Второе дыхание / Не-фанфик :) [закончен]

[Ева Гончар]

Тут ещё ключевой момент в её мнимом сумасшествии, что ему (для дальнейшего развития сюжета) нельзя быть буйным. Девушка должна выглядеть блаженной, но, так сказать, договороспособной.

[ziliboba]

 :lol1:А у меня вопрос по ходу пьесы: врач - это, часом, не Джарод... Феликс... ну многоликий притворщик в-общем?! )))

[Ева Гончар]

врач - это, часом, не Джарод... Феликс... ну многоликий притворщик в-общем?! )))

Неееет. :) Многоликий всё-таки не Джарод, я уж не знаю, к счастью или к сожалению! В других людей он превращаться не умеет.

[Catherine U]

А как бы ей следовало притворяться, чтобы тебе понравилось? :)

  Не знаю, но просто этот прием уже такой до боли знакомый. Может, притворилась бы, что все происходит еще до встречи с Многоликим? Хотя это тоже клише...

[Ева Гончар]

А почему ты решила, что она "помнит" Многоликого? Вроде как она о нём вслух не упоминала.

Её сумасшествие (сюжетно) должно решать три задачи: а) (главная) убрать из поля зрения муженька; б) Короля желательно тоже убрать, ей от него тошно; в) Мангане должно казаться, что она не видит в нём врага. Что она должна для этого делать/говорить?

[Catherine U]

Ну. не знаю, если б не род. собрание, я бы посмотрела в тексте, помнит ли... Может, потом. А про сумасшествие - все равно как-то странно, сорри...

[Ева Гончар]

Не помнит, можешь не смотреть. :) Акселя вот помнит, отца помнит, но не узнаёт, брата - путает. А про Феликса - молчок.
Да не "сорри", а попыталась бы объяснить, что не так. Я бы, может, исправила. :)

[Catherine U]

I'll be back вечером - и попытаюсь объяснить.

[Ева Гончар]

Договорились. :)

[Ева Гончар]

Катерина, если соберёшься написать, что не так в сцене принцессиного «сумасшествия», перечитывай её с Самиздата – было много мелкой правки, я не помню, на какой стадии обновляла текст здесь.

[Ева Гончар]

Глава одиннадцатая,

в которой Принцесса принимает у себя врагов и союзников, обдумывает правило «минус на минус даёт плюс», успешно лицедействует и знакомится с готовым планом своего спасения

         Если о брате своём Эрика изредка и думала, сожалея о его разрушенной завистью жизни, то о мачехе она не думала никогда. Сейчас, глядя на Ингрид, которая пристроила свечу на прикроватный столик и бесцеремонно уселась в изножье кровати, она не могла вспомнить, когда видела эту женщину в прошлый раз. Должно быть, на свадьбе — Королю, изо всех сил старавшемуся соблюсти приличия, надлежало там присутствовать с женой, — но память Принцессы не сохранила ни того, как выглядела мачеха, ни того, что говорила и делала. Позже на приёмах и семейных трапезах Ингрид не было, и судьба её Эрику совершенно не интересовала. Выходит, заговорщицу отправили в «крыло для буйных». «Что ж, здесь ей самое место, — заключила девушка. — Но где она взяла ключ от моей палаты и что ей от меня нужно?»
          Сон как рукой сняло. Пока Принцесса лихорадочно соображала, как ей держать себя с гостьей — притвориться ли, что вовсе её не помнит, или называть чужим именем, — та приложила палец к губам и тихонько проговорила:
          — Тссс! Не прикидывайся, что не знаешь меня, и не зови на помощь — в то, что ты сумасшедшая, я всё равно не поверю. Но если ты начнёшь будить сестёр, мне придётся уйти, а это совсем не в твоих интересах. В твоих интересах меня выслушать. Так что слушай молча, выскажешься потом. Если захочешь, конечно.
          Эрика села спиной в подушки, подтянула к груди прикрытые одеялом колени и обхватила их руками. А и правда, слушать молча — самый простой способ узнать, зачем явилась гостья, не выдав себя при этом с головой.
          Мачеха заговорила не сразу, некоторое время она сама молчала, разглядывая падчерицу и давая той возможность разглядеть себя. Под серым полотном больничной сорочки был уже хорошо заметен округлившийся живот. Ингрид оказалась из тех женщин, кого украшает беременность. Она не оплыла, а напротив, сильно похудела и больше не вызывала ассоциаций с клубничным пудингом; черты лица, линия шеи и плеч стали изящней и резче, словно какой-то неведомый скульптор очистил её тело от всего лишнего. Растерянная подавленность, которую мачеха демонстрировала в первые дни после своего провала, тоже исчезла — теперь перед Принцессой сидела замечательно красивая и уверенная в себе женщина, точно знающая, чего хочет и каким образом собирается получить желаемое.
          Когда она заговорила, первое впечатление лишь окрепло.
          — Кто бы мог подумать, что мы с тобой окажемся в одной лодке, — негромко произнесла мачеха. — Хотя с таким негодяем, как твой отец... Тише! Ни слова, милая! Я знаю, что ты его любила. Я тоже его любила, когда выходила замуж, но у него талант делать невыносимой жизнь каждого, кто его любит.
          «Врёт и не краснеет, — равнодушно подумала Эрика. — Отец сдувал с неё пылинки, но вряд ли она хоть когда-нибудь его любила».
          — Не веришь? А зря. Хотя сейчас это уже неважно. Я напрасно видела в тебе врага. Мне следовало раньше с тобой подружиться, тогда у нас обеих многое сложилось бы иначе. Сюда бы никто из нас, во всяком случае, не попал. Но если мы подружимся хотя бы теперь...
          «Чудесное слово — подружимся! После того, что они с Марком собирались со мной сделать...»
          — ...Нет-нет, я не рассчитываю, что всё ты забудешь! И понимаю, что просить у тебя прощения бессмысленно. Но я надеюсь, что мы хотя бы теперь найдём общий язык, милая. Ведь нам обеим требуется одно и то же — покинуть Замок.
          Мачеха снова примолкла, всматриваясь в лицо Принцессы в надежде прочесть по нему её реакцию, но, кажется, так ничего и не прочла. Когда она заговорила снова, грудное воркование её голоса диссонировало с испытующим взглядом.
          — Думаешь, я не понимаю, что ты готова всю оставшуюся жизнь провести в палате с решётками на окнах, лишь бы не возвращаться в супружеские покои? Ни одна женщина на свете не осудила бы тебя за это. Но зачем гнить тут, Эрика, если можно получить настоящую свободу?
          «Получить свободу?.. Она предложит мне сбежать? Неужели?»
          Подтверждая догадку, Ингрид продолжала:
          — Не знаю, как ты, а я не намерена хоронить себя заживо. Мой славный муженёк уверен, что решил мою судьбу: если я переживу роды, то сразу после них отправлюсь в Башню Безумцев... и даже имя моё в замке Эск будет забыто. Ты, вероятно, считаешь, что это справедливо? — она по-прежнему смотрела на Эрику так, словно хотела глазами просверлить её насквозь. — А мне плевать на справедливость! В нашем мире ей вообще нет места, в нём есть место только целеустремлённости. Я хочу, чтобы у моего ребёнка была мать, — она положила ладонь на живот, — да и самой себе, знаешь ли, желаю куда лучшей участи. Но в одиночку я сбежать не могу. Ты видела, как охраняют вход в эту часть Замка?
          Эрика видела. Она ходила через «крыло для буйных», когда Мангана водил её к Многоликому, и помнила, что у дверей в крыло дежурят не меньше дюжины стражников. Причём появились эти стражники уже после свадьбы — судя по всему, именно тогда, когда здесь заперли мачеху.
          — Крепостную стену и ворота охраняют не хуже. Я многое могу, милая, — Ингрид хитро улыбнулась и открыла перед Принцессой ладонь другой руки — на кольце, надетом на палец, покачивалось несколько разномастных ключей, — и умею находить подход к людям. Но свору сторожевых псов не уговоришь и не перехитришь. А Олаф, который заправляет этой сворой, терпеть меня не может ещё с тех пор, когда твой отец сделал мне предложение...
          «Ничего удивительного... вот кто сразу понял, чего стоит невеста!»
          — ...Но это не значит, что ситуация безвыходная, — шевельнула плечом гостья и добавила таинственным шёпотом: — Я знаю выход! — после чего её лицо приняло сосредоточенное деловое выражение. — Тебе, дорогая моя падчерица, этот выход пока знать рано. Сначала ты пообещаешь, что поможешь мне до него добраться — никто, кроме тебя, с этим не справится. А я в ответ пообещаю, что помогу тебе со всем остальным, что понадобится для того, чтобы сбежать отсюда и уехать в Новые Земли. Одежда, транспорт, документы, деньги... У тебя ведь нет ни кроны, и дорогих безделушек тоже теперь нет, кроме вот этого образчика тонкого межгорского вкуса.
          Она наклонилась вперёд и указательным пальцем постучала по монструозному рубину герцогского перстня. Эрика отдёрнула руку и проговорила, чувствуя, что хранить молчание больше нельзя:
          — Почему межгорского? Принц Аксель — имперец.
          Мачеха обворожительно улыбнулась:
          — Принц Аксель? Ну-ну. Значит, сегодня разговора у нас не получится. Признаться, я и не думала, что ты сразу же мне поверишь — это было бы слишком даже для такой доверчивой барышни, как ты. Но думаю, что поверишь довольно скоро.
          — Я почти ничего не поняла из того, что вы говорили, — вздохнула Принцесса. — Поняла только, что вы сердитесь на папу. Он чем-то вас обидел?
          — Не трать понапрасну слов, милая, — не переставая улыбаться, Ингрид встала с кровати. — И задумайся прямо сейчас над моим предложением. Твоего приятеля в Замке больше нет, значит, тебя тут тоже ничто не держит, верно?
          «Нет в Замке?» — чуть не переспросила вслух Эрика, но вовремя удержалась, а гостья пояснила, будто услышала вопрос:
          — По крайней мере, в той камере его нет совершенно точно. Мы сходим с тобой на подземный этаж, как только я заслужу твоё доверие, и ты убедишься в этом своими глазами. А сейчас мне пора. Заметь, я тоже могла бы бояться, что ты меня выдашь! Но я не боюсь — я тебе доверяю. Мы обе знаем, что я тебе нужна. Мы теперь в одной лодке, Эрика, — затем подхватила свою свечу и, мягко ступая, выскользнула из палаты.

Продолжение следует...

[Ева Гончар]

* * *

         Взбудораженная визитом мачехи Принцесса большую часть ночи провела без сна, перебирая в уме не только подробности сегодняшней встречи, но и малоприятные эпизоды из прошлого, коих за время, проведённое второй женой Короля в замке Эск, накопилось достаточно. Не слишком родовитая, но очаровательная молодая дворяночка с густой копной волнистых белокурых волос впервые попалась на глаза Скагеру на каком-то из зимних балов. Эрика недавно отпраздновала семнадцатилетие, её отец вдовел уже десять лет, и ей хватало любви к нему и здравого смысла, чтобы понимать, что он не должен коротать век в одиночестве, сколь бы сильно она сама ни была привязана к погибшей матери. Поэтому сперва Принцесса даже обрадовалась тому, что страсть, которой Король внезапно воспылал к Ингрид, была достаточно сильной, чтобы у него возникли матримониальные планы. А молодость и приятные манеры будущей мачехи внушили Эрике надежду, что у неё появится подруга — впоследствии вспоминать об этой надежде было смешно и стыдно.
          После свадьбы Ингрид начала вести себя с Принцессой так, что сразу же стало понятно: новобрачная не потерпит присутствия рядом с Королём ещё одной женщины, даже если эта женщина — его собственная дочь! Всё, что мачеха говорила и делала по отношению к Эрике, преследовало единственную цель: убедить Скагера в том, что наследница ингрийской Короны — глупое, слабое и никчёмное существо, которое не стоит воспринимать всерьёз. Принцесса и раньше-то не занимала большого места в отцовском сердце, а теперь её вышвырнули из него вовсе, как кукушонок вышвыривает из гнезда других птенцов. Сперва она думала, что Ингрид сделала это из ревности; потом, когда убедилась, что новая жена совсем не любит Короля, считала, что ею движет жадность — подарки, поездки, праздники должны были доставаться ей одной. Теперь же, зная, в чём заключался сорвавшийся заговор, Эрика подозревала, что мачеха изначально готовила почву для устранения главной претендентки на трон. Быть может, Ингрид планировала избавиться и от Марка — тогда наследником стал бы её будущий ребёнок. Но принц подрос, а Король постарел, и она решила поменять одного на другого.
          Итак, никаких иллюзий относительно мачехи у Принцессы не осталось. Как она сказала? «В нашем мире есть место только целеустремлённости». Иначе говоря, цель оправдывает средства, и нет такой лжи, такой подлости и такой гадости, какими Ингрид побрезговала бы ради достижения своих целей. Ни её словам, ни даже её поступкам нельзя верить. «Но она права! Мы теперь в одной лодке!» Король никогда не простит жене того, что она собиралась его убить; скорее всего, он раз и навсегда обезопасит себя от неё, позаботившись, чтобы она умерла в родах. Заблаговременно сбежать из Замка — её единственный шанс спастись. «Конечно, можно предположить, что кто-то подослал её ко мне, чтобы она проверила, в самом ли деле я спятила. Но кто? — размышляла Эрика. — Герцог глуп, как пробка, он-то точно смотрит в рот доктору Коркецу и не станет ничего проверять. Отец, если я хоть немного его понимаю, вычеркнул её из своей жизни и никогда больше не посмотрит в её сторону. Мангана обманул её, прикинувшись, что участвует в заговоре, и вряд ли сможет теперь о чём-нибудь с ней договориться...» Нет, исключить того, что Ингрид морочит ей голову, Принцесса не могла. Но предположение о том, что мачеха, в самом деле, нуждается в её помощи, чтобы совершить побег, казалось ей гораздо более вероятным. Интересно, что это за помощь?
          «Вот и узнаю, когда она придёт в следующий раз», — решила, наконец, Эрика. С этой мыслью она и уснула, когда за окном уже вовсю розовело рассветное небо.
          Разбудили её подзабытый за время болезни аромат кофе и мягкий голос сестры Флорианы:
          — Доброе утро, ваше высочество. Ужасно жалко вас будить, но вам давным-давно пора принимать лекарства. А доктор Коркец сказал, что вам не повредит немного кофе, мы слышали, вы его очень любите.
          Принцесса с благодарностью приняла чашку. Сегодня она чувствовала себя ещё бодрее, чем вчера, как будто вовсе не болела. Это утро казалось бы даже приятным, если бы можно было просто наслаждаться вкусом и запахом содержимого чашки, а не смотреть на клетчатое окно, не ломать голову, где Феликс и что с ним случилось, и не проваливаться то и дело в душные и мерзкие воспоминания о предыдущих месяцах.
          Но есть хотя бы кофе, и это уже хорошо!
          — Сегодня очень тёплый день, — сказала сестра Флориана и приоткрыла оконную створку. — Скорее бы вам разрешили гулять, ваше высочество, без свежего воздуха вы такая бледненькая!
          Снаружи ярко синело небо и ликовало весеннее солнце, а сверху по-прежнему лила вода — теперь-то было ясно, что это капель, а не дождь. Эрика всегда любила весну и жадно впитывала каждое её мгновение, но сейчас ей не хотелось даже подойти к окну и посмотреть, сходит ли уже снег — таким тяжёлым был камень, лежащий у неё на душе.
          Забрав у своей подопечной опустевшую чашку, сестра Флориана взялась за расчёску и уже коснулась ею принцессиных волос, когда в палату вошла сестра Брунгильда, поздоровалась и сообщила:
          — Ваше высочество, к вам посетитель
          — Так рано? Кто? — удивилась Эрика.
          — Не так уж рано, за полдень перевалило, — улыбнулась старшая из сестёр.
          — Один из... друзей вашего брата, — с запинкой ответила на вопрос Принцессы младшая.
          «Отец или Потрошитель», — вспомнив вчерашнее представление, сообразила девушка и нахмурилась. Сестра Флориана, воплощённая чуткость, заметила, как изменилось её лицо, и обратилась к своей напарнице:
          — Вы спросили у доктора Коркеца, можно ли её высочеству принимать посетителей?
          — Доктор сказал, можно, — важно кивнула Брунгильда. — Если её высочество сама не будет возражать.
          — Не буду я возражать, — сказала Эрика. — Только сначала причешите меня и уберите постель, не так уж я тяжело больна.
          Ей нужно было собраться с мыслями.
          Пятнадцать минут спустя она пай-девочкой, с перекинутой через плечо косой и сложенными на коленях руками, сидела на краю застеленной кровати. В дверь постучали, и, дождавшись приглашения, в палате появился Мангана. Он проскрипел:
          — Счастлив видеть вас в добром здравии, ваше высочество, — и с усилием опустился на стул.
          Хищная его физиономия сегодня выражала необыкновенное почтение, и вообще он выглядел престранно. Чаще всего Придворного Мага видели облачённым в бесформенные яркие балахоны, иногда — в шлафрок или чёрный лабораторный халат. Но сегодня Потрошитель приоделся в серые замшевые брюки и фиолетовый бархатный сюртук, а дряблую шею спрятал за шёлковым шейным платком — сиреневым в серый горошек. «Чего это он вырядился таким франтом?» — подумала Принцесса и поспешила натянуть на себя рассеянно-любезную маску, пока отвращение и ненависть к этому человека не захватили её целиком.
          — И вам не болеть, господин-не-знаю-вашего-имени. К сожалению, вчера вы так и не захотели мне представиться.
          Он склонил голову:
          — Прошу меня простить, ваше высочество, вчера я был с вами безобразно груб. Я был страшно расстроен тем, что вы меня не узнали. Хотя, конечно, это очень слабое оправдание.
          Эрика поджала губы:
          — О да, «безобразно» — лучший эпитет для вашего вчерашнего поведения.
          — Я виноват, ваше высочество, — глядя в пол, пробормотал Мангана. — Потрясение было слишком сильным. А я не слишком хорошо умею держать себя в руках, из-за чего со мной постоянно происходят неприятности.
          Она тяжело вздохнула:
          — Боюсь, память действительно меня подводит. Но я попробую вас простить, если вы, наконец, назовёте своё имя и расскажете мне об обстоятельствах нашего знакомства.
          — Ваше высочество, моё имя — Фаэрини, — с абсолютно честными глазами сказал он.
          «Фаэрини? Ого! Всё страньше и страньше...» Эрика позволила себе улыбку:
          — Очень приятно, господин Фаэрини. С этого и нужно было начинать. И что же такое нас с вами связывает, если вы так расстроились, когда я вас не узнала?
          Придворный Маг прокашлялся.
          — Маэстро Фаэрини. Видите ли, ваше высочество... я композитор. Хороший, смею надеяться, композитор, но, увы, никудышный музыкант. Всю свою жизнь я искал человека, который исполнял бы мои произведения так, как я слышу их внутри себя. И два года назад я нашёл его в вашем лице. Это восторг! Это счастье! — он приложил руку к груди, как будто от избытка чувств. — Эти годы — лучшие в моей жизни. Но мы повздорили с вами накануне вашей болезни... вы устали, а я был так увлечён, что вовремя этого не заметил. Когда вчера вы сказали, что не узнаёте меня, я решил, что таким образом вы даёте мне понять, что больше не хотите со мной работать. Я не знаю слов, которые могли бы передать меру моего моего отчаяния!
          «Ах вот оно что! Ему нет никакого дела до сохранности моего рассудка... вернее, ему даже на руку моё тихое безумие. Главное — усадить меня за клавикорд!»
          Эрика поморщилась, изображая неловкость:
          — Какая жалость — я совершенно ничего не помню. А ведь я так люблю музыку!
          — О, ваше высочество, — Придворный Маг всем корпусом подался к ней, — если бы только вы согласились снова играть для меня! Счастливей меня не было бы никого на всём Континенте!
          Она повела плечами:
          — Я, кажется, ещё не вполне здорова, маэстро Фаэрини. Однако это не означает «нет». Я лишь предлагаю вам немного повременить с просьбой.
          Принцесса представила себе костяные клавиши и резную деревянную крышку Инструмента, вспомнила его своеобразное звучание, и ей стало дурно. Она мечтала больше никогда в жизни не увидеть его и не услышать, но чувствовала, что наотрез отказывать Потрошителю не следует — что, если ей удастся использовать его одержимость в своих интересах?

Продолжение следует...

[Ева Гончар]

* * *

         Проводив рассыпающегося в любезностях «маэстро Фаэрини» и позавтракав, Эрика, наконец, заставила себя подойти к окну. Если бы кто-нибудь спросил её, что мешало ей сделать это раньше, она, вероятно, не смогла бы дать ответа. А причина состояла в том, что недоступный Принцессе весенний простор, открывавшийся взгляду через решётку, слишком явно подчёркивал плачевное положение узницы.
          Расположенная на первом этаже палата смотрела на юго-восток. На близких зубцах крепостной стены, свободных теперь от снега, чего-то не хватало. Заколдованного провода, сообразила Эрика. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, когда убрали гирлянду, но не смогла — в первое время после неудавшегося побега по периметру Замка ещё мигали цветные огни, а потом она не обращала на них внимания. Вчера, когда она гадала, куда подевался Многоликий, ей пришло в голову, что её любимый мог ускользнуть от Манганы и спрятаться в Замке в мышином обличье, надеясь позже выбраться наружу, а Потрошитель, в свою очередь, лелеял надежду снова его поймать. Но отсутствие магической защиты на крепостной стене означает, что ничего подобного не случилось. Либо Феликс сбежал совсем, либо он…
          От страха перехватило дыхание.
          «Не смей об этом думать, не смей!»
          Девушка медленно выдохнула и перевела взгляд вдаль.
          Гору Эск и Белларию отсюда видно не было, зато стали доступными для любования живописные холмы к югу от Наррахи, на которых тут и там охристо-рыжими крышами пестрели особняки состоятельных ингрийцев. В низинах широкими белыми языками ещё лежал снег, но на вершинах холмов он совсем растаял — Флориана и Брунгильда не обманули, весна в этом году выдалась очень ранняя. На секунду Эрика вообразила, как летит, захлёбываясь восторгом и запахом талой воды, над холмистой долиной и черепичными крышами, как прохладный ветер треплет её распущенные волосы, а люди внизу запрокидывают головы и смотрят на неё удивлённо и радостно, как сроду не смотрели наяву. Но сразу отбросила видение: зачем мечтать о том, чего у неё никогда не будет? Даже если удастся вырваться из клетки, летать ей суждено лишь украдкой или по ночам, как тогда, с Многоликим. Но воспоминания о двух ночных полётах и о горностае, который горячим испуганным воротником обхватывал её шею, отозвались в ней такой болью, что пришлось прогнать и их тоже.
          «Потом, всё потом! Не раньше, чем я выясню, где он!»
          В замке Эск Принцесса больше не летала. Не позволяла себе оторваться от пола даже тогда, когда оставалась одна в покоях, настоящим хозяином которых теперь был герцог: ей мнилось, что и в такие моменты она находится под прицелом нескольких пар любопытных глаз. Тот факт, что для отца и Придворного Мага её способности были секретом Полишинеля, ранил Эрику, хотя эта рана и была мелкой царапиной на фоне остальных её ран. Король, считавший Одарённость чем-то постыдным и предосудительным, вряд ли стремился к тому, чтобы о Даре его дочери трона узнала вся Ингрия. Но сумел ли он удержать это обстоятельство в тайне после всего, что случилось? После исчезновения Многоликого из подземелья, после их с Эрикой общего побега, после того, как беглецов захватили в ущелье? Начальник Охранной службы, разумеется, знал с самого начала — иначе как бы он смог инструктировать стражу? Но знала ли сама стража? Ответа у Принцессы не было. Скорее всего, обитатели Замка довольствовались слухами разной степени достоверности, с наслаждением судача о наследнице трона — сама наследница ощущала это кожей. Тем более, что поводов для слухов было предостаточно: чего стоит одна её помолвка с сыном Джердона, расторгнутая через день после заключения! Гадкое чувство, что все вокруг, от советников и министров до рассыльных и младших горничных, перемывают ей косточки, сделало Принцессу ещё более скрытной, чем раньше.
          И всё-таки, что каждый из них знает об истинном положении дел? Сейчас, стоя у приоткрытого окна, в которое вливался сладкий весенний воздух, и примеряясь мысленно к идее побега, Эрика впервые задумалась об этом всерьёз. Знают ли стражники при входе в «крыло для буйных», что один из объектов, которые они стерегут, может покинуть Замок по воздуху? Знает ли это доктор Коркец? Знает ли он, что скверное замужество Принцессы — не единственная её беда? Вот мачеха, та дала понять, что про Феликса ей известно. А про Дар? Не из-за него ли она попросила о помощи? Если, конечно, Ингрид, действительно, нуждается в помощи, а не подослана кем-нибудь, чтобы вывести Эрику на чистую воду. Допустим, она не врёт, но тогда откуда у неё уверенность в том, что падчерица не сумасшедшая? Или такой уверенности нет, и хитрая бестия действовала наудачу?
          Вопросов становилось всё больше, но Принцессе было приятно их появление — они свидетельствовали, что равнодушная заторможенность, в которой она пребывала накануне болезни, закончилась. Теперь Эрика готова была действовать. А ответы на некоторые из вопросов ей предстояло получить уже совсем скоро.
          Щёлкнул замок, позади раздался дружелюбный голос доктора Коркеца:
          — Встали, ваше высочество? Это прекрасно.
          — Здравствуйте, доктор, — она с улыбкой повернулась к нему. — Я и так, по-моему, все бока уже отлежала. Спасибо, что разрешили мне выпить кофе!
          — На здоровье. Но теперь присядьте, я должен провести осмотр.
          Она вернулась на постель. Врач внимательно и удовлетворённо осмотрел её руки, а затем обхватил своими широкими ладонями её лицо, положил указательные пальцы на виски и так замер. Голове стало жарко, тепло заструилось вниз по позвоночнику.
          — Всё хорошо, — некоторое время спустя заключил доктор Коркец, отпуская её и отодвигаясь. — Ваше ментальное состояние не вызывает у меня никаких опасений. Но не волнуйтесь, поддерживать вашу легенду я не передумал.
          Принцесса опять улыбнулась ему и кивнула.
          — Господин герцог сегодня донимал меня вопросами о вашем здоровье, но ни малейшего желания вас проведать не выказывал, — сообщил он. — Зато у Придворного Мага такого желания было хоть отбавляй…
          — Он уже успел у меня побывать!
          — Да, я знаю. Со слов сестры Флорианы, вы не возражали против его визита. Но если вы хотите, чтобы Мангана тоже…
          — Не стоит, доктор. Пусть приходит. Я скажу вам, если почувствую, что не могу больше его видеть. А отец?
          — Его величество вашим здоровьем не интересовался и навестить вас не пожелал, — каменея лицом, ответил врач.
          Ничего другого Эрика и не ожидала, но её собеседник почему-то вскочил и принялся, заложив руки за спину, расхаживать по палате.
          — Не понимаю, — сердито проговорил он. — Не понимаю! Как так можно?! Ведь вы же его дочь, ваше высочество. И такую дочь, как вы, ещё поискать. Все знают, как сильно вы его любите! А ему как будто нет до вас никакого дела. Или он наказывает вас за какую-то провинность, хотя я нисколько не сомневаюсь, что вы ни в чём не виноваты.
          «Почему "как будто"? — грустно подумала Принцесса. — Отцу, и правда, нет до меня никакого дела. А что касается наказания… Похоже, о том, почему была разорвана помолвка с Акселем, доктору неизвестно!»
          — Разве это ваша вина, что Джердон нашёл своему сыну другую невесту?! — продолжал горячиться врач, подтверждая её предположение. — Ваш отец должен был защитить вас и смягчить удар, а вместо этого… — он махнул рукой. — Простите, ваше высочество. Вы, если я правильно вас понял, полагаете, что ваш долг — выполнять отцовскую волю, и у меня нет никакого права вмешиваться.
          «Что с ним? — удивлялась она, следя, как нервно он перемещается из угла в угол. — Он-то с какой стати принимает мои дела так близко к сердцу?..» А доктор всё не мог успокоиться:
          — Может быть, он переносит на вас неприязнь, которую испытывал к вашей матери? Мне не посчастливилось быть знакомым с ней; говорят, она была исключительной женщиной, но супруг тяготился её страстью к благотворительности. Поэтому он, вместо того, чтобы самому хоть немного интересоваться, какую жизнь ведут беднейшие из его подданных… Пресветлые Серафимы, что я такое говорю?! — одёрнув самого себя, доктор опустился на стул и повторил: — Ваше высочество, простите! Но ваш отец…
          — У папы непростой характер, — растерянно пробормотала Эрика.
          Не то чтобы она пыталась оградить отца от нападок — скорее, хотела остановить Коркеца, не зная, как реагировать на его слова. Ещё немного, и он, как заправский бунтовщик, начнёт без стеснения бранить Короля. Однако на бунтовщика придворный врач совершенно не походил. Он был совершенно искренним, когда вчера говорил, какое счастье для Одарённого — жить под защитой Короны. Тогда откуда в нём столько негодования? «А может, он в меня влюблён?!» — мелькнула шальная мысль. Это бы всё объясняло, но поверить в это было невозможно. Придворный врач наблюдал Принцессу с детства — и ни единое его слово, ни единое действие не заставляло её заподозрить, что она для него — не просто пациентка. Ничто в его поведении не напоминало ни сдержанную любовь, как у Феликса, ни животное вожделение, как у Пертинада. «Я не поверила бы, даже если бы он сам признался мне в своих чувствах», — рассматривая разгневанного доктора, поняла девушка.
          — …Ваш отец слишком жесток к своим близким, — закончил тот начатую фразу.
          И тут её осенило! «Он делает невыносимой жизнь каждого, кто его любит», — почти то же самое сказала вчера о Короле мачеха. Совпадение вряд ли могло быть случайным.
          — Под «близкими» вы имеете в виду меня и маму? — осторожно уточнила Эрика.
          — Не только. Ваш брат… он, конечно, шалопай. Его похождения причиняли отцу немало беспокойства. Но так ведут себя все балованные высокородные юноши. Неужели это достаточная причина, чтобы отправить его на северные границы? А Ингрид, ваше высочество? С ней-то Король за что так обошёлся? Она ведь носит под сердцем его ребёнка. Ходят слухи, она покушалась на его жизнь. Но кто в это поверит? Такая нежная и преданная женщина, как Ингрид — хотела убить своего мужа? Чушь. Скорее всего, он просто избавился от неё, потому что она ему надоела, — Коркец тяжело вздохнул и, умолкнув, отвернулся к окну.
          И то, с какими интонациями он говорил о мачехе, как трогательно раскраснелся и как заблестели его подёрнутые усталостью глаза, убедило Принцессу, что её догадка верна. Бедный доктор, в самом деле, влюблён — но не в неё, а в Ингрид!
          Что же получается?
          Это он дал Ингрид ключи?
          Он рассказал ей о том, что Эрика тоже заперта в «крыле для буйных» и лишь изображает помешательство?
          Зачем? Он подталкивает их обеих к тому, чтобы сбежать из Замка?

Продолжение следует...

[Ева Гончар]

* * *

         С того момента, как Принцесса поняла, что целью первого визита мачехи не было её, Принцессы, разоблачение, она с изнурительным нетерпением стала ждать визита нового. Какую бы цель ни преследовала Ингрид, сейчас не имело никакого смысла играть в кошки-мышки. Если у той, в самом деле, имеются идеи насчёт побега, их следует обсудить немедленно!
          День всё тянулся и тянулся. После обеда Эрику сморило, что позволило ей убить часа полтора, а дальше она считала каждую минуту. Брунгильда принесла ей книги, обещанные вчера доктором Коркецом, но они почти не помогали отвлечься — Принцесса то и дело сбивалась, теряя нить повествования и уходя в собственные мысли. Сёстры, заметив, что ей не по себе, под разными предлогами заглядывали в палату, предлагали чаю с печеньем, пытались занимать больную разговорами, но тщетно. Чтобы хоть как-то объяснить им своё состояние, она пожаловалась, что заждалась отца и не понимает, почему он всё ещё у неё не побывал — знала, что ничем не рискует, поскольку Король сюда, в любом случае, не придёт. Сёстры, переглядываясь, повторили вчерашнюю версию доктора о том, что его величество в отъезде, и, кажется, немного успокоились, чего нельзя было сказать об Эрике.
          Она то лежала плашмя на кровати, то сворачивалась калачиком, то садилась, то подходила к окну и наблюдала, как становится всё более густой синева безоблачного неба. Солнце ушло, на холмы наползала лиловая тень, далёкая Нарраха заиграла вечерними огнями. Раньше этот город для Эрики ничего не значил — всего лишь город, одно из великого множества мест, где она никогда не была. Но теперь очертания Наррахи напоминали ей о пути в Лагоши, когда они служили ориентиром в ночи, и спрятаться от воспоминаний, от которых сбивалось сердце, было решительно некуда. Эрика задёрнула плотную серую занавеску, но легче ей не стало, волнение только усиливалось.
          К тому времени, когда сестра Флориана появилась в палате с набором вечерних лекарств и с намерением помочь Принцессе приготовиться ко сну, та уже совсем извелась, хотя старалась не подавать виду. Самым долгим промежутком времени за весь день был час, разделивший два поворота ключа в замке — первый, когда сестра Флориана, уходя, запирала дверь, и второй, когда эту дверь отпирала Ингрид. Мачеха так же, как вчера, прикрывала ладонью свечу, и смотрела так же, как вчера — напряжённо и испытующе, хотя её пухлые губы изгибались в беспечной полуулыбке.
          — Привет, милая, — вполголоса проговорила Ингрид.
          — Привет, — отозвалась Эрика. — Я тебя ждала.
          Глаза гостьи блеснули, улыбка стала шире:
          — Вот как? Приятно слышать. И с чего же вдруг мне такое доверие?
          Принцесса промолчала, не считая нужным отвечать.
          — А, знаю! Ты догадалась, откуда я узнала про твоё притворство, — ответила за неё мачеха. — Умничка. Ты оказалась сообразительней, чем я думала. И абсолютно правильно решила не тянуть с разговором.
          — Вчера ты обещала показать мне камеру Многоликого, — напомнила Эрика.
          — Обещала, — согласилась Ингрид. — Идём. Ночные сёстры спят, а больше здесь никого нет.
          Второго приглашения не потребовалось. Поспешно поднявшись, Принцесса вслед за мачехой вышла из палаты. Снаружи было совсем темно и даже жутковато — свеча лишь немного разбавляла темноту, позволяя не спотыкаться и не налетать на углы. Раньше, когда Эрика бывала здесь с Потрошителем, в начале и в конце каждого коридора горели лампочки. Теперь они были погашены, свидетельствуя, что через «крыло для буйных» никто не ходит — из одного этого уже следовало, что камера, где держали Феликса, по-прежнему пуста. Но Принцесса всё равно спустилась к ней вместе с Ингрид, невольно пугаясь собственных шагов, отдающихся в тишине, и зыбких теней, пляшущих на стенах.
          Стражников у обитой железом двери на этаж, разумеется, не было; мачеха открыла её одним из своих ключей. Все шесть внутренних дверей стояли открытые. В третьей слева камере на спинке голой койки всё так же висел магический пояс, но пыточная конструкция из ниши исчезла; исчезли и бурые разводы на полу, насколько это можно было различить в тусклом свете свечи. При желании Эрика смогла бы убедить себя, что и то, и другое ей привиделось... но желание заниматься самообманом у неё отсутствовало.
          — Проверила? — задала риторический вопрос мачеха.
          — Да.
          — Не думаю, что у нас есть ещё какое-нибудь помещение, где могли бы запереть оборотня. Разве что в том подземелье, откуда ты помогла ему сбежать. Но там бы он долго не протянул...
          — И пояс — тут, — тихо ответила Принцесса.
          — Вот именно. Так что, полагаю, в Замке его, действительно, нет. Если, конечно, — Ингрид хмыкнула, — Мангана не поселил его у себя в покоях в качестве котика или пёсика. Но это вряд ли, храбростью наш кудесник не отличается. Не буду тебя обманывать, милая: я не знаю, что случилось с твоим приятелем. Но от того, что ты сбежишь, хуже ему не станет совершенно точно.
          В отличие от мачехи, Эрика вполне допускала, что Потрошитель каким-то образом сумел «запереть» Феликса в облике зверя, но обсуждать этого с ней не собиралась.
          — Я поняла. Давай отсюда выйдем.
          Девушке стало дурно, стены давили на неё, смертный ужас, однажды пережитый в этом месте, накатывал снова. Похоже, её спутница что-то почувствовала — подхватила её под локоть и быстренько повела обратно, пока она хватала ртом воздух и думала лишь о том, как бы удержаться на ногах. Наверху Принцессе полегчало.
          — Оклемалась? — поинтересовалась Ингрид. — Тогда идём ко мне, я всё тебе расскажу и покажу.
          Палата мачехи оказалась точно такой же, как у Эрики — только окно, сейчас занавешенное, смотрело в один из внутренних двориков Замка, да видно было, что Ингрид живёт тут уже давно и кто-то позаботился о том, чтобы ей стало хоть немного уютней. Принцесса даже догадывалась, кто именно. На каменном полу у кровати лежал маленький шерстяной коврик и стояли пушистые комнатные туфли, на одеяло была небрежно брошена ажурная белая шаль с длинными кистями. Чайная чашка в цветочек на столике, стопка книг вперемешку с женскими журналами на стуле, мягкое пёстрое полотенце на спинке кровати... Для пойманной за руку несостоявшейся мужеубийцы мачеха устроилась совсем неплохо; при других обстоятельствах Эрика сочла бы, что нужно оставить всё, как есть. Но сейчас самое важное — выбраться из Замка! Если в качестве платы нужно помочь Ингрид совершить то же самое, значит, так тому и быть.
          Мачеха поставила свечу на столик, подошла к окну и выглянула из него, слегка отодвинув занавеску. Поманив Принцессу:
          — Смотри! — пустила её на своё место.
          По двору вокруг спящего ещё фонтана бродило две пары стражников. Ещё одна пара маячила чуть дальше, на кольцевом балконе одной из угловых башен, видневшейся между другими строениями.
          — Ну что, сколько их там? — спросила Ингрид.
          — Шестеро.
          — Шестеро — в поле зрения. Они там повсюду, не считая дежурных у главных ворот и у входа в наше крыло! С твоей-то стороны, наверное, «серо-красные» появляются только тогда, когда патрулируют стену. А я имею сомнительное удовольствие созерцать их целыми днями. Если бы не они, Эрика, только бы меня здесь и видели. Но, — мачеха театрально вздохнула, — несколько десятков вооружённых стражников — слишком серьёзное препятствие даже для меня.
          Она убрала со стула журналы и книги и посадила на него Принцессу, сама же устроилась на кровати. Затем запустила руку под наматрасник и достала оттуда несколько изрисованных и исписанных листов тонкой полупрозрачной бумаги, расправила их у себя на коленях, прикрыла ладонями — и начала:
          — Итак, ты здесь и готова меня слушать. Значит ли это, что ты решилась бежать вместе со мной?
          — Да, я решилась, — коротко кивнула Эрика.
          — Замечательно, — промурлыкала мачеха.
          — Но мне непонятно, какой помощи ты хочешь от меня. Я тоже не знаю, как обезвредить стражу.
          — «Тоже» — лишнее слово, милая. Я — знаю. А ты — можешь достать то, что для этого необходимо.
          — Оружие? Но откуда?
          — Нет, не оружие. Оружием у нас заведует Олаф, и обыкновенным, и магическим, а Олаф — кремень! Без приказа Короля он даже не шелохнётся. Да и сама ты... что, неужели согласилась бы стрелять?
          — Боюсь, что нет, Ингрид. Не согласилась бы.
          — Но ведь стрелять совершенно необязательно, — лукаво улыбнулась мачеха. — Есть и более мягкие методы... управления людьми. Можно заставить их выполнять твою волю. Можно сделать так, чтобы они забыли, что видели тебя — или чтобы не видели вообще. Можно, в конце концов, их просто усыпить.
          — Ты имеешь в виду магию? — предположила Принцесса, чувствуя, к чему ведёт её собеседница.
          — Именно так. У нас с тобой никаких магических приспособлений нет, но кое-где в Замке полки ломятся от волшебных игрушек.
          «У Манганы полки ломятся, вот где! Ей не нужно, чтобы я летала. Ей нужно, чтобы я украла что-то у Потрошителя», — тут же поняла Эрика.
          — Догадалась, да? — хохотнула Ингрид. — Нет, милая, ты точно не так проста, как я думала. Придворный Маг — тот ещё хомяк, в его закромах найдётся что угодно! Но и сторожит он их, как зеницу ока, до недавнего времени он ни под каким видом не пускал к себе никого, кроме Короля.
          — А потом начал пускать меня...
          — А потом начал пускать тебя! Не знаю и знать не хочу, чем вы там занимались, но ты так часто бывала у него в покоях и проводила там столько времени, как будто стала для него своим человеком.
          Принцесса скривилась:
          — Я играла на... фортепьяно.
          — Говорю же, меня это не касается, — отмахнулась мачеха. — Играла на фортепьяно, или читала вслух древние трактаты, или вы резались в карты... главное, ему это было гораздо нужнее, чем тебе, верно?
          — Верно. Мне это вообще не нужно.
          — А значит, он попросит, чтобы ты делала это снова, — удовлетворённо заключила мачеха. — Всё, что от тебя требуется — согласиться. И немножко пощипать его запасы, как только ты останешься среди них одна.
          — Во-первых, он никогда не оставлял меня одну. А во-вторых, я не знаю, что должна искать.
          Ингрид хохотнула:
          — Во-первых, теперь оставит. Об этом я позабочусь. А во-вторых... я всё тебе покажу. Но сначала дай мне слово...
          — Что за слово?
          — О котором я говорила вчера. Обещай, что не воспользуешься своей находкой в одиночку. Вернёшься с ней сюда, и мы убежим вместе. Это не одолжение, а соглашение, Эрика. От тебя — малюсенький артефакт. От меня — удостоверение личности, несколько тысяч крон, нормальная одежда, лошадь, чтобы добраться до побережья, билет на трансокеанский лайнер и некоторая помощь в обустройстве, когда мы доберёмся до Новых Земель. Надеюсь, ты не будешь возражать, если потом наши пути навсегда разойдутся.
          — Обещаю, — без колебаний ответила Принцесса.
          — Вот и отлично, — ничего другого не ожидавшая мачеха протянула ей листы, до этой секунды лежавшие у неё коленях. — Теперь гляди: знаком ли тебе какой-нибудь из предметов?
          На листах были рисунки, подписанные витиеватым почерком Ингрид — судя по всему, сделанные на просвет копии изображений из старинных книг. Широкий сосуд на тонкой короткой ножке — «Чаша Забвения». Пара шпилек с закрученными спиралью зубцами и утолщённой серединой — «Шпильки-Невидимки». Нечто странное, похожее на слегка вытянутый браслет или обруч с двумя полукруглыми ручками — «Замри-Умри-Воскресни». Продолговатый камень необычной огранки, формой напоминающий бутон тюльпана, с оправой в виде заострённого лепестка — «Сонный Камень». Вложенный в тубу свиток — «Делай Как Я».
          — Нет, эти предметы мне незнакомы, — призналась Эрика, внимательнейшим образом изучив рисунки. — А ты о них как узнала?
          — Я всегда интересовалась магией, — развела руками Ингрид. — Королевские библиотеки — настоящий клад! В архивах и в книгах предостаточно сведений о магических предметах, в разное время принадлежавших обитателям Замка — большинство из этих предметов, разумеется, потом попали в загребущие лапы Манганы. Искала, срисовывала, записывала... как чувствовала, что плоды моих изысканий однажды мне пригодятся.
          — Нам понадобятся все пять... артефактов?
          — Чем больше, тем лучше, но, в принципе, чтобы сбежать, хватит и одного — любого из них, какой тебе удастся найти.
          — Я могу взять рисунки?
          — Конечно. И пусть каждый из них впечатается тебе в память, — с любезным видом пожелала мачеха.
          Принцесса собрала листы, аккуратно свернула их трубочкой и спрятала её в рукав.
          — Так, значит, в чём состоит наш план? Если Мангана снова позовёт меня играть, я отвечу ему согласием...
          — И будешь спокойно ждать момента, когда окажешься запертой в его покоях в гордом одиночестве — раз. С поисками придётся уложиться в четверть часа, но я уверена, что ты справишься — два. Как только предмет окажется у тебя, той же ночью мы покинем Замок; снаружи нас будут ждать проверенные люди — три, — перечислила Ингрид, утратив свои воркующие интонации.
          — Договорились, — сказала, вставая, Эрика.
          Мачеха подняла на неё большие ясные глаза и опять улыбнулась, но сейчас никакого очарования в её улыбке не было:
          — На случай, если ты вдруг захочешь нарушить своё слово, милая, имей в виду — у всех этих штучек есть секрет. А как с ними правильно обращаться, знаю только я.  

ПРОДОЛЖЕНИЕ

[Ева Гончар]

Текст временно снят.
№44