|
Ева Гончар
|
 |
« Ответ #64 : 20-Марта-2016 11:40 » |
|
Лесопарк на востоке Москвы, час дня, двумя месяцами ранее ― Ну и зачем ты мне показываешь эту дрянь?
Павел Петрович Богомолов, отставной полковник Службы внешней разведки, а ныне ― популярный в московских деловых кругах бизнес-консультант, негромко выругался и нетерпеливым жестом остановил движущуюся картинку на большом экране визора. За свою долгую и чрезвычайно насыщенную событиями жизнь он сталкивался с великим множеством скверных вещей, творимых взрослыми, и давно привык к мысли, что человек ― по сути своей существо порочное и слабое. Но к тому, что подчас жертвами чужих пороков и слабостей становятся дети, привыкнуть так и не смог. Волна глухого гнева, поднимавшаяся в груди у Павла Петровича, когда на глаза ему попадались кадры вроде тех, что замерли сейчас на экране, влекла за собой волну негодования в собственный адрес. Важнее всего в его работе ― и прежней, и нынешней ― была холодная голова. А о какой холодной голове может идти речь, когда шумит в ушах и хочется придушить преступника своими руками? К счастью для Павла Петровича и для его работы, подобные моменты случались очень редко ― педофилы, насильники и похитители детей проходили по другому ведомству.
Богомолов с брезгливой гримасой, маскирующей гнев, отвернулся от визора и перевёл взгляд на своего собеседника ― худощавого француза средних лет, долговязого и долгоносого. одетого в длинное узкое пальто из чёрной замши и чёрную шляпу с загнутыми вверх полями. Для полного сходства с охотничьей этой шляпе не хватало разве что пёрышка цесарки, кокетливо приколотого сбоку. Контраст между Максимельеном Фурье ― именно так звали француза ― и Павлом Петровичем, круглоголовым, приземистым, крепко сбитым, в серой куртке и кепке самого прозаического вида, стороннему наблюдателю мог бы показаться забавным. Но наблюдателей здесь не было. Богомолов намеренно выбрал для встречи беседку в глубине огромного лесопарка. Господин Фурье боялся слежки ― иного объяснения тому, что с Павлом Петровичем он связался уже из Москвы, не предупредив заранее о своём визите, просто не было. Здесь, в этой беседке, не стоило опасаться чужих ушей. Ни специально никто не подслушает ― голый декабрьский лес просматривается насквозь; ни случайно мимо не пройдёт ― к пешим прогулками погода не располагает ни в малейшей мере.
Монотонно шумел дождь, рисуя на прозрачной крыше беседки водяные узоры. Под одежду заползали языки сырого воздуха. Был бы лучше мороз, как раньше, подумал Богомолов и поднял воротник. Прежние времена, когда в декабре в этом парке лежали сугробы, между деревьев синела лыжня и редкие свободные часы можно было посвящать катанию на лыжах, он всегда вспоминал с ностальгической грустью. Фурье же, наоборот, распустил шарф, словно ему стало жарко. Он нервно переплетал пальцы, переставлял ноги под скамейкой и выглядел совершенно взвинченным. Павел Петрович догадывался, что причина нервозности Максимельена ― уязвлённое самолюбие. Ещё бы ― одному из лучших европейских спецов пришлось, расписавшись в своём бессилии, мчаться за помощью к русскому «пенсионеру». Догадывался и о том, что отвратительное кино, которое так не хочется досматривать ― это лишь вершина айсберга. Но удержаться от соблазна подколоть старинного приятеля Павел Петрович не сумел.
― Неужто даже извращенцев ловить разучились? ― пробурчал он с прежней брезгливостью. ― Совсем вы там зажирели в своём «Европоле».
Фурье побагровел, его высокий голос дал петуха:
― Это не извращенец! То есть не только... то есть не совсем...
Он возмущённо осёкся и протянул руку к экрану, собираясь не то снова запустить, не то совсем выключить видео.
― Погоди, ― остановил его Богомолов, ― дай-ка, запомню как следует.
На экране сейчас были все четверо: ошалевший от похоти мужчина, похожий на испанца или итальянца, нестарый, но уже обрюзгший ― и трое детей лет десяти-двенадцати, мальчик и две девочки. Светленький вихрастый мальчик оцепенел от страха; одна из девочек, китаянка или кореянка, зашлась в истерике; но вторая, хорошенькая, как херувимчик, черноволосая и черноглазая... вторая ― чуть заметно улыбалась, на нежной розовой щёчке играла ямочка! Как будто девчонке нравится, что с ними делает этот скот, сообразил Павел Петрович. Как будто она совсем не против продолжать ― вот что было особенно скверным!
Медленно выдохнув сквозь зубы, он спросил:
― Там дальше будет что-нибудь существенное?
― Существенное? ― вскинул голову Максимельен. ― С точки зрения нашей проблемы? Я не знаю, Павел. Мы перестали понимать, что считать существенным. В любом случае, ты получишь все материалы, и сможешь сам...
― Ладно, ― нахмурился Боголомолов. ― Тогда выключай ― и рассказывай.
Француз, собираясь с мыслями, аккуратно скрутил в рулон и спрятал под корпус визора большой экран, убрал устройство во внутренний карман плаща, а затем задумчиво проговорил:
― Как раз с этого видео всё и началось. В один прекрасный день нарезка из него попала в интернет. Несколько очень коротких фрагментов, на которых невозможно рассмотреть лица детей... ну, ты понимаешь ― иначе тот, кто это опубликовал, пошёл бы под суд. Зато лицо мужчины видно было превосходно. А мужчина этот...
― Большая шишка? ― приподнял брови Павел Петрович.
Фурье кивнул:
― Тогдашний мэр Катании Марио Грассо.
Имя показалось смутно знакомым.
― Отличный, между прочим, был мэр ― говорили, город при нём обрёл новую жизнь, ― продолжил Фурье. ― Но желающих его сковырнуть, разумеется, было предостаточно ― из тех, кто не сумел с ним «договориться». Кто-то из них, очевидно, приложил руку к публикации видео ― и потом, пару дней спустя, когда в Катании уже бушевал скандал, прислал в местную полицию полную версию фильма. Найти «доброжелателя» не удалось. Ловить, как ты выразился, извращенца не потребовалось ― Марио Грассо пришёл в полицейское управление раньше, чем был выписан ордер на его арест.
― Даже так?
― Угу. Заявил, что видео ― фальшивка, и сам потребовал экспертизы, которая бы это подтвердила.
Павел Петрович кашлянул:
― И что же экспертиза?
Он давно не доверял своим глазам ― с тех самых пор, как анимация шагнула так далеко, что нарисованные на компьютере люди стали говорить и выглядеть, как живые. Но интуиция подсказывала ему, что это видео ― настоящее. И дело было не в качестве изображения, к слову, довольно низком, а в том, как беспорядочно метался глаз объектива, перескакивая с предмета на предмет. Авторам фальшивки для нужного эффекта хватило бы имитации съёмки статичной скрытой камерой. Здесь же всё выглядело так, словно видеозапись вёл Марио Грассо собственной персоной, то бравший камеру в руки, то откладывающий её в сторону.
― Эксперты были единодушны ― это не фальшивка, ― подтверждая предположение, сказал Максимельен Фурье. ― Не анимация и даже не монтаж.
― Я так и подумал.
― Грассо продолжал настаивать на своём: если видео подлинное, значит, в нём участвует какой-то другой мужчина, поскольку сам он ничего подобного никогда не делал. Но вся биометрия...
― Вся биометрия свидетельствовала, что этот мужчина похож на мэра Катании, как брат-близнец?
― Совершенно верно.
― Что было дальше?
― А дальше Марио Грассо, твердящего, что это не он, отправили под домашний арест ― и стали разыскивать потерпевших. Вернее, одну из них даже не пришлось искать ― он сам назвал её имя, утверждая, что пальцем никогда её не тронул. Это Алессандра Висконси, дочь его родной сестры.
Та самая, улыбчивая, с ямочкой на щеке, понял Богомолов ― и почувствовал, что снова теряет равновесие. Если «проблема» господина Фурье связана с производителями детской порнографии или с чем-то в таком же роде, нужно будет свести его с кем-нибудь из бывших коллег ― пусть разбираются без его, Богомолова, участия.
― Девочка, вероятно, пропала? ― мрачно спросил он, почти не сомневаясь в утвердительном ответе.
Однако теперь интуиция его подвела.
― Нет, Павел, нет! ― всплеснул руками Максимельен. ― Вовсе она не пропала. Жива, здорова, ходит в школу, а самое главное, абсолютно благополучна. Я хочу сказать, её не насиловали и не совращали. Её осмотрел врач, с ней побеседовали психологи ― никто из них не увидел, что с ней что-то не так. Совершенно нормальный одиннадцатилетний ребёнок. С «дядей Марио» Алессандра встречалась два-три раза в год, на семейных торжествах. Сказала, что он добрый и дарит хорошие подарки, но, кажется, почти с ним не общалась. Её мать всё это подтвердила.
Богомолов озадаченно потёр лоб:
― Стало быть, на видео ― не она. Но биометрия...
― Вот именно, биометрия! ― подхватил француз. ― Эксперты совершенно уверены, что на видео ― Алессандра Висконси.
― Или её сестра-близнец. Или двойник. Или клон.
Максимельен скривился:
― Придумаешь тоже, клон! Но версию с родством на всякий случай проверили. Нет там никаких потерянных близняшек. И другие девочки подходящего возраста в семье отсутствуют.
― Так, ― веско произнёс Павел Петрович, ― а остальные двое? Мальчик и азиатка. Про них что-нибудь узнали?
― Ни-че-го, ― покачал головой Фурье. ― Никого, похожего на них, в окружении Марио Грассо мы не нашли. И среди пропавших детей ― тоже. И среди усыновлённых.
― То есть, получается, потерпевшие не обнаружены?
― Получается, так.
― Значит, этот парень не врёт, ― сказал Богомолов с явным облегчением. ― Он, действительно, ни в чём не виноват. Эксперты ошиблись: видео всё-таки фальшивое... просто это какая-то новая технология, которая им ещё не известна.
― Следователи пришли к такому же выводу, ― сухо ответил его собеседник. ― Дело было закрыто за отсутствием состава преступления. Но бывшему подозреваемому это уже не помогло. Ему, видишь ли, не поверили! Решили, что он заплатил кому надо за прекращение расследования. Ты сам потом поймёшь, когда посмотришь фотографии и реальные записи... между ним и подонком из фильма сходство феноменальное! Предъявить общественности целую и невредимую Алессандру Висконси было невозможно ― права несовершеннолетних и всё такое. А мэр Катании оказался даже слишком честным человеком ― покупать у экспертов заключение, что это всего лишь анимация, он не стал...
― Ты сказал, «был»?..
― Да. Его вынудили уйти с поста мэра. Жена подала на развод ― вероятно, сказалось и то, что за месяц до начала событий он решил пожить отдельно от неё. Сестра от него отвернулась и потребовала никогда больше не искать с ней встреч. Должно быть, обе женщины решили, что дыма без огня не бывает. По-видимому, Грассо и сам начал сомневаться в здравости своего рассудка... и через несколько недель покончил с собой.
― Покончил с собой?
― Бесспорное самоубийство, с обновлённым накануне завещанием и предсмертной запиской. Причин поступка он не объяснил, лишь попросил у близких прощения за причинённую боль.
Павел Петрович молчал, обдумывая услышанное. Максимельен поднялся и принялся измерять шагами беседку; полы длинного плаща вороньими крыльями разлетались в стороны. Его визави поморщился:
― Не мельтеши! Скажи-ка лучше, у этого несчастного мэра были идеи, кто хотел подставить его и почему? Вы не выяснили, кто опубликовал видео и поделился им с полицией, это я понял. Но, может, хотя бы предположения...
Его собеседник остановился, но снова сесть не пожелал.
― Там тоже очень мутная история, Павел. Если говорить коротко, то Грассо утверждал, что его вынуждали отдать муниципальный контракт на портовое строительство некой фирме, связанной с одним из сицилийских мафиозных кланов. Угрожали именно тем, что, в итоге, и выполнили ― предать огласке его «похождения» с племянницей. Он угрозы проигнорировал...
― Поскольку никаких «похождений» не было...
― Судя по всему, да. Но занятней всего не это. Занятней всего, что и фирмы тоже не было, а мафиозный клан хоть и существует, но его члены уже лет восемь не занимаются строительством. Так что либо Грассо солгал хотя бы в этом ― скрыл, чего от него хотели на самом деле...
― Либо истинной целью тех, кто шантажировал мэра, и было спровоцировать его отставку или даже самоубийство, ― заключил Богомолов.
Он, наконец, вспомнил, где слышал это имя ― в новостных программах; в поле зрения российских спецслужб эта история не попадала. Весна двадцать четвёртого года, педофильский скандал на Сицилии. Писали, что его главный фигурант откупился от правосудия, но потом наложил на себя руки, не вынеся угрызений совести. А в действительности, значит, случилось вот что!
Максимельен Фурье опять принялся расхаживать по беседке, но теперь Павел Петрович его не останавливал. Он вдруг почувствовал, что ему стало по-настоящему интересно.
― Правильно ли я понимаю, что инцидент с Марио Грасси стал первым в цепочке однотипных событий?
― Правильно. То есть нет... не совсем. Ни странных видео, ни скандалов больше не было. Были пять самоубийств в разных странах. Франция, Германия, Нидерланды, Чехия, Дания. Владелица торговой сети, член парламента, один из директоров не самого крупного банка, кто-то ещё... Потом прочитаешь сам, я всё тебе привёз. Миллиардеров и крупных политиков среди этих людей не было, но все они обладали определённым влиянием в своём кругу. И всех их объединяло одно качество ― безупречная репутация!
Богомолов понимающе покивал:
― Такая же, как у Марио Грассо.
― Обстоятельства трагедий были похожими. Во всех случаях им предшествовало более или менее сильное изменение характера: человек утрачивал свои обычные интересы, отдалялся от семьи, начинал пренебрегать обязанностями на работе. Подавленным он, однако, не выглядел, поэтому близким и в голову не приходило, что он может страдать депрессией. Самоубийство становилось для них громом среди ясного неба. После третьего случая влиятельными самоубийцами заинтересовался «Европол», ― француз замер посреди беседки, поправил шляпу, скрестил руки на груди и заметил с отчётливым самодовольством: ― Это была моя идея, Павел ― что первым в списке нужно считать Марио Грассо! Всех пятерых шантажировали, как его, требуя чего-то такого, что они не хотели или не могли сделать. Печальный пример мэра Катании служил им доказательством, что отказом выполнить требования они навлекут на себя позор, от которого уже не сумеют отмыться ― и между позором и смертью выбирали смерть.
Богомолов скептически усмехнулся:
― В наше время это звучит очень необычно.
― Все они и были очень необычными, ― с энтузиазмом подтвердил Фурье. ― Они стремились не только казаться порядочными людьми, но и оставаться ими на самом деле. И за это поплатились. Как только шесть дел соединили в одно, удалось установить, что все самоубийцы, некоторым образом, связаны между собой. Над этой схемой корпел целый отдел... я сейчас тебе её покажу. Анализировали их контакты и перемещения по Европе ― и кое-что накопали.
Он сунул руку за отворот плаща, намереваясь достать визор. Павел Петрович отмахнулся:
― Не надо, Максимельен. Я всё изучу потом, и вашу схему тоже. А пока хочу скорее узнать, какой помощи ты ждёшь от меня.
Фурье тяжело вздохнул и, наконец, снова уселся на успевшую отсыреть скамейку.
― Я уже заканчиваю. Собственно, на этой схеме всё и застопорилось. Мы очертили круг тех, кто, вероятно, причастен к шантажу, взяли их в разработку ― и обнаружили, что не можем сдвинуться с места.
― Как так?!
― А вот так. Потенциальные шантажисты ― добропорядочные граждане Евросоюза, с достатком выше среднего...
― И с безупречной репутацией? ― подсказал Павел Петрович.
― Необязательно. Но по большей части ― да. По крайней мере, конфликтов с законом ни у кого из них не было. А узнать, что прячется за чистеньким фасадом, мы не сумели. Они не подпускают к себе наших людей, Павел! Попросту не идут на контакт. Самые опытные агенты, которым каким-то чудом удалось втереться в доверие, вскоре погибли в автокатастрофах. Сначала один, потом второй, ― Максимельен, поджав губы, на секунду примолк; погибшие, должно быть, были его друзьями. ― У шантажистов есть крысы в «Европоле» или другие источники информации. Сколько ещё агентов мы должны потерять, чтобы раскрыть эту тайну? Между тем, накануне моего отъезда произошло новое самоубийство. Застрелился ректор одного из шведских университетов ― и я нутром чую, что это очередная строчка в «списке Грассо»!
― Прискорбно, ― спокойно сказал Богомолов. ― История, действительно, очень странная. Но до России ваша суицидальная волна, слава Богу, ещё не докатилась. Поэтому я не понял самого главного: чего ты хочешь лично от меня?
Ответ старый пройдоха, конечно, знал заранее ― просто желал, чтобы французский гость, гонор которого смотрелся так забавно, произнёс эти слова вслух.
― Решения, Павел, я хочу от тебя решения, ― раздражённо обронил Фурье. ― Хочу, чтобы ты сделал то, что всегда было твоим коньком: нашёл нестандартный выход из сложной ситуации. Продолжение следует... |
