Соблазн осенних акварелей [закончено]

[Ева Гончар]

Проще всего найти "авторскую" погоду!

О, а вот про погоду можно поподробней? :)

[Ева Гончар]

Третью главу переименовала и урезала в объёме, так что для введения читателей в курс дела осталось не пол-главы, как планировала, а целая глава - четвёртая (и она уже где-то близко). Уф, потом начнётся полноценное действие. Это я, типа, сама себя успокаиваю. :) Даже не предполагала, что писать развёрнутые флэшбэки - такая мука!

[i-jаn]

Муки творчества! Сочувствую!

[Ева Гончар]

Глава 4. КОФЕ С КОНЬЯКОМ


На урок у Яниса Краузе Майя отправилась к семи часам вечера. Занимались они не в «Школе акварели», расположенной в небольшой пристройке к зданию академии, а в личной мастерской художника, на последнем этаже отреставрированной «сталинки», стоявшей на одной из набережных Москвы-реки. Собственно, в школе Майя была всего дважды: когда записывалась туда и когда присутствовала на первом групповом занятии. После того занятия Краузе предложил ей продолжить индивидуально, и она охотно согласилась. Он, конечно, мотивировал своё предложение тем, что заметил у неё «росток таланта», нуждающегося в развитии; Майя же полагала, что заметил он, прежде всего, её платёжеспособность.

Впрочем, истинные мотивы Краузе особенного значения не имели, поскольку он, действительно, оказался отменным преподавателем, а его мастерская — не только красивым, но удивительно спокойным местом, где стоило бывать просто ради того, чтобы отдохнуть душой. Нравился Майе и сам Янис Адамович, импозантный мужчина её возраста, чей портрет отлично смотрелся бы на обложке книги с биографиями художников — настолько хрестоматийными были его седеющие волосы до плеч, внимательные карие глаза, бородка клинышком, бархатные пиджаки и дорогие шёлковые кашне. Майя и сама не заметила, каким образом то, что начиналось как смешной эксперимент, обросло ритуалами и привычками и превратилось в существенную часть её жизни.

Первый из ритуалов — приезжать сюда на метро, когда позволяла погода, и от станции до дома прогулочным шагом идти по набережной. Созерцание вечернего городского пейзажа помогало Майе отрешиться от дневных проблем и настроить себя на нужный лад. Сегодня ни дождя, ни ветра не было, поэтому прогулка состоялась — но обычного своего освобождающего действия она, увы, не произвела. Майя прошагала два квартала, почти не глядя по сторонам; её мыслями владели Вадим и предстоящая ему встреча с Фиби, а кроме того, необходимость принять, наконец, решение относительно поездки — Артёму следовало позвонить до конца дня. Опомнилась она лишь тогда, когда нажала кнопку звонка, и за дверью мастерской разлилась соловьиная трель.

Краузе, как обычно, встретил Майю теплейшей из своих улыбок.

— Добрый вечер. Не устаю удивляться вашей пунктуальности! — заметил он, принимая у неё плащ.

— Здравствуйте, Янис Адамович, — улыбнулась в ответ Майя. — Не люблю заставлять людей меня ждать.

— Неужели я так никогда и не услышу, как вы зовёте меня просто Янисом? — слегка театрально вздохнул он.

— Боюсь, что не услышите, — отозвалась она ему в тон и развела руками. — Не огорчайтесь — у вас прекрасное отчество.

Тоже своего рода традиция! Обходиться без отчества Краузе попросил Майю ещё весной, вероятно, рассчитывая, что и она позволит ему обращаться к ней по имени. Майя отказалась, сочтя панибратство совершенно излишним, и причин передумать, у неё пока не появилось.

— Утешение, прямо скажем, не очень, — добродушно усмехнулся он. — Но ничего! Будет и на моей улице праздник! — и без перехода поинтересовался: — Кофе, Майя Михайловна?

— Разумеется. Могли бы и не спрашивать.

Мастерская представляла собой просторную комнату с двумя громадными окнами, из которых открывался шикарный вид на реку. Часть комнаты, отгороженную от основного помещения раскладной деревянной ширмой, отвели под уголок для отдыха. Ширма, снизу доверху украшенная рисунками в японском стиле, выглядела старинной. За нею прятались небольшой винтоногий диван, обтянутый гобеленом ручной работы, и овальный столик из чёрного дерева, инкрустированный серебром и перламутром. И если насчёт ширмы Майя ещё сомневалась, то диван и столик, однозначно, были антикварными и стоили сумасшедших денег. Это лучше всяких слов характеризовало хозяина мастерской — он не только был состоятелен и знал толк в изысканных вещах, но не боялся использовать их по назначению. Кроме дивана и столика, здесь разместились этажерка каслинского литья, а на ней, диссонируя с остальными предметами интерьера — современная кофе-машина.

Майя устроилась на диване, а Краузе принялся готовить кофе. Из-за ширмы появилась кошка, осмотрелась, повела аккуратными  ушками и, как обычно, нахально запрыгнула к Майе на колени.

— Привет, мохнатая, — поздоровалась Майя и почесала кошкин подбородок.

Кошку звали Офелия; она была беспородная, но очень красивая — четырёхцветная, феноменально пушистая, с изумрудно-зелёными глазами. Котёнком её подбросили под дверь мастерской. «Прогонять пожалел, — объяснил однажды Янис Адамович, — а забирать домой — какой смысл, если тут я провожу гораздо больше времени, чем там?» Семьи у него не было. Где-то на горизонте маячил взрослый сын, родившийся в недолгом раннем браке, но Краузе с ним общался мало и редко.

Здесь, в этом уголке, Майя провела немало хороших минут. По ту сторону ширмы, за мольбертом, она трудилась. Пусть и увлекательный, и приятный, и остро отличающийся от всего того, чем Майе приходилось заниматься на работе и дома, но всё-таки это был труд! Процесс её утомлял, а результат удовлетворял гораздо реже, чем ей хотелось бы. А вот пить кофе в компании Краузе было отдыхом в чистом виде. Майе даже необязательно было поддерживать беседу — говорил, по большей части, Янис Адамович. Темой для разговоров обычно становилось изобразительное искусство, к которому он — не только художник и преподаватель, но и владелец маленькой картинной галереи — умел подходить с разных сторон. Экскурсы в историю у него получались такими же мастерскими, как рассуждения о современных тенденциях.  Помимо всего прочего, Майя теперь всегда была в курсе, какие художественные выставки проходят в Москве и какие из них, по его мнению, стоит посетить — и порою следовала его советам.

Об академии почти не говорили. О том, что сёстры Смирновы — её дочери, Майя сказала Краузе при знакомстве: это они, мол, и посоветовали ей обратиться к нему. Он нахмурился, припоминая, потом кивнул: «Знаю-знаю, хорошие девочки, способные. Немного нетерпеливые, но в их возрасте это поправимо!» — и больше ни Майя, ни он о близняшках речи не заводили. Майе казалось не вполне этичным выспрашивать его об их успехах, а Краузе, похоже, и вовсе забыл, что она — мать двух его студенток.

Запахло кофе. Янис Адамович достал початую бутылку коньяка, цена которого, Майя знала, вполне соответствует цене дивана и столика. Три чайных ложки в Майин кофе — это тоже было ритуалом. Крепких напитков она не любила и просто так пить коньяк, предложенный ей в один из первых визитов, отказалась наотрез. «Хотя бы попробуйте, Майя Михайловна! Коллекционный, двадцатилетней выдержки!..» — уговаривал Янис Адамович. «Ладно, с кофе — попробую!», — не желая его обижать, сдалась, наконец, Майя. Он округлил глаза: «Портить такой напиток — это кощунство!» — но спорить не стал, сделал, как она попросила. Получилось неплохо, и с тех пор, под неизменное ворчание Краузе, кофе с коньяком Майя пила здесь всегда; хозяин пил то же самое, но по отдельности.

Вслед за бутылкой на столе должны были появиться две изящных позолоченных чашки из мейсенского фарфора. Но в этот раз традиция оказалась нарушена. Вместо чашек Майя увидела белые керамические кружки, расписанные ярко-синим растительным орнаментом. Она удивлённо приподняла брови.

—  Тех чашек больше нет, — заметив её движение, беспечно объяснил Краузе. — Моя дурында, — он кивнул на задремавшую на Майиных коленях Офелию, — ухитрилась разбить обе сразу. А эти мне ученик подарил — поглядите, какая тонкая работа!

Его слова неожиданно её покоробили, словно таилось в них какое-то лукавство. Но выводить Краузе на чистую воду Майе было незачем. Она взяла одну из кружек и поднесла к глазам. Роспись, и в самом деле, была изумительной — на первый взгляд, очень простая, она завораживала своей ритмичностью и заставляла всматриваться в детали.

— У вас очень талантливые ученики, Янис Адамович, — возвращая кружку на стол, сказала Майя.

— Невероятно талантливые, — с удовольствием согласился он.

Работ его учеников в мастерской было много. Помимо акварелей, в том числе незавершённых, — заниматься сюда приходила, конечно, не только Майя — тут были подаренные ему скульптуры, батики, мозаики, аппликации и другие штуки, названия которых она ещё не выучила. Все эти вещи казались Майе живыми; она легко различала в них то, что Янис Адамович называл «ростком таланта».

К немалому огорчению Майи, едва ли не единственным, на чём не хотелось задерживать взгляд, были здесь картины самого Краузе, скучные и плоские, как дешёвые открытки, хотя и очень техничные. Майя помнила, как сильно была разочарована, когда осматривала мастерскую, придя сюда впервые, и как мучительно придумывала слова похвалы, чтобы не слишком сильно сфальшивить. Но Краузе, разумеется, услышал фальшь и больше к своим работам её внимания не привлекал. Он не обиделся, из чего она заключила, что никаких иллюзий на свой счёт у него нет. И с тех пор прониклась к нему состраданием: до чего же больно и горько, наверное, быть «сапожником без сапог», осознавая собственную бездарность, человеку, столь тонко понимающему искусство, как он!

Округло и плавно двигаясь, Янис Адамович разлил по кружками кофе, сказал:

— Прошу! — и разместился на противоположном краю дивана.

Расстояние Майю вполне устраивало.

Чего греха таить, мужчиной он был привлекательным. Разве что ростом низковат — на полголовы ниже самой Майи. Всё остальное было при нём: неброское, мягкое обаяние, хорошо поставленный голос, правильные черты лица, подтянутое тело, а главное, редкая для сильного пола ухоженность. Рядом с ним показался бы неряхой даже Вадим, вообще-то склонный заботится о внешности. О своих достоинствах Краузе прекрасно знал — и не стеснялся ими пользоваться. Привычку очаровывать и обольщать Майя различила в нём с первого взгляда.

Поначалу Янис Адамович пытался играть в эту игру и с ней. Он подходил всё ближе, всё интимней становились его интонации, всё чаще — якобы случайные прикосновения. Майя игру не поддерживала — связываться с ним она не собиралась. Она бы не стала этого делать, даже если бы её браку уже пришёл конец. Короткие интрижки не были ей свойственны, а ничего другого от Краузе ждать не приходилось. Она прекрасно понимала, что женщины для него примерно то же самое, что коллекционный коньяк и старинные чашки — ни к чему не обязывающий источник эстетического и плотского удовольствия.

Да, Майя не поддерживала игру, но этого оказалось недостаточно — отсутствие явного протеста хозяин мастерской принимал за поощрение. И вскоре ей пришлось объясниться с ним начистоту. В тот раз он оказался совсем уж близко — почти вплотную встав позади неё и показывая, что, по его мнению, следовало бы изменить в её работе, он положил ладонь ей на запястье и замер в этой позе.

— Не стоит, Янис Адамович! — мягко проговорила Майя, высвобождаясь и поворачиваясь к нему лицом.

— Почему, Майя Михайловна? — удивился он — или сделал вид, что удивился. — Вам противно?

Ладонь у него была холёная, уверенная и тёплая.

— Дело не в том, противно мне или нет, — не стала врать Майя. — Просто это лишнее.

— Почему? Из-за вашего мужа? — Краузе снова взял её за руку и принялся покручивать обручальное кольцо. — Ну конечно. Вы порядочная женщина и не станете его обманывать.

Майя руку отняла и спрятала за спину.

— Не стану, вы правы. Но это не единственная причина.

— А какая ещё? Я вам не нравлюсь?

— Не настолько, чтобы пополнять собой вашу коллекцию, — ответила она напрямик.

Он понял. И слишком близко больше не подходил, наоборот, старательно держал дистанцию, хотя и пользовался любым предлогом, чтобы рассказывать ей, какая она потрясающая женщина. Кроме того, он всегда подмечал нюансы её настроения, обращал внимание на её облик и не стеснялся говорить вслух о том, что видит. Майя знала, что наблюдательность и сладкоречивость — непременные качества художника и соблазнителя, соответственно. Но слушать Краузе ей было приятно, а истинные его мотивы и в этом случае не имели значения.

Сегодня хозяин мастерской был неразговорчив. Потягивая кофе, он думал о чём-то своём — такое с ним иногда случалось. Майя ни разу не видела его расстроенным, раздражённым или подавленным, но в такие моменты, как сейчас, чувствовала, что его уравновешенность — результат блестящего владения собой. На самом деле, человек он эмоциональный и даже страстный. Любопытно, думала она иногда, коль скоро его темперамент не находит выхода в картинах, то в чём же тогда — находит? Краузе об этом помалкивал, а Майя сама не спрашивала.

На подоконнике бормотал архаичного вида радиоприёмник в деревянном полированном корпусе — тоже, наверное, антикварный. Как правило, в приёмнике «для фона» звучала классическая музыка, но сейчас передавали новости, и Майя  прислушалась. Новости шли столичные: изменение в расписании электричек, идущих с Киевского вокзала; открытие новой эстакады в Южном округе; подготовка к фестивалю «Окси-Бум» — тому самому, вспомнила Майя, куда собирались девчонки; последние дни работы выставки западно-европейского искусства шестнадцатого века…

— Утомили! — проворчал Янис Адамович, привстал и выключил радио.

— Хотите посидеть в тишине? — спросила Майя; опять что-то было не так, как обычно, но уловить, что именно, она не сумела.

— Мешают сосредоточиться, — он снова откинулся на спинку дивана, бросил на Майю неожиданно острый взгляд и вдруг признался: — Хочу задать вам личный вопрос, но не уверен, что позволите.

— Задавайте, Янис Адамович, — вздохнула она.

— Майя Михайловна, что вас мучает? — сразу же спросил он. —Такой озабоченной я вижу вас впервые. Я даже опасаюсь, что вы не сможете сегодня заниматься.

Она, конечно, не сказала бы ему главного:  «Меня мучает, что мой муж через пару дней встретится с девушкой, в которую влюблён, и на этом наша с ним семейная жизнь может закончиться». Но отказываться от приглашения излить душу не хотелось, и Майя решила обойтись полуправдой.

— «Мучает» — слишком сильное слово, — помолчав, ответила она. — Мне просто нужно принять решение. Пустяковое, если честно. Человек ждёт моего звонка, я обещала, что позвоню сегодня, но как с ним говорить — до сих пор не знаю.

— Это связано с вашей работой? — уточнил Краузе.

— Представьте себе, не с работой, а с отпуском. Мне предложили на недельку съездить на море.

— На море? Но это же прекрасно! Я бы и сам сейчас куда-нибудь, если бы мог… — Янис Адамович выразительно покосился за окно. — И что же вам мешает согласиться?

— Видите ли, у меня… проблемы. И если я сейчас уеду, это будет бегством и слабостью.

— А слабой вы быть не любите, я понимаю… — покачал головой он. — Ваши проблемы решатся, если вы останетесь в Москве?

— Не думаю. Вряд ли.

— Тогда не вижу повода для сомнений. Вы последний человек, которого я бы мог упрекнуть в малодушии. Отнеситесь к поездке не как к бегству, а как к возможности отстраниться от ситуации, взглянуть на неё со стороны, — Краузе всмотрелся в Майино лицо и прибавил, видя, что она по-прежнему колеблется: — Не забудьте взять с собой бумагу и краски. Путешествие — безотказный способ пробудить вдохновение. Уверен, вы привезёте в Москву работы, которыми мы с вами вместе будем гордиться.

«Вдохновение» дышало предвкушением чуда, а «с вами вместе будем гордиться» звучало как обещание. Щедрый на комплименты Майиным красоте, уму и душевным качествам, её работы Янис Адамович хвалил очень редко, любое его доброе слово было на вес золота. Он знал, что делает, когда авансом посулил похвалу — свою ученицу он изучил гораздо лучше, чем ей самой казалось. Но обо всём об этом Майя задумалась лишь много дней спустя, когда поняла, что именно разговор с Краузе стал точкой отсчёта, определивший ход дальнейших событий. А в тот момент она лишь переспросила, запустив пальцы в пушистый кошачий мех, чтобы успокоиться:

— То есть, по-вашему, мне стоит поехать?

— Определённо, стоит, Майя Михайловна!

— Мырр! — встрепенувшись, подтвердила Офелия.

— Видите, даже она со мной согласна! — засмеялся Краузе.

И Майя, не откладывая, чтобы не передумать, позвонила Артёму. Облегчение, зазвеневшее в его голосе, когда он воскликнул: «Полетите со мной? Правда?! Это же просто супер!» — убедило Майю, что она поступает правильно.


Продолжение следует...

[Барс]

Майя же полагала, что заметил он, прежде всего, её платёжеспособность.

Похоже, что не только платёжеспособность. Майя обеспеченная женщина, но в списке Форбс их семья не значится.

обтянутый гобеленом ручной работы

Эх...люблю гобелены

Янис Адамович достал початую бутылку коньяка, цена которого, Майя знала, вполне соответствует цене дивана и столика.

Ого.. он всех своих учеников так принимает? Сомневаюсь ))

хозяин пил то же самое, но по отдельности.

правило "трех Си": Cognac, Coffee, Cigar.

И с тех пор прониклась к нему состраднием: как больно и горько, должно быть, человеку, столь тонко понимающему искусство, как он, быть «сапожником без сапог», осознавая собственную бездарность!

Вспомнился Джимми Лэнгтон С. Моэм "Театр"
"....так как актер он был плохой. Он не мог умерить присущую ему экспансивность, и, хотя внимательно изучал и обдумывал свою роль, все они превращались в гротеск. Он утрировал каждый жест, чрезмерно подчеркивал каждое слово. Но когда он вел репетицию с труппой — иное дело, тогда он не переносил никакой наигранности. Ухо у Джимми было идеальное, и хотя сам он и слова не мог произнести в нужной тональности, сразу замечал, если фальшивил кто-то другой. - Не будьте естественны, - говорил он актерам. - На сцене не место этому. Здесь все - притворство. Но извольте казаться естественными."

— Моя дурында, — он кивнул на задремавшую на Майиных коленях Офелию, — ухитрилась разбить обе сразу.

Сразу обе? Может, это другая "кошечка" сотворила? ))

Отнеситесь к поездке не как к бегству, а как к возможности отстраниться от ситуации, взглянуть на неё со стороны

Прав. Хороший совет.

[i-jаn]

Ну вот! Когда читаешь такое на завтрак, весь день проходит тепло и удачно! Спасибочки!

[Ева Гончар]

Похоже, что не только платёжеспособность. Майя обеспеченная женщина, но в списке Форбс их семья не значится.

Ну, Краузе и сам не из списка Форбс. Главное, чтобы могла и хотела оплачивать (явно не дешёвые) занятия. ;)

Эх...люблю гобелены

Я тоже. :)

Ого.. он всех своих учеников так принимает? Сомневаюсь ))

На шести ложках коньяка в неделю не разорится. :)) Ему нравится жить на широкую ногу. Хотя не всех, конечно, он так принимает, кто бы спорил!

правило "трех Си": Cognac, Coffee, Cigar.

Точно. :) Сигары, кстати, тоже отлично бы вписались в образ. Просто некурящий автор с малокурящим кругом общения всё время забывает, что герои могут курить. :)

Вспомнился Джимми Лэнгтон С. Моэм "Театр"

Да-а, проблема у Краузе та же самая!
Обожаю "Театр", одна из любимых книг. :) И то, что он вспомнился... наверное, неслучайно. ;)

Сразу обе? Может, это другая "кошечка" сотворила?

Всё может быть. "Кошечки" там бывают в немалом количестве! :)

Прав. Хороший совет.

Что есть, то есть.

[Ева Гончар]

Ну вот! Когда читаешь такое на завтрак, весь день проходит тепло и удачно! Спасибочки!

:))) Приятного аппетита!

[Ева Гончар]

Глава 5. В РАЗНЫЕ СТОРОНЫ


Вечером в воскресенье Вадим уехал в Питер. Провожая мужа, Майя гнала от себя — но никак не могла прогнать! — ощущение, что прощается с ним навсегда. Человек, который возвратится домой шесть дней спустя, уже не будет её мужем.  

В то, что между ним и Фиби не произойдёт на конгрессе ничего судьбоносного, Майя не верила. «Я догадаюсь, если он мне изменит, — думала она, помогая Вадиму собирать вещи. Он не был беспомощным в быту, как порою свойственно учёным, но страдал рассеянностью, обострившейся в последние месяцы, и не отказывался от помощи. — Хотя, возможно, от физической измены он удержится. Возможно, он скажет с порога: прости, Маюш, я полюбил другую женщину! Пусть лучше так, это было бы честнее. Но хватит ли ему мужества на такой поступок? И хватит ли сил избежать соблазна?..» Мысли бродили по кругу. В то, что Вадим способен сделать выбор в её пользу, Майя не верила тоже.

В прихожей она окинула взглядом его рослую фигуру в тёмно-синем кашемировом полупальто и наглаженных чёрных брюках, почти такую же статную, как в молодости, и задержалась на лице, словно запоминала. Лицом Вадим, конечно, постарел — морщины бороздили высокий лоб, сбегали от крыльев «античного» носа к массивному подбородку, губы стали бледнее и тоньше, серые глаза потускнели, а брови тронула седина, — но всё ещё был очень хорош собой.

Для Майи, впрочем, внешность мужа никогда не была на первом месте по важности. Двадцать лет назад она влюбилась в его ум; у неё дух захватывало от точности и глубины его суждений. До встречи с Вадимом она и не знала, как здорово — чувствовать, что мужчина тебя умней! И это уж его качество, разумеется, никуда не делось, наоборот, с годами раскрылось полнее и ярче. Жаль только, что наслаждаться им в последнее время Майе удавалось всё реже — теперь у Вадима была другая любимая собеседница.

Прощальный поцелуй получился для Майи исполненным тоски, и горечи, и какой-то детской обиды — то ли на мужа, то ли на его американскую пассию, то ли просто на судьбу. Вадим, который мысленно, очевидно, был уже в Питере, Майиного состояния не заметил — или замечать не захотел. До боли знакомым жестом поправил очки, надел шляпу, взял зонтик и саквояж —в коротких поездках чемоданов на колёсиках он не признавал — и шагнул на лестничную клетку.  

— Хорошо тебе отдохнуть, Маюш!

— И тебе удачно съездить, солнце моё.

— Поцелуй за меня девчонок, — попросил, улыбнувшись, муж; близняшек, как всегда, не было дома.

— Непременно, — пообещала Майя и затворила за ним дверь.

Полчаса она потратила на то, чтобы прийти в равновесие, а затем стала собираться сама — вылетать предстояло рано утром.  

За окнами стояла глухая темень, по карнизу стучал холодный октябрьский дождь. В такую погоду особенно приятно было вытащить из шкафа купальники и лёгкие платья и пёстрым веером разложить их на постели, выбирая. «Но я ведь еду не только отдыхать, — напомнила себе Майя. — Я еду ради того, чтобы помочь Артёму. И времени в моём распоряжении будет не так уж много!» В чём, собственно, будет заключаться помощь, Майя до сих пор не задумывалась, ей было не до того — и теперь, перебирая летние вещи, решила наверстать упущенное.  

Итак, в «Сердце гор» происходят странные события — скорее нелепые, чем страшные, — которые, тем не менее, пугают постояльцев и угрожают репутации гостевого дома. Сверхъестественных причин у этих событий, ясное дело, быть не может — шалит кто-то из персонала, либо по собственному почину, желая напакостить Артёму, либо по заказу третьей стороны. Значит, вычислить нужно, во-первых, шалуна, а во-вторых, заказчика, если, конечно, тот существует. «Первый пункт, — рассудила Майя, — я возьму на себя. Понаблюдаю, поболтаю с людьми, и через пару дней догадка будет у меня в кармане. Но со вторым мне и самой понадобится помощь!» Артём клялся и божился, что неполадок с телефонами в «Сердце гор» больше не будет, так что в деле поиска информации она рассчитывала на своих коллег.  

Оставался ещё третий пункт: разобраться, кто автор «литературного творчества» на туристическом сайте. Первым, конечно, в голову приходил Вахтанг. Авантюрист со склонностью к мелкому хулиганству, самолюбивый и вспыльчивый, он вполне мог сочинить нечто подобное с намерением выпустить пар. Смущало одно: отзывы появились только в середине августа. Почему Вахтанг, если это был он, так долго ждал? Разумнее было бы выложить их зимой или весной, перед началом сезона. А кроме того, Вахтанг не из тех, кто будет многие месяцы вынашивать планы мести — остывает он почти так же быстро, чем вспыхивает.  

Что ж, третьим пунктом можно заняться прямо сейчас. Майя позвонила Артёму и попросила прислать ей адрес странички с отзывами.

— Момент, сейчас всё будет, — с готовностью отозвался он.

— И вот ещё что, — поразмыслив, продолжила Майя. — Узнайте, пожалуйста, у вашего дяди имена людей, которые хотели перекупить дом у него дом.

— Но как я узнаю? — озадаченно спросил управляющий. — С тех пор прошло очень много времени. А я пока не хочу...

— Я помню: вы пока не хотите вводить вашего дядю в курс дела. Но этого и не нужно. Скажите, что к вам опять обратился потенциальный покупатель. Назовите любое распространённое имя. Пусть будет... я не знаю... какой-нибудь Сергей Кузнецов. Спросите, не он ли интересовался домом раньше. Дядя ответит: нет, со мной связывались другие люди — и, возможно, сразу скажет, кто именно. Если номер не пройдёт, я попробую выяснить по своим каналам, но через вас будет быстрее и проще.

— Попытаюсь, Майя Михайловна, — согласился Артём.

В сущности, задача перед Майе была та же самая, что зимой: провести «расследование без расследования», то есть разузнать всё таким образом, чтобы никто не догадался, что она не просто так глазеет по сторонам и задаёт вопросы. Геройствовать, ловя злоумышленника за руку, она не собиралась — собиралась передать добытые сведения Артёму, а тот пускай поступает с ними, как сочтёт нужным.  

Получив ссылку, Майя сделала ещё один звонок — приветливому и безотказному мальчику Гоше из отдела информационной безопасности. Гоша задачу понял: установить если не автора, то хотя бы место, откуда были отправлены отзывы — и обещал сообщить о результатах завтра к вечеру.

После этого Майя закончила сборы, дождалась девочек, пожелала им хорошо провести время в отсутствие родителей — будить бедняжек в пять утра ей было заранее жалко, — выпила таблетку снотворного и улеглась спать.

Должно быть, она устала и переволновалась сильнее, чем думала, потому что будильник на телефоне на нужное время перевести забыла — и разбудил её, в результате, сигнал входящего вызова.

— Доброе утро, Майя Михайловна! — донёсся из трубки бодрый голос Артёма. — Я у вашего подъезда. Давайте, поднимусь и заберу ваш багаж.

Майя охнула, осознавая, что проспала, пробормотала: «Да какой уж там багаж!» — потом вдруг устыдилась того, что Артёму придётся ждать её в машине, и попросила подняться минут через пять. За это время лихорадочно умылась, почистила зубы и натянула одежду, но глаза так и не открылись, и голова оставалась тяжёлой и сонной.  

Окончательно Майя пришла в себя только в аэропорту, оттого, что в руки ей вложили крышку от термоса, наполненную дымящимся чёрным кофе — и с удивлением поняла, что почти не помнит, как сюда попала.  

— Вот сейчас вы, наконец, проснулись! — поймав её взгляд, разулыбался сидящий напротив Артём. — Я взял кофе, чтобы угостить вас в такси, но вы уснули раньше, чем мы двинулись с места.  

— Большое спасибо! — Майя пригубила напиток. Слегка подслащенный — как раз такой, какой она любила. — Регистрация уже идёт?

— Началась две минуты назад. Попейте, и пойдём.  

Артём оказался замечательно удобным спутником. С тех пор, как он возник в дверях её квартиры, беспокоиться стало совершенно не о чем. Плащ на плечах у Майи появился будто сам собой, и сами собой переместились сначала в лифт, а потом в багажник её вещи. Ей, кажется, даже не пришлось возиться, пристёгивая ремень — неудивительно, что в машине она сразу уснула. Отчего бы и не уснуть, если чувствуешь, что до пункта назначения тебя доставят в целости и сохранности, как закутанную в сто слоёв папиросной бумаги хрустальную вазу?

Галантность Артёма забавно контрастировала с привычной для Майи галантностью её мужа. Красивые жесты Вадима нельзя было не заметить — в них всегда была капелька рисовки: смотрите, мол, какая рядом со мной роскошная женщина и как хорошо я о ней забочусь! В действиях же Артёма ни малейшей рисовки не было; он просто вёл себя так, как считал правильным — обеспечивал Майе комфорт в путешествии. «Нормально ДЕЛАЙ — нормально БУДЕТ!» — вспомнила она надпись на толстовке, надетой на нём в четверг. И подумала, что эти слова прекрасно бы подошли ему в качестве девиза.

Идя вслед за Артёмом к стойке регистрации, Майя всё пыталась сообразить, на что похожа его способность быть незаметным и полезным одновременно — и, наконец, поняла: на выучку первоклассного официанта! Ей вдруг пришло в голову, что именно официантом парень и подрабатывал в студенчестве — но говорить об этом вслух Майя, конечно, не стала.  

Посадка прошла так же легко и благополучно, как всё остальное. Места достались самые подходящие, у запасного выхода, где оба путешественника сумели удобно разместить ноги. После того, как самолёт набрал высоту, Артём поинтересовался:  

— Будете дальше спать, Майя Михайловна?

— Не буду, — она подавила зевок. — Хватит уже, наспалась.  

— Ну, тогда я расскажу вам новости, — обрадовался он.

— Рассказывайте. Вы поговорили с дядей?

— Поговорил.  

— Как я понимаю, успешно?

— Более или менее, — качнул головой Артём. — Имя того... несостоявшегося покупателя дядя мне, действительно, назвал. Как выяснилось, покупатель был всего один. Но очень настойчивый.

— И кто же он?

— Некто Юрий Федюхин.

Имя показалось Майе знакомым, и, определённо, как-то связанным с Кавказом. Она пошевелила пальцами в воздухе в попытке поймать воспоминание, но оно помаячило и ускользнуло.

— Я тоже, кажется, про него что-то слышал, — заметив её движение, кивнул Артём. — Пытался погуглить, но без толку... Вернее, как — нашёл музыканта, спортсмена и двух врачей. Кому из них, по-вашему, мог понадобиться дом в Абхазии?

— Кому угодно, — отмахнулась Майя. — А дядя, выходит, кроме имени, ничего не сказал?

— Ничего полезного. Был ужасно раздражён — похоже, тот покупатель в прошлом году его достал! Сказал только, что в ближайшие десять лет продавать этот дом не собирается ни за какие деньги, и чтобы я больше не приставал к нему «с глупостями».  

— Ясно, — вздохнула Майя сочувственно. — Ладно, Артём, спасибо. Попрошу, чтобы для меня навели справки, какой-такой Юрий Федюхин положил глаз на «Сердце гор» и почему. А пока, давайте-ка, вы мне расскажете поподробней обо всех, кто сейчас у вас работает.

— Обо всех до единого? — уточнил Артём.

— Ну да. Начните с тех, кого я уже знаю. Как, например, дела у Натэллы? Сильно она грустит, что любимый племянник больше не приезжает к ней в гости?

— Да нет... По-моему, уже не грустит, — он задумчиво потёр подбородок. — Весной грустила, у меня даже спрашивала, не знаю ли я, почему Вахтанг перестал приезжать.  

— А вы что?  

— А что я? Отвечал, понятия не имею — как мы с вами и договаривались. Летом у неё и без него был забот полон рот, а осенью — пока не вспоминала.  

— Вы с ней ладите? — на всякий случай, уточнила Майя.

— Конечно. Она хорошая тётка, с ней трудно не поладить, — хмыкнул Артём.

— А Нури? С ним у вас тоже всё в порядке? Вы больше не ссоритесь?

— Вроде всё в порядке. Может, и ссорились бы, если бы у него было больше свободного времени. А так, он занят, я занят — выяснять отношения некогда, — тон у парня был беспечный, но движение желваков свидетельствовало, что обходиться совсем без стычек с Нури ему всё не удаётся.  

«Приедем — увижу сама!» — решила Майя и перевела тему:

— Что с Тамарой? Она всё такая же тихоня?

— Не поверите, стала ещё тише. С тех пор, как я уволил Олесю, буквально ходит по стеночке. Очень старательная, иначе, честное слово, я бы и её уволил — надоело, что она всего боится.  

— Да, кстати. А как там Олеся? Она ведь ушла от вас обиженной, не так ли?

Артём поморщился:

— Про Олесю я ничего не знаю. Она была не местная и почти сразу уехала на родину.  

— Угу, — Майя легонько побарабанила пальцами по подлокотнику, укладывая в голове полученные сведения. — Поехали дальше, Артём. Теперь давайте про новеньких.

— Новеньких у нас трое...

— Я помню: вторая горничная и ваши с Нури помощники.  

— Нури своего помощника привёл сам — это его родственник. Дальний — четвероюродный племянник, что ли. Зовут Муратом. Он очень... неразговорчивый, но очень исполнительный. К Нури относится с большим почтением, а тому только того и надо. Горничная — Мадина, невеста Мурата. Они к нам, собственно, вместе и пришли.

— И как вам Мадина? — Майе почему-то представилась энергичная девица, жених которой смотрит ей в рот — явно ведущая в паре.  

Артём немедленно подтвердил догадку:

— На редкость практичная и целеустремлённая особа. Из тех, вы знаете, кто способен от младшего курьера вырасти до директора компании. Мадина отлично работает. Но вряд ли она у нас надолго задержится.  

— Остался ваш помощник...

— Павлик. Он тоже к нам пришёл не по объявлению. Сын маминой подруги. Мама очень просила помочь тёте Люде и куда-нибудь его пристроить. Два года назад он получил диплом и никак не мог найти работу. Учился он, кстати, там же, где и я — в Сочинском университете — но на восемь лет позже. Ну вот... а я как раз, когда мама попросила, начал задумываться о помощнике. Потому и согласился взять Павлика.

— Понятно. И что же Павлик? Оправдал ожидания?

— Да не было у меня ожиданий, — пожал плечами Артём. — Тёти-Людин «сыночка» всегда был рохлей. Но в целом, ничего — звёзд с неба не хватает, но справляется.  

Он умолк, Майя молчала тоже — не столько обдумывала сказанное, сколько рассматривала своего собеседника. Собеседник нервничал — хотя и поменьше, чем в четверг, но всё ещё очень заметно. И собеседник темнил — не то чтобы врал напропалую, но явно старался скрыть нечто важное. «Он знает, что я это замечу. Знает — и всё равно недоговаривает. Значит, вытягивать его на откровенность бессмысленно — он просто-напросто откажется отвечать!» — подумала Майя. Но попытаться всё же решила.  

— Артём, — проговорила она настолько тихо, насколько позволял монотонный гул двигателей. — Скажите честно, у кого из персонала есть на вас зуб? Знаете, как бывает — мелкие обиды накапливаются незаметно, пока однажды не...

— Надеюсь, ни у кого! — посмотрев ей в глаза, неожиданно резко перебил управляющий. — Новогоднего... инцидента мне хватило. Со всеми разногласиями я стараюсь разбираться сразу.  

— Хорошо-хорошо, насчёт «зуба» я не настаиваю. Но тогда, может быть, наоборот? Имею в виду, может быть, вы... неравнодушны к кому-то из своих подчинённых?

Поверить в то, что Артём увлёкся овечкой Тамарой или «практичной и целеустремлённой» чужой невестой Мадиной, Майе было сложно — однако ей очень хотелось увидеть его реакцию.  

— Я не смешиваю работу с личными отношениями, — ещё более резко сказал он, и румянец на его щеках стал жарче. — Послушайте! Я просто честно делаю своё дело и жду от людей того же самого. Тех, кто работает хорошо, я поощряю. Кто меня обманывает или не справляется — наказываю. Любовь и ненависть в этой схеме совершенно лишние.

— Не сердитесь, Артём, — Майя мягко коснулась его плеча. — Вы прекрасный администратор, я в этом уверена. Но сейчас вы морочите мне голову, и я никак не могу понять, почему — отсюда все эти неприятные вопросы.

Повисла пауза, а потом он сказал, глядя в сторону — и голос его звучал уже не резко, а как-то жалобно:

— Простите, Майя Михайловна. Я не морочу вам голову. Просто пока не хочу делиться своими догадками. Лучше, если ваше первое впечатление будет непредвзятым. Пожалуйста, не надо меня пытать!  

— И охота вам играть в таинственность, — вздохнула она, удостоверившись, что по доброй воле со своим секретом он не расстанется. — Хотите молчать — молчите, что я могу поделать? Но потом...

— Потом вы, конечно, всё узнаете, — поспешно посулил Артём, и до конца полёта о проблеме, которая свела их вместе, они больше не говорили.


Продолжение следует...

[i-jаn]

Мяяяооооооууууу! Еще хочу!!!!

[Ева Гончар]

:))) Будет. Флэшбэки миновала — надеюсь, теперь пойдёт пошустрее.
Только я почему-то всё время промахиваюсь: там, где, по моему плану, должно быть полглавы — получается целая!

[Ева Гончар]

Ну и... эм... как обычно, предлагаю сыграть в угадайку. :)
Как вы думаете, что скрывает Артём?

[i-jаn]

Может Мадина привлекал внимание Артема (это была ее инициатива), а Мурат приревновал?

[Барс]

Может Артем не все договаривает про Павлика? Возможно, они дружили Допустим: у Павла была девушка (он называл ее "зайка"  ), Артем вмешался в их отношения (отбил девушку), Павел не показал своих истинных чувств ("Месть - это блюдо, которое нужно подавать холодным") поэтому Майя и услышала "— Тёти-Людин «сыночка» всегда был рохлей."

[Ева Гончар]

а Мурат приревновал?

И, типа, из ревности стал пакостить? :)

Может Артем не все договаривает про Павлика? Возможно, они дружили

Разница в возрасте великовата для дружбы. :) А в остальном - почему бы и нет? ;)