доверяю!

Артём призадумался, но вслух больше ничего не сказал.

Анюта поставила чайник и загремела жестянками с чайными смесями, выбирая подходящую — кофе они с сестрой не жаловали. Потом включила телевизор, где шло какое-то глупое ток-шоу, и, устремив глаза на экран, пристроилась на краешке кухонного дивана. Артём отпустил короткий комментарий, из которого следовало, что шоу ему знакомо, Анюта ответила. Убедившись, что телевизор завладел вниманием обоих, Майя потихоньку сбежала в гостиную. Ей нечего было поручить им до возвращения Игоря, но сама она знала, чем заняться.

Следовало ещё раз пересмотреть первую половину видео — ту, в которой в кадре мелькала Татьяна. Поскольку вычислить человека, с которым она сошлась на турбазе, логическими методами не удалось, значит, нужно призвать на помощь интуицию. Теперь Майя собиралась анализировать движения и взгляды. Кто смотрел на Татьяну чаще других? На кого смотрела она? С кем она избегала обмениваться взглядами? С кем смеялась? С кем танцевала? Кто и как танцевал рядом с ней?.. «Они же все там художники! — говорила себе Майя, нажимая кнопку воспроизведения. — Художники, а не шпионы и не профессиональные игроки в покер! У них эмоции должны быть видны как на ладони!»

Всё оказалось тщетно. Насчёт эмоций Майя, конечно, не ошиблась — они, и в самом деле, считывались с изумительной лёгкостью, однако совсем ей не помогли. Хорошенькая и бойкая Татьяна нравилась не только Роме Глотову, но и многим другим. Ей же самой по-настоящему не нравился никто; парни это чувствовали — и слишком близко не подходили. Чем дольше Майя всматривалась в хмельные весёлые лица, тем сильнее подозревала, что ошиблась: негодяя, который вовлёк её девчонок в неприятности, в «Бобруево» попросту не было!

В семь минут одиннадцатого вернулся Игорь. Анюта повисла на нём с порога, словно уже не чаяла увидеть; мордашка у неё стала почти счастливой. А Майе радоваться было нечему. Игорь ещё заговорить не успел, а она уже догадалась, что он привёз дурные вести. До визита в музей он был рассерженным, озадаченным и расстроенным, как человек, угодивший в неприятную и странную, но не особенно опасную историю. Теперь же на смену всему этому пришёл страх, ставший ещё более явным три минуты спустя, когда все четверо переместились в гостиную.

— Рассказывай, Игорёк, не томи, — велела Майя. — Что-то плохое узнал, да?

— Да. Я по порядку буду, ладно?..

— Конечно.

— Ну, в общем, приехал я туда за полчаса до закрытия — и сразу понял, что-то там не так.

— В каком смысле, не так? — удивилась Анюта.

— Не так, как описывала Таня? — предположил Артём.

— Не так, как описывала Таня. Он маленький вообще-то, музей этот — старинный особнячок с пристройкой, где хранилище. И охранников там, действительно, немного. Один следит за входом, другой — он тоже на первом этаже сидит — смотрит, что показывают камеры, и ещё двое дежурят на втором этаже. Но зато камеры там понатыканы везде, даже в переходе в пристройку.

— Где, якобы, никаких камер быть не должно, — вспомнила Майя.

— Угу. И датчики сигнализации тоже повсюду. Короче, охранная система там на уровне. Я высмотрел все эти датчики, дождался закрытия, убедился, что с пропуском академии могу оставаться в музее до половины двенадцатого, и двинул в запасники. У перехода, и правда, увидел охранников. Прикинулся дурачком, сделал вид, что их не заметил, так они меня остановили: куда, мол? Иду, говорю, работать с фондами. «А разрешение у тебя есть?» Разумеется, есть! Они полезли искать меня в списке, не нашли, велели возвращаться. Я возмутился: как это меня нет?! Я должен быть, мне обещали! И снова намылился в хранилище. Меня, типа, куратор там уже ждёт, вот он пусть и выясняет, почему моё разрешение не оформили вовремя. А они мне: иди, конечно, если невтерпёж, только куратора твоего там всё равно нет, никого там нет, хранилище заперто, служебный корпус поставлен на сигнализацию, и орать она будет так, что мама не горюй. Я говорю: и как бы я тогда попал в хранилище, даже если бы уже был в вашем списке? Если бы, говорят, ты там был, мы бы её ненадолго отключили и дверь открыли, чтобы тебя пропустить, а чтобы выйти обратно, тебе пришлось бы нам оттуда звонить — мы люди серьёзные, у нас и мышь не проскочит! — высказав всё это почти без пауз, Игорь притих, обвёл глазами столпившихся вокруг него слушателей, а потом спросил: — Вы же понимаете, что это значит?

— Это значит, что в хранилище попасть нельзя, — сказала Майя. — По крайней мере, тем способом, каким собирается попасть Татьяна.

— Да никаким нельзя способом, Майя Михайловна, — отмахнулся он. — Разве что вырубить сигнализацию и обезвредить всю охрану. Нажми там кто-нибудь «тревожную кнопку» — наряд через три минуты приедет, я думаю.

— Но оттого, что я буду маячить перед постом на втором этаже, сигнализация не выключится и охрана не обезвредится, — недоумённо вымолвила Анюта.

— А если насчёт сигнализации охранники наврали? — предположил Артём. — Не могли же они признаться, что у них там всё нараспашку — заходите, люди добрые, берите, что хотите.

Игорь помотал головой:

— Не наврали. Я ещё полчаса проторчал в соседнем зале — пока не явился старикан из списка. И я прекрасно видел, сколько действий пришлось совершить охране, чтобы он смог пройти в служебный корпус.

— Так, ребята… так… — Майя прижала пальцы к вискам. — Допустим, в запасники, и в самом деле, без особого разрешения не попадёшь. Анино присутствие в музее, в этом смысле, ничего не изменит. А что произойдёт, если в то время, пока она болтает с охранниками, Татьяна станет ломиться в закрытые двери, уверенная, что они должны быть открытыми?

— Переполох произойдёт, — быстро ответил Игорь. Было видно, что ситуацию он уже обдумал. — Сработает сигнализация, станет очень шумно. Но подкрепление вызывать не станут… имею в виду, если и вызовут, то не мгновенно. Сначала охрана решит, что это сбой в системе. Верхние будут грешить на короткое замыкание — они же никого не пропускали! А нижние увидят на мониторах двух совершенно одинаковых девушек в двух разных помещениях одновременно и в первый момент подумают, что это какой-то глюк. Разберутся они, конечно, очень быстро, но пока разбираются…

— Пока они разбираются, тот, кто всё устроил, успеет прибрать к рукам и вынести из музея нечто по-настоящему ценное, — закончила за него Майя.

— То есть Тане сказали, что она должна пойти в хранилище и забрать трофейный медальон, но, на самом деле, мы с ней нужны в музее только для того, чтобы отвлечь и запутать охранников? — сообразила Анюта.

— Да, Ась, выходит, что для этого, — мрачно подтвердил её друг. — И для того, чтобы потом отдуваться за кражу. А отдуваться придётся по полной программе — я догадался, на что нацелился наш вор и что он планирует сделать с украденным.


Продолжение следует...

[Барс]

Хорошенькая и бойкая Татьяна нравилась не только Роме Глотову, но и многим другим. Ей же самой по-настоящему не нравился никто; парни это чувствовали — и слишком близко не подходили.

Возможно, парни не соответствуют эталону настоящего мужчины, которым для Татьяны является папа? ))

И для того, чтобы потом отдуваться за кражу.

Близнецам запрещено вместе посещать музеи? Могут взять в оборот как соучастниц, но если сами не расколятся, то…+ мама подключит все свои связи и возможности + вор назначил время Ч перед самым закрытием музея, т.е вероятно, что факт кражи будет обнаружен не сразу - утром. Интересная складывается ситуация: вор должен быть в музее одновременно с близняшками и он не должен засветить свой фейс на камеры в момент кражи..

А отдуваться придётся по полной программе — я догадался, на что нацелился наш вор и что он планирует сделать с украденным.

Цель из выставки западно-европейского искусства шестнадцатого века? А  что он планирует сделать с украденным? Выставить в галерее?

[Ева Гончар]

Возможно, парни не соответствуют эталону настоящего мужчины, которым для Татьяны является папа?

Всё возможно. :)

Могут взять в оборот как соучастниц

И могут, и возьмут (если кража состоится). А если не поймают настоящего вора, так и крайними сделают, и мамины связи не спасут — скорее, мама сама с работы вылетит (учитывая ценность украденного и скандальности кражи).

Интересная складывается ситуация: вор должен быть в музее одновременно с близняшками и он не должен засветить свой фейс на камеры в момент кражи..

Это неважно. Даже если он не засветится, Таня его знает. И гарантий, что она его не сдаст, нет никаких. Либо ему нужно её убить (что проблематично, после того как её задержит охрана), либо самому дать дёру вместе с добычей.

[Барс]

Даже если он не засветится, Таня его знает. И гарантий, что она его не сдаст, нет никаких. Либо ему нужно её убить (что проблематично, после того как её задержит охрана), либо самому дать дёру вместе с добычей.

Ага, очень большой риск, а вор/шантажист не производит такого впечатления. Чем позже вскроется факт кражи, тем ему выгодней. Заменить оригинал достойной копией и все дела. Ищи потом ветр в поле ))

Чем дольше Майя всматривалась в хмельные весёлые лица, тем сильнее подозревала, что ошиблась: негодяя, который вовлёк её девчонок в неприятности, в «Бобруево» попросту не было!

С кем же тогда Татьяна общалась ночью? ))

[Ева Гончар]

С кем же тогда Татьяна общалась ночью? ))

А может, ни с кем? ;) Может, прав был Игорь, когда предположил, что она просто нашла тихий угол и там дрыхла? А признаться постеснялась - типа, все развлекались, сестра вон парня себе нашла, а она спала, как маленькая. ;)

[Барс]

Надо было очень постараться найти тихий угол среди царящего там веселья Тогда уж медвежий угол  

[Ева Гончар]

Глава 19. ДВОЕ ПОД ЗОНТОМ
 

Игорь пригладил волосы, переступил с ноги на ногу, собираясь с мыслями, затем уселся в ближайшее кресло, и остальные, кто куда, расселись вслед за ним.

— Когда я понял, что в хранилище не проникнуть, — не дожидаясь новых вопросов, начал он, — то есть, наверное, при большом желании, проникнуть можно, но девчонки в этом деле явно не помощницы… В общем, я решил посмотреть, можно ли что-нибудь украсть из залов. Постоянная экспозиция у них слабая, шедевров я не нашёл. Так же, как с той коллекцией серебра: похищать эти вещи из музея не имеет смысла — на аукцион их не выставишь, подпольные коллекционеры дорого не купят.

— А может, там есть предмет, об истинной ценности которого в музее никому неизвестно? — озвучила Майя свою недавнюю догадку.

— Я бы тоже так подумал, Майя Михайловна… не будь там сейчас предметов, об истинной ценности которых известно всем. Аська! — Игорь поднял глаза на девушку, сидевшую рядом с ним на подлокотнике кресла, — Нам с тобой стыдно должно быть, что мы раньше не сообразили! Посещение художественных выставок записано в учебном плане…

Анюта пожала плечами:

— Ну ты и скажешь, Игорюха… кто его соблюдает, этот учебный план?

— Похоже, его никто и не читает. Читали бы — не забыли бы. Я бы, во всяком случае, точно не забыл. Короче, у них там проходит выставка западноевропейского искусства шестнадцатого века. Вернее, проходила с начала лета — завтра заканчивается. И «гвоздь программы» на этой выставке — пять акварелей Альбрехта Дюрера.

— Я всегда думал, что Дюрер — это гравюры… — подал голос Артём.

Имя художника и у Майи тоже ассоциировалось, прежде всего, с хрестоматийными гравюрами.

— Гравюры, да, — кивнул Игорь. — Но живописцем и графиком он тоже был превосходным. Да «Зайца» же все, наверное, знают! Вот, смотрите, — парнишка достал телефон и вывел на экран картинку с очаровательным длинноухим созданием, и в самом деле, чрезвычайно известную. — Но «Зайца» в Москве, разумеется, нет. Его даже в музее Альбертина в Вене, где он хранится, выставляют редко. Сюда привезли два городских пейзажа и три маленьких ботанических зарисовки — насколько я понял, оттуда же, из Вены. В музее фотографировать было нельзя… потом найду в интернете и покажу, какие именно.

— То есть, по-твоему, единственное, что могло заинтересовать вора — эти акварели? — уточнила Майя.

— Не факт, что единственное — выставка интересная и большая. Но самое ценное там, безусловно, Дюрер.

— И сколько же он может стоить? — полюбопытствовал Артём.

— Про чёрный рынок не знаю даже примерно. На легальном аукционе оригиналы работ Дюрера легко бы ушли за миллионы евро.

Артём присвистнул:

— По ляму за каждую?! Нормальный куш!

— Мамочки… — ошеломлённо прошептала Анюта.

Майя промолчала — она лихорадочно свёрстывала мысленную картинку, и лишь когда сверстала, принялась задавать Игорю уточняющие вопросы.

— На выставке, я полагаю, тоже везде сигнализация и камеры?

— Конечно. Картины все с датчиками.

— А завтра вечером выставку будут демонтировать и готовить к транспортировке и датчики снимут?

— По всей вероятности, да.

— И что потом? Сразу повезут обратно в Вену?

— Упакуют и повезут. Скорее всего, перед упаковкой экспонаты проверит эксперт, чтобы убедиться в сохранности и отсутствии подмены.

— Угу. Значит, если ты прав, и вор, действительно, положил глаз на Дюрера…

— Боюсь, что я прав. Хоть в этом и нет ничего хорошего.

— …И если ты прав насчёт того, что девочки нужны лишь как средство для отвлечения охраны…

— Я прав, — с отчаянием повторил Игорь. — Если бы вы были там со мной сегодня, для вас всё стало бы таким же очевидным, как для меня!

— Я тоже склоняюсь к тому, что ты прав, — поджала губы Майя, — хотя предпочла бы, чтобы ты ошибся. Единственное, чем мне нравится твоё предположение — тем, что оно отчасти оправдывает Татьяну. Её, конечно, используют втёмную — а значит, либо она не в курсе, что именно будет украдено, либо её, как Аню, заставляют идти в музей «под дулом пистолета», либо и то, и другое вместе. Ну, и ещё… — она судорожно сглотнула, — ещё мы теперь можем быть уверены, что шантажист не собирается её убить, получив желаемое…

— Убить?.. — охнула Анюта.

— Да, малыш. Я… думала об этом. Раньше. Ему нельзя рассчитывать, что твоя сестра не сдаст его полицейским. Любит она его без памяти или боится, неважно! Если на неё хорошенько нажмут, она, в любом случае, назовёт его имя. Короче говоря, планируя ограбление, он должен был исходить из того, что Таня сдаст его, если про её участие в краже и про саму кражу станет известно полиции — и мог заранее решить её устранить. Но в том сценарии, который вырисовывается теперь, убивать свидетелей и сложно, и бессмысленно — личность вора, при любом раскладе, установят очень быстро. Вас с Таней неизбежно задержит охрана — будем считать это частью сценария. И пропажу картин обнаружат ещё до того, как вас отпустят.

— Тогда их уже не отпустят, — заметил Артём, — передадут полиции.

— Да.

— А наш «герой» исчезнет — и где-нибудь далеко-далеко начнёт жизнь другим человеком. С таким наваром он может себе это позволить.

— Верно, Артём. Именно так всё и будет, — согласилась Майя.

Кивнул и Игорь, пришедший, очевидно, к таким же выводам.

— Сценарий, я думаю, предполагается следующий, — продолжала она. — Завтра вечером преступник тоже будет в музее. Возможно, придёт как обычный посетитель и спрячется где-нибудь, как Таня. Или нет! Скорее, ему даже не придётся прятаться. Он совершенно точно связан с музеем — либо работает в нём, либо каким-то образом с ним сотрудничает. Иначе откуда бы он узнал, как там всё устроено и каков внутренний распорядок? Но к охранной системе он отношения не имеет и повлиять на неё напрямую не может. Итак, завтра вечером он тоже будет в музее, и времени у него будет в обрез. Как только начнётся переполох — а начнётся он, надо полагать, аккурат тогда, когда картины снимут с сигнализации, чтобы готовить их к перевозке, — преступнику придётся за считанные минуты вынуть их из рам, спрятать на себе и выбраться вместе с ними из музея. Дальше у него только один путь — в аэропорт. Фальшивыми документами он, надо полагать, уже разжился — задержать его в аэропорту просто по звонку из музея не удастся. Если он будет действовать быстро, то успеет вылететь за границу до того, как поднимут на ноги всю московскую полицию и разошлют ориентировки. В каком-нибудь европейском городе… в Париже, или в Лондоне, я не знаю… сразу по прилёту он встретится с перекупщиком — и вуаля… больше мы никогда о нём не услышим и похищенных акварелей не увидим.

— Рисковый чувак, — поднял брови Артём, когда Майя закончила.

— Чуваку, похоже, нечего терять, — пресным голосом сказал Игорь, — потому и рисковый.

— Неужели мы так и не выясним, кто он? — зазвенела близкими слезами Анюта. — И что мы будем делать, если не выясним?

— Мне кажется, я ошиблась, и на турбазе этого человека с вами не было, — проговорила Майя, глядя в сторону. Ей страшно не хотелось признаваться, что надежды найти злоумышленника своими силами у неё почти не осталось. — Но мы могли бы навести справки о сотрудниках Музея старых мастеров, и…

— Погодите, Майя Михайловна! — прервал её Артём. — Вам что чутьё подсказывает? Что он был на базе?

— Да. Но когда я пересматривала видео, я не увидела никого, с кем Таня могла бы…

— Ваше чутьё врать не может! Но глаз у вас замылиться мог. Пожалуйста, позвольте мне посмотреть. Я никого там не знаю, поэтому…

— Не надо! Не надо! Нет! — дёрнулась, как обычно, Анюта.

— Доченька!.. — подалась к ней Майя.

— Ты обещала, что никому не покажешь!!!

— Оно что, всё полностью… неприличное? — неловко спросил Артём.

— Первые десять минут там нормальные, — поморщился Игорь.

— Давайте, я посмотрю хотя бы эти десять минут. Прошу вас! Хуже от этого никому не будет.

Майя взяла Анюту за руку:

— Дружочек, не дури! Первые десять минут в детском садике можно показывать. Потом я выключу. Я знаю, когда надо выключить.

Анюта махнула рукой: делайте, мол, что хотите! — резко встала, отошла к окну и застыла перед ним, повернувшись ко всем спиной.

Игорь открыл ноутбук, и, переведя запись к началу, вручил Артёму.

Краем глаза поглядывая на экран, Майя дожидалась момента, чтобы нажать на паузу. Сказать по правде, она не верила, что новый зритель высмотрит нечто такое, чего она сама высмотреть не сумела — и согласилась только для очистки совести.

Но Артём вдруг нажал на паузу сам, лицо у него стало крайне озадаченным. Он занёс руку, намереваясь, видимо, отмотать назад, однако передумал и захлопнул крышку.

— Аня, — позвал он, — возвращайся к нам, я больше не смотрю. Всё, что нужно, я уже увидел.

Дочка обернулась.

— У меня к тебе будет просьба, — Артём кривовато улыбнулся. — Встань, пожалуйста, вон там, в дверях. Хочу кое-что проверить.

Расстроенная Анюта собиралась сказать что-то резкое, но взглянула на мать — и не стала.

— Встань там, котёнок, — поддержала Майя.

Она понятия не имела, что за предположение Артём вознамерился проверить, но сердце у неё колотилось в предчувствии близкой разгадки.

— Ладонь положи на косяк, ногу отставь в сторону, — велел Артём, когда Анюта остановилась в дверном проёме. Пару секунд её рассматривал, потом тряхнул головой: — Не годится! У тебя есть туфли на высоких каблуках?

— Есть, конечно.

— Надевай.

— Может, юбку ещё надеть? — хмуро осведомилась девушка, оттянув в стороны края широких домашних штанов из серого велюра.

— Не надо юбку, туфель хватит. И принеси, пожалуйста, зонт. Игорь, твоя помощь, похоже, тоже понадобится.

— Мне тоже обуться?

— Незачем. Раскройте зонт и встаньте под ним оба.

Ребята подчинились.

— Анюта, возьми Игоря под руку… Не так возьми, повыше… Вы не на светском рауте. И придвинься ближе, ногу вот сюда… — Артём прищурился, потёр подбородок; результат ему снова не нравился. — Блин! Не так. Слушай, представь, что вы гуляете в парке, под дождём, вокруг никого нет, и тебе очень хочется, чтобы Игорь тебя поцеловал.

Анюта скривилась, ясно было, что позировать ей неприятно, но прикрыла глаза, выдохнула — и то ли представила, то ли вспомнила такой момент, о котором говорил Артём. Мгновение — и она, юная, длинноногая, худенькая, коротко стриженная, прильнула к Игорю, как воплощение первой любви.

Майя ещё не понимала, что видит, только сердце билось всё сильнее — но Артём уже понял!

— Майя Михайловна, — хрипло проговорил он, — тот ваш рисунок, который я случайно увидел в «Сердце гор»… с дождём и осенью, помните? Вы ещё сказали, что он неудачный. Он у вас сохранился?

— Да. Я собиралась его выбросить, но забыла.

— Здорово, что забыли! Тащите его сюда.

Чемодан, нераспакованный, стоял в прихожей. Майя откопала в нём папку для рисования, достала незаконченную работу, принесла в комнату и положила на стол. Анюта и Игорь склонились над рисунком, едва не столкнувшись лбами.

— Ой! — сказала Анюта.

— Ой! — сказал Игорь.

Они переглянулись и посмотрели на Майю. Глаза у обоих были круглыми от изумления.

— Да что вы там такое увидели?! — рассердилась она. — Я же не Таню рисовала с её кавалером, а…

«…Вадима и Фиби!» — чуть не ляпнула она во всеуслышание, но ситуацию успел спасти Артём:

— Они увидели то же самое, что и я, — перебив Майю, мягко произнёс он. — Вы видите то, что задумывали, Майя Михайловна. А мы — то, что получилось на самом деле.


Продолжение следует...

[Catherine U]

По крайней мере, я угадала, что красть будут Дюрера.
А что же такое заметил Артем? Помнится, парочкой прогуливались КРаузе с какой-то спутницей. Или нет... Память к концу четверти играет злые шутки  Или спутница - Фиби?! Да я готова обвинить ее во всех смертных грехах 

[Ева Гончар]

По крайней мере, я угадала, что красть будут Дюрера.

Дюрера, Дюрера. :)

Или спутница - Фиби?! Да я готова обвинить ее во всех смертных грехах

Не переживай, у Фиби ещё будет возможность нагрешить. :))
Вадим и Фиби в этой парочке подразумевались Майей. По факту же там другие люди — те, кого знают Анюта и Игорь и кого только что опознал по видео Артём.