|
Ева Гончар
|
 |
« Ответ #243 : 18-Ноября-2017 21:24 » |
|
Глава 15. НОВЫЕ ВОПРОСЫ, СТАРЫЕ ОТВЕТЫ
Анюта долго продержалась без слёз — вздыхала горестно, украдкой вытирала глаза, но не рыдала и даже не всхлипывала. Волю она дала себе только тогда, когда Майя закрыла ноутбук и отложила его в сторонку, показывая, что «киносеанс» окончен. Словно кран открылся — слёзы снова хлынули потоком. И Майя, наконец, сделала то, чего давно и сильно желала — пересела к дочери, крепко прижала её к себе и дала возможность выплакаться всласть.
Сумбурные слова, перемешанные со слезами, скорее можно было угадать, чем понять на слух. Главное сомнение, разрывавшее сердце Анюте, было тем же самым, что у Майи: по своему ли желанию Татьяна всё это устроила — или её заставили. Бедняжка металась между страхом за сестру и обидой на неё, такой же обжигающей, как страх. Но сильнее всего её мучил стыд, который обиду и страх перекрывал.
— Я не знала, что это было так ужасно, мама… — выплёскивалось между всхлипами. — Я почти не помню, что мы делали у костра… Как мы по лесу с Игорем… и на лодке… помню… костёр… кусками… То ли было, то ли не было… Я забыть хотела, мама… как будто мне просто приснилось…
— Вот и ладно, доченька, вот и забудь. Всё было не настолько ужасно, как тебе кажется, — ласково приговаривала Майя, увещевая не только её, но и саму себя. — Подумаешь, поплясали нагишом у костра. Ерунда полнейшая, особенно в вашем возрасте. Ведь это же тот самый возраст, когда мы очерчиваем свои границы. Выясняем, что мы можем и чего хотим по-настоящему, а чего не хотим, даже если можем. Ну вот, ты и выяснила, что подобные игры — не для тебя. Только это тебе и стоит запомнить.
— Ты думала, мы хорошие… ты никогда ничего нам не запрещала… мы всегда гуляли, с кем хотели… куда хотели, ездили… Ты так доверяла нам… Ты так доверяла нам, мама, а мы…
— Я и теперь доверяю, дружочек. Тебе, во всяком случае, точно. Если бы ты в ту ночь… с кем попало спала — тогда бы я перестала доверять. Правда, не тебе, а себе. Решила бы, что совсем тебя не знаю. Но этого же не было! Если честно, ваши летние развлечения шокировали меня гораздо меньше, чем то, что твоя сестра собирается ограбить музей…
— Может, всё-таки не она?.. Она бы не стала так со мной…
— Может, и не она. Может, тот, к кому она ушла вчера на свидание. Мы всё выясним, родная моя, и ничего не будем красть, Таня вернётся домой, этого гадкого фильма больше никто не увидит…
— Никто не увидит… ладно… никто не увидит… но ты же видела! Теперь, когда мы куда-нибудь уедём, ты будешь думать, что мы опять…
— Хватит, доченька, хватит, перестань… ничего такого я не буду о вас думать… Вы у меня разумные девочки. Ты, во всяком случае, точно…
Разговор, если это можно было назвать разговором, шёл по кругу, но мало-помалу рыдания становились тише и вскоре прекратились совсем. Майя слегка отодвинулась и заглянула в расплывшееся от слёз, осоловелое личико. Впервые с того момента, как речь зашла о компромате, дочка подняла на неё глаза — но тут же спрятала снова. Майя поцеловала её в розовый распухший нос:
— Всё хорошо, котёнок. Я не сержусь и не думаю о тебе дурно. А то, что поломалось, мы обязательно починим, обещаю.
Вместо ответа Анюта широко зевнула, веки её смежились.
— Поспать — это самое правильное, — улыбнулась Майя. — Ты только дай мне свой телефон. Почитаю, что вы там понаписали, пока ты спишь.
— На, мамуль, читай, — нащупав под подушкой мобильный, Анюта протянула его матери.
Опрокинулась на постель и, вымотанная, моментально уснула. Руки в лиловых рукавах безразмерного домашнего свитера разметались в разные стороны, рот приоткрылся, лицо смягчилось и стало совсем детским. И хотя на нём по-прежнему лежала тень обиды, даже обида эта казалась теперь простодушной и светлой, как у ребёнка, которому не дали конфету.
Майе вдруг остро захотелось вернуться в те волшебные времена, когда излечить близняшек от любой невзгоды она могла объятиями и поцелуями. Внутри у неё заворочался и поднял голову самый главный материнский страх — не суметь защитить своё дитя. И если с бедой одной из дочерей она надеялась справиться, то про вторую не знала, что и думать. Не понимала даже, что страшней: если Татьяна сидит сейчас где-то взаперти и плачет от отчаяния — или если она, наоборот, танцует от радости, предвкушая скорое осуществление опасного замысла.
«Потом, — сказала себе Майя, — копаться в её душе я буду потом. И думать, почему вообще всё это стало возможным, сейчас тоже не время. Я не должна бояться… я ничего не должна бояться, иначе раскисну и от меня не будет толку. Она жива и здорова, потому что в пятницу вечером должна живой и здоровой появиться в музее — а значит, сейчас все эмоции нужно просто выключить!»
Но сказать было несравнимо проще, чем сделать.
Майя укрыла Анюту одеялом, поправила подушку, кое-как подоткнула простынь и, коснувшись губами прохладного влажного лба, перебралась обратно, на непривычную в своей аккуратности постель Татьяны. Посмотрела на Игоря, который так и сидел на стуле между кроватями, но деликатно помалкивал, пока его девушка проливала слёзы на маминой груди. Вполголоса поинтересовалась:
— Вы сегодня хоть что-нибудь ели, кроме завтрака?
Из кухни уже давно тянуло чем-то вкусным.
— Чай пили вроде, — ответил парнишка после паузы, словно не сразу вспомнил.
— Тогда давай ужинать. Аню потом покормим, как проснётся.
Кивнув, Игорь прикрутил до минимума регулятор яркости настольной лампы и хотел было встать, но передумал:
— Вы сначала прочтите переписку, ладно? Там не так много.
Майя устало вздохнула:
— Ладно, — и принялась читать.
— Что скажете? — спросил он, едва заметив, что она закончила, и столько надежды было в его голосе, что Майе стало не по себе.
«Господи, да ведь он тоже ещё ребёнок! — глядя в его распахнутые голубые глаза, осознала она. — Толковый и рассудительный, но ребёнок! Он так же, как Аня, уверен, что я любую беду разведу руками. А мне бы хоть малую долю их уверенности…»
— Что я скажу насчёт того, Татьяна это писала или нет?
— Да. Мы несколько раз перечитывали… пытались понять, но…
— Я тоже не поняла, Игорёш, — покусав губы, созналась Майя.
— Плохо… — тут же поник он.
— Ничего не поделаешь. Я разбираюсь в невербальных сигналах и устной речи, с текстами у нас работают другие люди, там свои нюансы. Но кому-то это показывать…
— Вы не хотите.
— Не хочу. По крайней мере, пока. Понимаешь, в чём сложность… Если бы мы точно знали, что Таню втянули в авантюру насильно, держат сейчас взаперти и шантажируют тем же самым видео, я бы сразу же позвонила своим. Наши спецы, от греха подальше, перехватили бы контроль над каналом. Таню стали бы искать и, возможно, нашли бы вместе с шантажистом раньше вечера пятницы. Если бы найти не удалось, ей бы позволили проникнуть в хранилище, а потом взяли «на горячем» того, кому она передаст медальон. По делу она бы шла как свидетель и потерпевшая. Но мы не знаем, Игорь… мы не знаем, жертва наша Таня или сообщница…
— Или вообще всё сама придумала…
— Она могла придумать кражу. То есть, я хочу сказать, мне и в это очень сложно поверить, но я хотя бы могу представить, что ей зачем-то потребовались большие деньги или что она, допустим, влюбилась в человека, которому нужен медальон… Кстати, ты не знаешь, нет ли у девочек знакомых немцев?
— Немцев?..
— Людей из Германии. Может, её угораздило влюбиться в… представителя того самого семейства, у которого свет клином сошёлся на этой вещи?
— Ни про каких немцев я не слышал.
— Жаль. Это бы сильно облегчило нам жизнь. Но ничего, справимся и без немцев. Про то, что ей внезапно понадобились деньги, ты тоже, конечно, не слышал?
Он покачал головой.
— Так вот, — продолжала Майя, — я ещё могу поверить, что Таня сама придумала кражу. Убедила себя, что это не преступление, а благое дело — ну, раз музей не согласился вернуть медальон по-хорошему, и всё такое. Но чтобы она сама придумала мучить и шантажировать свою сестру… Нет, Игорь, нет. Это придумал тот, кто сейчас рядом с ней. Кто-то циничный, беспринципный и изворотливый.
— И если она — не жертва, а сообщница…
— По большому счёту, Татьяна, в любом случае, жертва. Если тот человек подмял её под себя, если он может вертеть ей, как хочет… это гораздо худшее насилие, чем если ей угрожают и держат её под замком. Но следствие в таких тонкостях разбираться не будет. Сама согласилась — значит, сообщница, и никаких гвоздей. Так что лучше бы нам обойтись без следствия. По крайней мере, попытаться.
— Я так и думал, что вы решите не обращаться в полицию, — закивал Игорь. — Теперь понимаете, почему мы не стали ничего объяснять по телефону? Мы и писать бы не стали, просто вы не просили. Если выяснится, что вы знали о готовящемся преступлении, но никому об этом не сообщили, у вас, наверное, будут неприятности. А если ещё и Таня окажется виновата…
Майя поморщилась.
— Вы всё сделали правильно. Я сама решу, когда и кому рассказать. Сначала попробуем справиться своими силами. Нам нужно вернуть Таню домой, не допустить публикации видео и предотвратить кражу. Гадать о том, чего мы не видим, мы не будем — вытащим информацию из того, что есть. А есть у нас ваша переписка, видео и немножко сведений о медальоне. Насчёт медальона утром нужно будет навести справки… что за вещь, кому принадлежала раньше, сколько стоит, правда ли её пытались выкупить, и если да, то кто. Надеюсь, это поможет нам найти заказчика. Из переписки, к сожалению, понятно совсем мало. Вот досюда — до слов «Анька, я в тебе не сомневалась!» — писала точно Татьяна, и настроение у неё было игривое. Потом пауза, и тон изменился. Но с чем это связано: с тем, что кто-то забрал у неё телефон, или стал диктовать, или она сама решила, что игры закончились — я не знаю.
— Но разве то, что она не звонит, а только пишет, не означает, что, на самом деле…
— На самом деле, пишет не она? Нет, не означает. То есть, конечно, объяснение может быть и таким. Лично мне эта версия тоже нравится больше всего. Но есть и другие варианты. Например, Таня боится, что в обычном разговоре даст слабину. Или просто заботится, чтобы её не нашли. Отследить местоположение сотового телефона — раз плюнуть, ты же понимаешь. А сообщения можно отправлять через вай-фай с другого устройства — и вот их-то отслеживать гораздо сложнее. Короче говоря, всё, что мы сейчас знаем о Тане, с учётом её утреннего звонка — что вчера она ушла на свидание, добровольно осталась на ночь у того, с кем встретилась — вряд ли у кого-то другого! — и сегодня так же добровольно выспрашивала у Анюты, на многое ли та готова ради неё.
Майя умолкла. Говорить было тяжело, даже язык шевелился кое-как. Её казалось, что вместо мозга у неё в голове — огромные шестерни, с которых при каждом повороте осыпается ржавчина. Хотелось сию же секунду закинуть что-нибудь в желудок — там почти ничего не было со вчерашнего вечера — и отрубиться часа на три. Но во взгляде Игоря опять разгоралась надежда, и пришлось добавить кое-что ещё:
— Что же касается видео, Игорёк, то оно…
— Шантажист снял его три месяца назад, а значит, уже тогда всё запланировал? — встрепенувшись, озвучил парень собственную догадку — впрочем, не совсем правильную.
— Какие у него были планы, мы не знаем, но видео снимал вовсе не он, — возразила Майя.
— Почему вы так думаете?
— Ты тоже будешь так думать, если приглядишься внимательней. Представь себе, я рассмотрела, из каких цветочков был венок на Ане! Издали, на вечернем солнце… Как по-твоему, удалось бы такое снять телефоном или скрытой камерой? Конечно, нет. Серьёзная техника, серьёзная оптика… и ещё штатив. Пока было светло, снимали с рук; наверное, искали нужный ракурс. А ночью — явно со штатива. Это же сколько предметов — штатив, камера, объектив! Вы приглашали на праздник оператора или фотографа?
— Нет.
— Значит, кто-то привёз всё это частным порядком. А наш шантажист очень трепетно относится к своему инкогнито. Если предположить, что он был вместе с вами на базе и уже тогда готовил свой компромат, разве стал бы он рисковать, что его заметят с таким хозяйством? Приспособил бы где-нибудь скрытую камеру, и все дела. Качество записи, конечно, было бы так себе, но для скандала хватило бы. «Клёвый фильмец» не задумывали как компромат, Игорёк. Его задумывали как… эротическое кино для личной надобности. Уж в интернет-то его совершенно точно выкладывать не собирались.
— Но кто… — озадаченно начал Игорь.
— Кто-то из тех, кто в курсе, чего ждать от вашего праздника и как всё организовано на турбазе. У вас ведь той ночью, наверное, были не только голые пляски.
— Не только, Майя Михайловна. Пляски — это специально для перваков… Типа, чтобы раскрепостились. А так, там другие костры были, поменьше. Народ через них прыгал. По лесу ещё шатались с факелами, купались, в бане парились, пели, пили… кто-то лодку брал, как мы с Асей… На любой вкус, короче. Территория большая, развлечений полно.
— Я так и поняла. Главный костёр всегда устраивают на одном месте?
— Не знаю. Но в позапрошлом году устраивали там же.
— А обслуга была?
— На самой базе ночью не было. Встретили нас и ушли по домам. Осталась охрана на въезде, и всё.
— Ну, не охранники же бегали с камерой подсматривать за отдыхающими, правда? Разумеется, это кто-то из ваших. Тот, кто заранее знал, где будет шоу — и кому никак нельзя было развлекаться вместе с молодёжью, но, видимо, до смерти хотелось.
— Кто-то из преподов?! — изумился Игорь, когда до него дошло.
— Да. Я почти уверена, что мы его вычислим. Составим список всех преподавателей, которые были на базе, вычеркнем из него тех, кто попал в кадр в начале вечера, среди оставшихся поищем того, кто привёз штатив и камеру… Прежде чем сдать телефоны, вы же наверняка только и делали, что фотографировали?
— Угу.
— Значит, вполне могли щёлкнуть человека со специфическим багажом. Вам с Аней нужно будет проверить фотографии. Или вы просто вспомните, кто из ваших увлекается видеосъёмкой. Ну вот, а когда мы вычислим оператора, возможно, мы сумеем вычислить и того, кто… позаимствовал у него запись. Шантажист, я думаю, тоже каким-то образом связан с академией — раз понимает, чем обернётся для всех публикация фильма. Связан с академией, но не заинтересован в её благополучии, потому что иначе…
— Иначе публикация ударила бы и по нему тоже, я понимаю. Но вдруг он просто блефует и…
— Не собирается ничего публиковать, даже если мы не выполним его условия? Крайне маловероятно. Особенно если ему нужно убедить в серьёзности своих намерений не только нас, но и Таню, которая знает, кто он такой.
— Значит, сейчас мы должны пересмотреть видео и переписать всех преподов, которые попали в кадр, а потом… — Игорь вспыхнул таким энтузиазмом, словно готов был немедленно взяться за дело.
— Сейчас, Игорёк, мы должны поужинать и лечь спать, — остановила его Майя и призналась: — У меня уже голова выключается, если честно. Топай на кухню. Там, наверное, сто раз всё остыло.
Когда они выходили из комнаты, тишину, стоявшую в квартире, нарушил лаконичный сигнал Майиного мобильного. Почта. Майя глянула на часы — семнадцать минут второго. «Вадим, наверное, — подумала она. — Наконец-то вспомнил, что у него есть жена!» И заспешила в прихожую, где оставила сумку с телефоном, на ходу пытаясь решить, не скрыть ли, на самом деле, происходящее от мужа — или правильней будет выложить ему всё, как есть.
Но это был не Вадим, а полуночник Покровский.
Как выяснилось, Чулпан переадресовала ему просьбу навести справки об Алле и о владельце «Приюта в поднебесье».Чувствуя, что ещё немного, и она уснёт прямо на банкетке под вешалкой, Майя побежала глазами по строчками. Движение было механическим; Артёмовы неурядицы — последнее, что о чём ей хотелось сейчас раздумывать. Но, прочитав письмо один раз, она повторила это ещё дважды. И с каждым разом в голове прибавлялось ясности от новой волны адреналина, хлынувшей в кровь.
Сегодня Покровский не предлагал ей самой копаться в документах. Ёрничая, он поинтересовался, что за прекрасное место выбрала для отдыха без пяти минут начальница нового отдела — такое, где ей не дают покоя проходимцы и жулики всех мастей. И предоставил её вниманию составленную им короткую справку.
Как явствовало из справки, Давид Царгуш, владелец четырёх абхазских мини-отелей, в мире турбизнеса имел дурную славу. Он неоднократно бывал под следствием, но всегда выходил сухим из воды. Дурная слава, впрочем, у него появилась не из-за проблем с законом как таковых, а из-за того, с чем именно эти проблемы были связаны. В двух его заведениях был использован одинаковый сценарий. Царгуш втирался в доверие к хозяевам гостиницы по соседству и предлагал замутить совместный проект. В одном случае — строительство кафе, в другом — благоустройство пляжа. В каждый проект вкладывались немалые деньги, расходы делились пополам. Сразу по окончании совместной работы гостиница-конкурент прогорала и прекращала существование. Одна прогорела в буквальном смысле слова — случился пожар, после которого её закрыли. В другой произошло массовое отравление, и закрытия потребовала санитарная инспекция. Схема одурачивания конкурентов и расправы над ними выглядела прозрачной до крайности, но вину Давида и Аллы, в обоих случаях подвизавшейся у него администратором, доказать не удалось — по всей вероятности, они просто откупились.
В настоящее время, писал в заключение Покровский, в соседях у этой парочки — гостевой дом «Сердце гор», с которым они вместе достраивают горнолыжную трассу. Однако с «Сердцем гор» им ничего не обломится, ибо его владелец, Леонид Эдуардович Шубин — один из крупнейших питерских воротил на рынке недвижимости, товарищ хваткий и жёсткий, каких поискать. В прежние времена прозвище у него было у него Лёня-Щука, но, в действительности, он вовсе не щука, а тигровая акула — кого угодно сожрёт с потрохами и не заметит, и не Давидику Царгушу с ним тягаться.
Не находя в себе мужества поверить в те выводы, которые однозначно следовали из письма, Майя взялась его перечитывать в четвёртый раз, когда услышала голос Игоря, застывшего в ожидании посреди коридора.
— Майя Михайловна! Что-то случилось?
— Да. Нет. Не знаю… — потерянно отозвалась она.
Случилось, но не сейчас, а почти неделей раньше!
— Ужинать идём?
— Чуть позже. Скажи-ка вот что, Игорёшка… — в ответе Майя не сомневалась, но ощущала потребность его озвучить. — Анюта ведь не хотела мне звонить, не так ли?
— Не хотела, а вы как думали? Плакала и твердила, что готова не только музей обокрасть, а убить кого-нибудь, лишь бы вы… никогда не увидели этого фильма.
— Ты её заставил.
— Угу.
— И как тебе удалось?..
— Пригрозил, что уйду от неё прямо сейчас, если она не позвонит, потому что дура мне не нужна, — смутившись, объяснил он.
— И что, правда, ушёл бы? — вздохнула Майя.
— Да нет, конечно… Я же всё-таки её люблю. Но никакие другие слова на Асю не действовали.
— Спасибо тебе, Игорь, — от души поблагодарила она. — Боюсь даже думать, что было бы, если бы вы меня не вызвали. А теперь, пожалуйста, побудь с ней ещё полчасика. Ужинать я тебя позову.
— Но, Майя Михайловна, вы же сами велели… — видимо, что-то в её лице настораживало его и удерживало на месте.
— Побудь с Анютой, Игорь — повторила она со всей возможной твёрдостью.
Он беспокойным движением пригладил рыжеватые вихры и вернулся в комнату девочек.
Майя посидела ещё немного, собираясь с мыслями и силами, встала и, хватаясь за стену, пошла к Артёму — выяснять у него всё то, что нужно было выяснить ещё позавчера.
Продолжение следует...
|
