|
Ева Гончар
|
 |
« Ответ #58 : 01-Июля-2017 08:11 » |
|
Глава 3. НЕЖДАННОЕ
К утру дождь прекратился, но небо по-прежнему закрывали тучи, такие низкие, что казалось, они цепляются за дома и деревья и оставляют на них белёсые клочья. Начало октября, обычно баловавшее горожан теплом и солнечным светом, в этом году выглядело концом ноября. Листва совсем пожелтела, промозглый ветер безжалостно обдирал её с веток, и было легко поверить, что со дня на день ляжет снег. А в Абхазии ведь, и правда, всё ещё лето, подумала Майя, спускаясь с крыльца подъезда и аккуратно обходя ночные лужи; новые замшевые сапоги сегодня были предусмотрительно оставлены дома. Ей снова захотелось уехать — туда, к буйной субтропической зелени, вкусному воздуху, живописным горам и притягательному морю. Она понимала: там ей будет проще пережить следующую неделю — неделю, которую Вадим проведёт в Питере в обществе Фиби Тайлер. Смущало, однако, именно это «проще» — убегать от трудностей Майе претило.
О том, что Вадим влюбился, его жена догадалась уже давно. Сначала от подозрений она отмахивалась, напоминая себе, как перед Новым годом выдумала проблему на ровном месте. Но чувство, что умом и сердцем мужа завладела другая женщина, не уходило — наоборот, становилось крепче с каждым днём, и даже зимний всплеск недоверия выглядел теперь тем самым дымом, какого не бывает без огня. Окончательное прозрение наступило в конце весны, в отпуске, который вся семья провела на Сейшелах, и миг, когда это произошло, глубоко врезался в Майину память.
Придумал и организовал поездку Вадим — он то ли по сей день терзался угрызениями совести из-за испорченных, в его понимании, зимних каникул, то ли сам искал возможности возвратить гармонию в свою семью. Всё прошло как по маслу: перелёты утомили Майю меньше, чем она опасалась, отель оказался лучше, чем на картинках, погода была безупречной, пляж — упоительно-безлюдным, а океан — таким дружелюбным и тёплым, что сутки напролёт хотелось проводить в воде.
День рождения Майи — ей стукнуло пятьдесят, но никакого желания праздновать юбилей на широкую ногу у неё не было — отметили обедом в чудесном ресторане на сваях. Под стеклянным полом покачивалась прозрачная лазурная вода; океанский бриз влетал в распахнутые окна, играл салфетками и путался в волосах; Вадим в застёгнутой на две пуговицы «гавайской» рубашке, прикрыв глаза от удовольствия, тянул коктейль; девчонки, которым нравилось тут абсолютно всё, смеялись над какой-то ерундой — Майя же любовалась всеми троими и думала о том, что жизнь, как ни крути, отличная штука.
А потом мужу позвонили.
Он вытащил телефон, мельком взглянул на экран, пробормотал: «Простите, друзья мои, работа!» — и, поднявшись, торопливо пошёл по мосткам к берегу. Вернулся минут через десять, и щёки у него так разрумянились, глаза так ярко блестели, а губы так старались не растянуться в улыбке, что даже слепой догадался бы: звонили не по работе.
Вечером того же дня Майя, которая не могла и не хотела больше себя обманывать, выяснила, кто его пассия. Сделать это оказалось до смешного просто, несмотря на то, что среди контактов мужа в социальных сетях женщины присутствовали во множестве. Вадим любил женщин, и они платили ему взаимностью. Всякой из них он умел сказать комплимент, изящный и лёгкий, как лепесток цветка — несколько добрых слов, от которых теплело в груди, но которые невозможно было истолковать как обещание чего-то большего. Фиби Тайлер была одной из многих, с кем Вадим общался в комментариях — но единственной, кому он совсем не говорил комплиментов, при том, что беседовали они подолгу и часто. А обострённое, трепетное внимание, с каким супруг относился к каждому слову этой девушки, напомнило Майе, как он прислушивался к ней самой в первые годы их брака.
В публичной переписке Вадима и Фиби между строк Майя прочла всё, что ей требовалось. Познакомившись осенью прошлого года в Аризонском университете и покорпев над общим проектом, эти двое крепко увлеклись друг другом, однако любовниками пока не стали. Тоска людей, которые мечтают быть вместе, но знают, что это неосуществимо, и маята неутолённого желания в их репликах просматривались вполне отчётливо.
Окажись Вадимова пассия молоденькой искательницей приключений или, наоборот, скучающей дамой средних лет, решившей разбавить семейную рутину романом на расстоянии, Майя, наверное, спокойней бы приняла случившееся. Она бы знала тогда, что всё это — ненадолго, вопрос лишь в том, кто из двоих перегорит быстрее, Вадим или его подруга. Но Фиби, доступную информацию о которой Майя изучила вдоль и поперёк, была иной. Не слишком юная, не красавица, хотя и очень милая, умненькая, блестяще образованная и быстро делающая карьеру в космической отрасли, она была одинока и отчаянно нуждалась в любви. Именитый русский астрофизик, возможно, стал первым, в кого она влюбилась по-настоящему. Читая записи девушки, рассматривая бесчисленные фотографии, Майя то и дело замечала, как много общего у неё и Фиби, и горько думала: «Она такая же, как я. Почти такая же... на восемнадцать лет моложе».
Остаток поездки Майя, почти все силы которой уходили на то, чтобы «держать лицо» перед семейством, искала ответ на сакраментальный вопрос: что делать?
Как бы то ни было, Вадим оставался для неё самым близким человеком, она по-прежнему любила его и расходиться с ним немедленно не собиралась. Та страсть, которую она прежде к нему испытывала, конечно, давно утихла, но чувство, возникшее на месте страсти, было куда прочнее и глубже. К новым увлечениям Майя не стремилась, да, по правде сказать, вряд ли ещё была на них способна; она хотела тихо состариться рядом с тем, с кем столько времени жила душа в душу. И хотя мысль о разводе не вызывала у неё паники — девочки выросли, сама она крепко стояла на ногах и не боялась одиночества, — но рушить устоявшийся уклад только из-за того, что Вадим «запал» на другую женщину, казалось Майе нелепым и бессмысленным.
С одним она точно не стала бы мириться — с наличием у мужа любовницы. Вадим об этом, разумеется, знал; вероятно, именно это и мешало ему перейти черту, отделяющую платоническую связь от измены.
И Майя решила ждать. Просто ждать, не подавая виду, что обо всём догадалась. Молодость и пылкость, как у Фиби Тайлер, взять ей было неоткуда. Но всё прочее, в чём нуждался муж: и ум, и чуткость, и душевное тепло, и привлекательная внешность — оставалось при ней. «Вадим не из тех, кто способен годами вести двойную жизнь, — сказала себе она. — Рано или поздно ему придётся выбрать между мной и Фиби, и лучшее, что я могу сделать — не мешать ему в этом!»
С момента возвращения в Москву и по сей день Майя старательно следовала своему решению. Но чем дальше, тем мучительней было ждать, тем сложнее — изображать спокойствие, и тем чаще она сомневалась, что поступает правильно. Порой она ловила себя на том, что сама была бы не прочь поторопить развязку.
Спасение от любых невзгод Майя прежде находила в работе и теперь поступила бы точно так же, если бы жизнь её сразу после Нового года не изменилась забавным и неожиданным образом.
Тогда, возвратившись из Абхазии, она была твёрдо намерена «расставить приоритеты» и бóльшую часть своего времени отныне отдавать семье. Ей мнились не только семейные ужины, пролетающие как миг в разговорах обо всём на свете, но и совместные вылазки на выставки и в кино, совместные прогулки по выходным. Майя представляла, как займётся тем, чем не занималась много лет — как станет печь пироги, гладить мужу рубашки, ходить по магазинам с девочками — и надеялась, что никогда больше ей не придётся корить себя за недостаток внимания к близким. О Фиби Тайлер она тогда ещё не знала.
Мечта о семейной идиллии, увы, не сбылась. Вадим, как и прежде, был поглощён своей наукой; он кажется, даже не заметил, что его жена гораздо больше времени теперь проводила дома. Дочерей затянуло, увлекло, закружило водоворотом студенческой жизни; общаться с родителями им теперь было совершенно недосуг. Единственный пункт плана, который Майе удалось осуществить — резко уменьшить количество работы.
Сразу после зимнего отпуска она объявила начальству, что не готова и дальше вкалывать без выходных по двенадцать часов в сутки — мол, возраст и силы у неё уже не те. Начальник, большой полицейский чин, по совместительству — бывший одноклассник, тот самый, который десять лет назад позвал её работать в НИЭЦ, научно-исследовательский экспертный центр МВД, в ответ лишь махнул рукой: «А я тебе давно говорю, Шустова, что ты себя не бережёшь. Сбавь обороты, ты нам нужна здоровая!» Пообещал, что отныне без крайней необходимости работать сверхурочно она не будет — он и сам не потребует, и другим требовать не позволит — и, как ни странно, сдержал слово. Правда, «крайняя необходимость» в их конторе возникала исключительно часто. И всё-таки нынешний график нельзя было даже сравнивать с тем, в каком Майя жила предыдущие годы.
Сложнее всего оказалось смириться с переменами двум Майиным балбесам-аспирантам, привыкшим, что шефиня делает за них чуть ли не половину работы. И самой Майе, первые недели просыпавшейся в холодном поту от страха что-нибудь «запороть». Но постепенно она привыкла: мир не рухнул, группа не развалилась, экспертизы проводились в срок, аспиранты совершали приемлемое количество ошибок. К середине марта всё утряслось. К тому времени Майя уже осознала, что мама-домохозяйка её семейству не требуется, но возвращаться к прежнему образу жизни не захотела — и душа, и тело взывали об отдыхе.
И вот тогда-то в Майиной жизни появилось то, чего не было со школьных времён, а именно — любимое хобби. Майя стала учиться рисовать. Вернее, вспоминать забытое. Художественный талант близняшкам достался от неё, и они, в отличие от матери, решили реализовать его в профессии. Сама же она, избрав другую стезю, кисти и краски совсем забросила. Прежде мучиться сожалениями было некогда. Но теперь Майя словно открывала себя заново. По вечерам, оставаясь одна в пустой квартире, она рассматривала развешанные повсюду работы дочек — и ловила себя на том, что к естественной материнской гордости примешивается раздражение. Она недоумевала и злилась сама на себя, а потом сообразила, что источник раздражения — обыкновенная зависть! Ей просто-напросто самой захотелось превращать в цвета и линии всё, чем полна была её душа. Майя стащила у девочек бумагу и цветные карандаши, попыталась сделать набросок — и обнаружила, что навыки рисования ею полностью утрачены. В кладовке, в самом дальнем углу, нашла свои старые рисунки и долго перебирала их, почти не веря в собственное авторство. После чего полезла в интернет — разыскивать художественные курсы для взрослых.
В Москве таковых нашлось два десятка. В названии «Школа акварели Яниса Краузе» Майе почудилось что-то знакомое, но вспомнить, что именно, она не смогла. Отгадку подсказали дочки. Выяснилось, что эта школа имеет прямое отношение к их учебному заведению, и заведует ею один из их преподавателей. Майину идею пойти учиться близняшки восприняли с энтузиазмом, посоветовав непременно попасть к самому Краузе: «Он очень крутой препод, вот увидишь!»
Долго раздумывать Майя не стала. Она любила прозрачную нежность акварелей; ей нравилось перебирать на языке похожее на лимонную карамельку название краски; то обстоятельство, что писать акварелью сложнее, чем акрилом или маслом, скорее возбуждало азарт, чем отталкивало. А потому апрель у Майи начался с визита в школу, и вскоре уроки рисования, которые она брала у Яниса Краузе дважды в неделю, стали главной её отдушиной.
Очередное занятие ожидало Майю нынче вечером, и предвкушала она его уже сейчас, пробираясь к метро сквозь сырое и серое октябрьское утро. Сначала, правда, следовало разобраться с работой. Ещё каких-то десять месяцев назад о неожиданном отпуске не зашло бы и речи. Однако теперь — и об этом Майя тоже думала с удовольствием! — она сумела устроиться таким образом, чтобы часть её функций, при необходимости, выполняли другие члены группы.
Убедившись, что недельное отсутствие не причинит ущерба общему делу, Майя написала заявление об отпуске. Идея поездки по-прежнему казалась ей сомнительной, но была пятница, и времени на улаживание формальностей почти не осталось. «В крайней случае, в понедельник скажу, что изменились планы», — успокоила себя она, прежде чем отнести заявление начальнику.
Тот не возражал — наоборот, как будто обрадовался, когда узнал, что Майя намерена догулять оставшуюся неделю. Вычерчивая размашистую неразборчивую подпись, проговорил:
— Ты молодец, Шустова. Давай, отдыхай, следующий отпуск у тебя будет нескоро.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась она — слишком уж многозначительно прозвучала эта реплика.
Начальник усмехнулся:
— Вернёшься — поставим тебя руководить отделом.
— Собрался на повышение? — уточнила Майя; заведующим её отделом сейчас числился он.
— Пока нет. Это будет новое подразделение, специально для тебя. Что-нибудь вроде «отдела анализа достоверности свидетельских показаний»... название мы ещё не утвердили.
— Вот так сюрприз! — ошеломлённая Майя опустилась на стул для посетителей.
— Не ожидала? — глаза одноклассника весело блеснули.
— Не ожидала, если честно.
— И напрасно. Я должен был посмотреть, получится ли у тебя организовать работу группы так, чтобы не тащить всё на себе. Руководители, которые лично влезают в любые мелочи, обычно заканчивают на больничной койке. Поздравляю, ты справилась. Так что возвращайся — и вперёд! Мы на тебя рассчитываем.
Он вручил Майе подписанный лист, и она пошла осмысливать новость — но до конца рабочего дня так и не поняла, рада или нет.
Продолжение следует...
|
