|
Ева Гончар
|
 |
« Ответ #1623 : 15-Июня-2015 14:37 » |
|
* * * Вариантов у Феликса было всего два: Лагоши или схрон в пригороде Белларии. Приятней, конечно, переночевать в Лагошах, но туда сначала нужно добраться. В кого ни превратись, для пеших прогулок холодновато и темновато, без транспорта никак. Даже если удастся найти лихача, готового ехать среди ночи в мёртвую деревеньку, уж он-то странного пассажира и рассмотрит, и запомнит. Значит, как ни крути, выбрать придётся второе.
Убежище, в которое направился Многоликий, представляло собой комнату на третьем этаже стоящего на отшибе большого заброшенного дома. Дом этот когда-то был больницей для бедных под попечительством Её величества королевы Каталины. Потом королева погибла, а в больнице случился пожар, последствия которого столичным властям устранять было недосуг — вместо этого они устранили саму больницу. Но до сноса обгоревшего здания руки у них так и не дошли. Так оно и стояло, чёрное и полуразрушенное, зияло выбитыми окнами, притягивая к себе всё местное отребье. Кто населял первые два этажа и что за тёмные дела там обтяпывал, Феликс предпочитал не думать. Ему нужна была только палата на третьем этаже, чудом уцелевшая при пожаре. Лестница почти полностью развалилась, что исключало появление наверху случайного человека. А местные обитатели признавали одно-единственное правило хорошего тона — не лезть в чужую жизнь. Всё вместе сделало эту комнату идеальным схроном, только очень уж неуютным.
Самое необходимое там имелось: еда, вода, одежда и деньги. Были даже примус, посуда и маленькая железная печка с выведенной в окно трубой. Феликс, пробиравшийся наверх мышиными тропами, часть вещей принёс, рассовав по карманам, часть — поднял с земли на верёвках. Так что голодная и холодная смерть в ближайшее время ему не грозила, а задерживаться в Белларии дольше, чем на несколько дней, он, в любом случае, не планировал.
До места он добрался к двум часам ночи. Превратившись в мышь и стараясь не дышать смрадом первых двух этажей, Многоликий забрался на третий, через щель под дверью проскользнул внутрь комнаты — дверь эта была им предусмотрительно заколочена изнутри — и убедился, что его убежище пребывает в точно таком состоянии, в каком он его оставил. Вернул себе человеческий облик, зажёг свечу и принялся растапливать печку. Через несколько минут в ней загудело пламя, воздух в комнатушке быстро прогрелся, и стало возможным снять верхнюю одежду. Феликс наполнил водой маленький чайник, поставил его на примус, достал из мешка с провизией пару консервных банок и галеты. Сглотнул слюну, представив куриную грудку в лимонном соусе и заварные пирожные, обещанные Идой — но образ самой Иды в его памяти уже почти рассеялся. «Удивительно, — думал он, — как такое может быть? Серафимы свидетели, она была не худшей женщиной в моей жизни. Мы прекрасно проводили время вместе. А теперь я даже не помню, какой у неё голос!..»
Как будто во всём мире не осталось никого, кроме дочки Скагера Первого, которую Феликс ни разу даже не видел живьём!
Он не сомневался, что у его внезапного помешательства на принцессе Эрике есть причина, и не какая-нибудь, а связанная с Наследством Ирсоль. Нынче ночью он спрятался здесь именно для того, чтобы эту причину установить.
Многоликий поел и выпил две кружки обжигающе-горячего чаю. Он не спешил, скорее, наоборот, оттягивал момент, когда покончит с едой и будет вынужден приступить к делу. Вынул из кармана кулон и надел его на шею. Откуда-то ему явилось знание, что этот кулон — ключ к воспоминаниям о прошлой ночи; главное, найти в себе мужество им воспользоваться. Свернул куртку и устроил её наподобие подушки в изголовье своего ложа — железной продавленной койки, сохранившейся тут с больничных времён, которую Феликс, обживая нору, прикрыл колючим шерстяным одеялом. После чего лёг на спину и закрыл глаза.
«А может, не надо? — пискнул тоненький голосок, в котором он узнал инстинкт самосохранения. — Сдались они тебе, всякие тайны! Ты жив, здоров и на воле, катись на все четыре стороны, только за Наследством не лезь! Принцесса Эрика — просто морок, который пройдёт через несколько дней. Ты забудешь её прочнее, чем забыл Иду. Выброси кулон, и…»
«Ну нет, злыдни болотные! — запальчиво возразил оборотень. — Чтобы я вот так взял и отказался от разгадки? Да я же потом до конца дней буду жалеть, что прошёл мимо пещеры с несметными богатствами и даже в неё не заглянул!»
«А вдруг твои богатства охраняет чудовище, — упорствовал инстинкт. — Ты уверен, что готов с ним сразиться?»
«Не преувеличивай. А лучше вообще заткнись! — любопытство оказалось сильнее. — Я хочу знать, что там. Пока я хозяин своей жизни, никаких «слепых пятен» в ней не будет!»
Задержав дыхание, Феликс сжал бирюзовую пластинку двумя пальцами.
— Как ты думаешь, он нам правду сказал? Про наше будущее. То, которое случится, если мы сейчас уплывём.
— Не знаю, родная.
Синие глаза заплаканы. Лицо потемнело от солнца и повзрослело, и контуры его словно очерчены тушью. Жаркий шёпот:
— А если нет? Если неправду? Если я, например, рожу тебе ребёночка? Тогда ведь точно будет по-другому. Всё не так плохо, Феликс! Мы… постараемся. Обязательно у нас будет ребёнок, ты мне веришь? А гувернантка — не худшая в мире профессия. По крайней мере, честная. И я всегда мечтала увидеть Новые Земли, ты же знаешь…
Всё болит. Снова всё болит!
— Я не смогу исцелить ни твоё тело, Феликс, ни её душу.
А это кто такой?! Белые крылья, голубая хламида. Скорбное лицо, слишком правильное, чтобы быть человеческим. Серафим.
— Мы ещё о вас не забыли.
— Мы о вас не забыли. Но ведь вас нет. Вы исчезли.
— Да. Мы ушли. Все ушли, один за другим. Остался только я. Но и я ухожу тоже.
«Ты хорошо подумал? — пробился сквозь видение зловредный инстинкт. — Ещё не поздно остановиться…»
— Я хорошо подумал, — решительно сказал Многоликий вслух. — Я не могу себе позволить не знать.
Медленно и постепенно он начал распутывать то, что поначалу мнилось ему сном. Кошмарные картины возникали у него перед глазами вперемешку с пленительными, и все они были одинаково неправдоподобны. В тех, где участвовала Эрика, было столько любви, что ему хотелось удержать их и рассмотреть поближе. Но за любовью всякий раз тянулись отвратительные щупальца отчаянья, и Феликс шарахался от них, чтобы они им не завладели. Были в его «пещере» и такие места, куда он вовсе не хотел заглядывать. Но как ни осторожничал, как ни старался ходить по краю, а всё же к тому времени, когда сумел восстановить последовательность событий, боли и страха нахлебался сполна — хорошо хоть, только воображаемых.
Воображаемых ли?
Чем больше Многоликий вспоминал, тем крепче становилось подозрение, что вспоминает он отнюдь не сон, а кусок настоящей жизни, который теперь будет прожит им заново. В детстве ему доводилось слышать, что Серафимы умели отсылать людей в прошлое, однако даже тогда он считал эти рассказы досужим враньём. Взрослому человеку принять их за истину было почти невозможно. Но тогда придётся поверить, что кто-то неведомый и всесильный за одну ночь населил его голову ложными воспоминаниями — прямо скажем, ненамного более удачная версия!
«Какая страшная сказка! — первое, о чём он подумал, когда, наконец, выпустил кулон из сведённых судорогой пальцев и вывалился в реальность. — Как хорошо, что я больше ей не принадлежу!»
Печка давно потухла, в комнату сквозь рассохшееся окно вползала стужа, но Феликсу было жарко — он даже вспотел от напряжения. Приняв сидячее положение, он набросил на плечи куртку и вытер её рукавом мокрый лоб.
«Как бы то ни было, судьбу я переломил, — была его вторая мысль. — Сижу здесь свободный, как ветер, в тепле и комфорте. А мог бы бросаться на стены в клетке у Потрошителя».
А третья, четвёртая, пятая и все последующие его мысли были — об Эрике.
О том, что она любила его так, как никто не любил и больше любить не будет.
О том, на что согласилась ради него и через что прошла.
О том, что в этот час она, усталая после бала и наверняка счастливая, спит в своей девичьей постели, вместо того, чтобы бегать по подземельям, а послезавтра… то есть уже завтра к ней посватается прекрасный принц.
И о том, что чёртово змеиное гнездо вокруг неё никуда не делось!
Многоликий аж вздрогнул, когда добрался до этого пункта, сердце у него зашлось.
Проклятье! Они же все там, в Замке!
Подонок Скагер, считающий дочь товаром, который нужно сбыть подороже.
Бездушные мачеха и братец, затеявшие обвинить Принцессу в отцеубийстве и сгноить в Башне Безумцев.
Межгорский титулованный развратник, вожделеющий новую сласть.
Садист Мангана — этот, конечно, сейчас её пальцем не тронет, но кто его знает, что натворит, когда осознает, что его планы на клавикорд накрылись медным тазом.
И один приличный человек в паноптикуме — принц Аксель.
К счастью, сын Джердона тоже там. Разумеется, она выйдет за него замуж, если ей не мешать — два августейших папаши расшибутся в лепёшку, чтобы бракосочетание состоялось ещё до Дня Равноденствия.
Но Феликс уже понимал, что до принцессиной свадьбы никуда из Ингрии не уедет. Он будет здесь, пока не убедится, что всё в порядке. Возможно, даже проберётся для этого в Замок, хотя, конечно, не таким способом, как в прошлый раз — в мышеловку он больше не попадётся!
В те минуты он был вполне чистосердечен, полагая, что им движет одна лишь тревога об Эрике, а вовсе не желание увидеть её и узнать, помнит она его или нет.
|
