Осенние дожди Петербурга (роман, XIX век, Россия)

[ok-olga_n_k]

Глава 9.

Пытаясь выяснить, куда пропала мадемуазель Ле Вент, Воронской обратился к Прохору. Старик, заставший ротмистра позавчера у Шарлины в гримёрной и решив, что гусар приглянулся девушке, не стал скрытничать и поведал, что после репетиции все актёры вернулись в дом, предоставленный для труппы, а когда вечером вновь отправились в театр, Луи Каре с Шарлин задержались. Перед спектаклем Луи сказал, что девушка ушла раньше него, и был крайне удивлён, что она ещё не появилась. Однако Прохор выразил сомнения по поводу правдивости слов месье Каре, поэтому Владимир решил побеседовать и с актёром.
Поначалу Луи самым вызывающим образом потребовал от Воронского убраться, но ротмистр по-военному просто объяснил, что сделает с актёром, если тот не заговорит. В общем, Орсино из «Двенадцатой ночи» задержался с выходом на сцену именно из-за графа. Луи рассказал, что в последние дни мадемуазель Ле Вент получала от кого-то дорогие подарки и среди актёров ходили слухи, будто за ней ухаживает высокопоставленный вельможа. В театр Шарлина ушла раньше, чем Каре, причём до этого недалеко от дома долго стояла чёрная карета, а когда выходил Луи, кареты уже не было.
Воронской успел переговорить ещё с несколькими актёрами прежде, чем появилась Бернадетта Каде - жена директора театра.
— Так это и есть тот красавец-офицер, вскруживший голову нашей девочке?– строго поинтересовалась она у Прохора почти на чистом русском.
Старик замялся, что-то неразборчиво промямлив, а Владимир быстро подошёл и, щёлкнув каблуками, коротко поклонился.
— Ротмистр граф Воронской, мадам,– представился он.
— Идите за мной,– распорядилась Бернадетта,– а то тут слишком много ушей.
Они зашли в крохотную комнату, похожую на кабинет, с большим столом, несколькими креслами, и секретером.
— Садитесь,– велела женщина, располагаясь сама напротив графа.– Меня зовут Бернадетта Каде, я супруга директора. Шарлин - дочь покойной сестры месье Каде. Мы её единственные родственники, она нам как дочь. А вы, насколько я понимаю, тот самый офицер, с которым она убежала с бала у барона Солницкого.
— Да, мадам.
— Странно, я думала, что и на этот раз она сбежала с вами.
— Среди вашей труппы ходят слухи…– начал было Воронской, но был перебит.
— Ах, граф, не повторяйте эти досужие сплетни! Шарлин вовсе не так ветрена, как её пытаются представить!
«Le Vent  не ветрена»,– чуть улыбнулся такой игре слов мужчина.
— Я в этом ничуть не сомневаюсь,– решительно заверил он.– Именно поэтому обеспокоен её исчезновением.
— Признаться, теперь и я не знаю, кто может пролить свет на случившееся, ибо подозревала вас,– развела руками Бернадетта.– Дворник у дома тоже ничего не видел.
— А чёрную карету?
— Да мало ли в Петербурге чёрных карет?!
Владимир задумчиво покачал головой и поднялся из кресла:
— Спасибо, что уделили внимание.
— Ну, что вы, граф, я не меньше вас желаю знать, куда подевалась Шарлин.
— А с месье Каде вы обсуждали этот вопрос?
— Месье Каде…– Бернадетта вдруг запнулась.– У мужа весьма непростой характер, он - человек искусства, очень эмоциональный. Когда Жак гневается, с ним трудно что-либо обсуждать.
— Его разгневало исчезновение Шарлин?– уточнил Воронской.
Женщина тяжело вздохнула:
— Скорее то, что из-за этого исчезновения едва ни сорвался спектакль.
— А раньше мадемуазель Ле Вент не пропускала спектакли?
— Никогда! Она, даже будучи больной, играла!
Владимир поймал себя на том, что не на шутку разволновался. Петербург - огромный город и с молодой девушкой здесь может приключиться что угодно.
— С вашего позволения я пойду,– тихо произнёс Воронской.
— Прощайте, граф.
Владимир направился к выходу, но перед самой дверью обернулся и вдруг спросил:
— А откуда вы так хорошо знаете русский?
Бернадетта улыбнулась:
— Моя матушка была родом из Польши, а её дед служил в России ещё при Петре I.

Всё второе отделение Бурский терзался сомнениями относительно поездки домой Дарьи Михайловны. Соблазн оказаться хоть на минуту с ней наедине без присмотра родителей или брата был очень велик. К тому же Донховской, оставшийся с женой в ложе полковника, то и дело заговорщически поглядывал на Михаила и подбадривающе кивал.
— По-моему, Орсино слишком быстро забыл Оливию, утешившись Виолой,– когда закончился спектакль, пожаловалась мужу Наталья Григорьевна.
Олег снисходительно улыбнулся и кивнул:
— Полностью согласен, Натали.
— Просто он не любил Оливию,– тихо произнесла Дарья Михайловна.
— Долли, вы так романтичны,– с неуловимой усмешкой, заметил князь Донховской.– Михаил Михайлович, вам несказанно повезло. Почти так же, как Орсино с Виолой!
— Кому не повезло, так это Оливии,– послышался сухой голос Воронского, уже несколько минут стоящего в дверях ложи.– Она-то влюбилась не в настоящего Себастьяна, а в образ, преподнесенный Виолой. Весьма распространённая ошибка, верно?
Владимир перевёл холодный взгляд с Донховского на его жену и обратно.
— Вам виднее,– насмешливо отозвался князь, поднимаясь и предлагая руку Натали.– Всего наилучшего,– поклонился он Дарье Михайловне и с сочувствием взглянул на Бурского.

— Что имел в виду граф?– поинтересовалась у мужа Наталья Григорьевна, когда они остались наедине.
— Je ne sais pas. Dans la tête des hussards il y a seulement le vent.

================================
  (перевод с фр.) ветер
  (перевод с фр.) Понятия не имею. У гусаров в голове только ветер. (прим. авт. – игра слов: фамилия «Le vent» в переводе «Ветер»)

[ok-olga_n_k]

Глава 10.

Доставив сестру родителям, Владимир направился к дому, где жили французские артисты, но оказалось, что мадемуазель Ле Вент так и не вернулась. Потеряв всякую надежду увидеть её в этот вечер, Воронской уехал в полк. По дороге в голову лезли одни мрачные мысли, начиная от несчастного случая и заканчивая побегом Шарлин с каким-нибудь мужчиной.
— Ваше благородие!– окликнул ротмистра караульный.
Владимир придержал коня, обернувшись.
— Полковник вас к себе требовал, когда явитесь! Сказывал: без промедления!
Воронской спешился, передав повод солдату, и быстрым шагом прошёл в отдельный дом, где квартировал Ушаков.
— Алексей Александрович,– заходя в комнату, поприветствовал Владимир.– Звали?
— Был уже у себя?– хмуро спросил полковник, даже не поздоровавшись.
— Ещё нет.
— Со вчерашнего дня не был!
— Виноват. Семейные дела…
— Врать будешь попу на исповеди!– перебил Ушаков.– Без моего разрешения больше из полка ни шагу!
— За что ж такая немилость?– изумился Воронской, оглядевшись по сторонам, словно в поисках виновника.
Полковник грохнул кулаком по столу, от чего чашка на блюдце испуганно подпрыгнула и едва ни перевернулась.
— Всё за то же! Распустились, понимаешь! Балы, карты, дуэли!– Алексей Александрович грозно поднялся из-за стола.– Три эскадрона привёз в Петербург! С кем возвращаться в Сумы буду? Не хотел я муштру учинять, но, видно, придётся.
— Полковник?..– удивление Владимира росло с каждой минутой.– Да что ж случилось-то?
Ушаков взял со столешницы бумагу и передал ротмистру, тот быстро пробежал её глазами.
— Перевод в лейб-гусарский полк?– озадаченно пробормотал Воронской.– Помилуйте, за что же?
— За то, что лучшие с Зубаревым… во всём!
— Так Сержа тоже?!– Владимиру сразу стало легче.
Сумы, конечно, любимый и родной город, но гвардейский полк для карьеры куда полезней. А раз уж и лучший друг остаётся, то к чему долго раздумывать?
— Уже нет,– жёстко осадил полковник.– Зубарев вчера отличился, теперь он едет на войну с турками! Штабс-капитан пехоты - весьма гуманное наказание…
— За что?!
— Дуэль, ротмистр! Дуэль!.. Сколько раз я вам говорил, что вы доиграетесь?! Всё! С этого дня никаких послаблений!
Дуэль? Воронской был потрясён. Он не знал ни о каких ссорах Сергея, и если бы тому предстоял поединок, то Зубарев, безусловно, выбрал бы в секунданты его. Так было всегда. С кем же Серж успел вчера поссориться?
— С кем дуэль?– хмуро спросил Владимир.
— С бароном Крафтом.
Воронского прошиб холодный пот, бросив короткое «извините», он выбежал из дома полковника.

Тихон укладывал вещи, что-то причитая себе под нос, когда в комнаты ворвался взволнованный Владимир.
— Где Сергей Андреевич?!
— У себя-с,– кивнул денщик на правую дверь.
Воронской зашёл в комнату. За столом сидел Зубарев, перед ним стояла свеча, кружка и бутылка. Владимир сел напротив него, внимательно следя за другом. Тот, не говоря ни слова, наполнил кружку вином и пододвинул Воронскому. Владимир так же молча выпил.
— Тихон! Ещё бутылку и кружку!– крикнул Сергей.
Денщик тут же просеменил в комнату, исполняя распоряжение.
— Это неправильно,– после второй кружки, заявил Владимир.– Это должна была быть моя дуэль! Утром я пойду к фон дер Палену, объясню ему обстоятельства случившегося!
— Нет, Ворон, я сделал это не для тебя,– хмельная улыбка появилась на губах Зубарева.– Прости…  люблю я её…
— Кого?– оторопел Воронской, будучи не в силах припомнить за Сергеем подобных чувств.
— Светлану Николаевну.
— Как?!.. Отчего же ты не сказал?!
— Ты мой друг,– просто ответил Зубарев.
Владимир опустил голову и надолго задумался, а после спросил:
— Когда тебе предписано выехать?
— В течение недели, но я не стану тянуть. Поеду завтра.
— Нет!– категорично заявил Воронской.– Дай мне слово, что эту неделю останешься в Петербурге.
— Для чего?
— Я оформлю перевод в действующую армию, вместе отбудем.
— Вольдемар, не надо! Зачем?!
Владимир расплылся в улыбке.
— Ты мой друг,– подмигнул он.– Я знаю тебя с шести лет. Мы давно служим вместе, вместе ходили в военные походы, вместе кружили дамам головы. А теперь будем вместе рубить турок.
— Нет, я не могу допустить этого…
— Скажи мне по чести, если бы меня за дуэль с младшим Донховским отправили в действующую армию, ты бы оставил меня?
Зубарев на мгновение замялся, а потом твёрдо ответил:
— Оставил бы!
— Ох, и горазд ты врать, Зубарь,– рассмеялся Воронской.– Ладно, не забудь, неделю эту остаёшься тут! В конце концов, надо проститься со столицей!

Утром, после разговора с Ушаковым, Воронской наведался в театр на репетицию, но Шарлин так и не появилась. Мадам Каде была крайне встревожена, Владимира она встретила как старого знакомого, пожаловалась ему на свою бессонницу, головную боль и на мужа, пребывающего в дурном настроение, поскольку у племянницы почти во всех спектаклях были главные роли.
Весь день Воронской занимался своим переводом в действующую армию, но победить русскую волокиту за такой короткий срок было невозможно. Вечером, без особой надежды явившись в театр, Владимир с изумлением узнал, что Шарлин на сцене и играет, как ни в чём не бывало.
— Как она объяснила своё отсутствие?– наблюдая за актрисой из-за кулис, спросил Воронской у мадам Каде.
— Что здесь делают посторонние?– послышался вдруг недовольный голос директора театра.
— Не сердись Жак, это мой знакомый,– поспешила заступиться за Владимира Бернадетта.
Месье Каде недоверчиво взглянул на гусара:
— Знакомый?.. Ни он ли три недели назад въехал в здание театра на кобыле?
— Никак нет,– не моргнув глазом, соврал Воронской.
Директор, видимо, собрался задать ещё несколько вопросов, но, к счастью, его позвали.
— Ох, граф, только не называйте ему своё имя,– предупредила Бернадетта.– Кто-то поведал Жаку про бал у барона Солницкого и назвал вас. Он уверен, что Шарлин и в этот раз сбежала с вами, то есть с Воронским.
— И в этот раз?– удивлённо переспросил Владимир.– Разве мадемуазель Ле Вент не сказала, где была?
Мадам Каде отрицательно покачала головой. Рассказывать о том, как Жак кричал на племянницу, потом схватился за ремень, а в ответ услышал, что если он ещё раз ударит Шарлин, то она навсегда уйдёт из театра, Бернадетта не захотела.

[ok-olga_n_k]

Глава 11.

Дождь устало барабанил за окном, в наступивших сумерках осветительные фонари на улицах казались расплывчатыми жёлтыми пятнами, похожими на маленькие лу́ны. А вот Луны как раз видно не было, тучи заволокли небо, орошая Петербург слезами. Воронской ещё никогда не ждал с таким нетерпеньем антракта, время тянулось бесконечно, как этот дождь.
— Вы?..– заходя в гримёрную, изумлённо выдохнула Шарлин.
Владимир отошёл от окна, внимательно разглядывая девушку.
— Где вы были, мадемуазель?– наконец, спросил он, и в голосе его послышались строгие нотки.
— На сцене,– не сразу поняв вопрос, отозвалась актриса.
— Не сейчас. Последние сутки.
Шарлина молчала, не зная, как отвечать. Граф ей нравился и даже слишком, но она также понимала, что между ними пропасть шириной в страны, сословия, вероисповедания и чувства. Да, можно броситься в омут страсти на время гастролей в Петербурге, но как потом выбираться из этого омута? Гусар не влюблён - он переживёт… А она?
Девушка вспомнила мать и до боли в суставах сжала кулаки. То самое третье обстоятельство, которое заставляло Шарлин держать мужчин на расстоянии, никогда не изгладится из её памяти.
«Ты - актриса, будь ею до конца»,– приказала себе девушка и, проигнорировав вопрос Владимира, прошествовала к столику возле зеркала.
— Где вы были?– не отступал Воронской.
— Граф,– церемонно обратилась к мужчине Шарлин, глядя на его отражение,– вы стали ходить в мою гримёрную, как к себе в казармы. Не припомню, чтобы я разрешала подобное. Потрудитесь впредь в моё отсутствие здесь не появляться.
— Обещаю, но ответьте на мой вопрос.
— Я не обязана.
— Вы были с мужчиной?– напрямик спросил Воронской.
Шарлина вспыхнула, но, к счастью, грим скрыл румянец на её щеках.
— Как вы смеете?!– гневно сверкнула она глазами, повернувшись к Владимиру.– Ваше воспитание такое же поддельное, как ваши чувства! Уходите немедленно!
Мужчина коротко поклонился, щёлкнув каблуками, и поспешил ретироваться за дверь. С безграничной грустью во взгляде Шарлин посмотрела ему вслед и перевела взор на заплаканные стёкла окна. Осенние дожди - слёзы прощания с летом - спешили смыть память о прошлом до прихода суровой хозяйки севера.

«Глупо!.. Глупо переживать из-за какой-то девчонки,– уговаривал себя Воронской, из тёмного переулка наблюдая за покидающими театр с заднего хода.– Тем более теперь, когда твой путь лежит на юг и есть все шансы не вернуться… В конце концов, ты пытался загладить свою вину, она сама не захотела!»
Владимир прервал размышления, как только появилась мадемуазель Ле Вент. Театр она покидала одной из последних.
Внезапно послышался звук быстро подъезжающего экипажа, и Шарлину скрыла от взгляда чёрная карета, а когда она отъехала, девушки на улице уже не было.
Воронской, не задумываясь, вскочил в седло и последовал за экипажем.
— Я лишь хочу убедиться, что ей ничего не грозит,– заявил он невидимому собеседнику, пришпоривая коня.
Чёрная карета остановилась возле большого дома в три этажа на Литейном проспекте - одной из старейших улиц города, проложенной от Пушкарской и Литейной слобод. На воротах значился вензель Д. Владимир неприятно поёжился. Хотя в Петербурге он пробыл недолго, но знал большинство домов, принадлежавших дворянам. Этот был домом Дмитрия Константиновича Донховского. Кому он перешёл после смерти хозяина Воронской не ведал.
Карета въехала в ворота, остановившись перед ступенями, и Шарлина в сопровождении кучера, держащего над ней зонт, вошла в дом. К удивлению Владимира, кучер вернулся к своему экипажу и уехал.
Воронской, уже было собравшийся тоже покинуть пост наблюдения, вдруг придержал коня. Со стороны Невского проспекта появилась быстро несущаяся карета. Она так же проследовала к дому покойного князя и её сопровождали четыре офицера лейб-гвардии конного полка, шефствовал которыми цесаревич Константин.
Человека, вышедшего из кареты, Владимир разглядеть не смог, но, судя по тому, что два конногвардейца остались караулить у двери, гость был очень важной персоной. Подождав ещё немного, Воронской с досады махнул рукой и направил коня к дому родителей. Добираться до полка по такому ливню было далече, а до Невского проспекта - рукой подать.

Дома ещё не спали. Капитолина Денисовна и Михаил Алексеевич играли в шашки, а Дашенька сидела возле камина и читала вслух книгу.
— Владимир!..– мать всплеснула руками при виде сына.– Ты же весь вымок!
— Душенька, успокойся. Он солдат, ничего страшного,– заверил глава семейства, как ни в чём не бывало, продолжая передвигать фигуры по доске.– Ем и дамка!
— Ах, Мишель, я сдаюсь,– с явным облегчением отмахнулась от игры Капитолина Денисовна, звоня в колокольчик и вставая навстречу сыну.– Мы уж и не чаяли тебя сегодня увидеть. Вчера ночевать не остался, сегодня не заглянул…
— Служба, мама́.
В залу вошел лакей, поклонившись и ожидая приказаний.
— Сухую одежду Владимиру Михайловичу, горячего чая и ужин.
— Нет-нет, ужинать не буду,– возразил сын.– С вашего позволения сразу пойду спать.
— А мы с отцом хотели с тобой поговорить,– немного растерянно произнесла Капитолина Денисовна, взглядом прося поддержки у мужа.
— Да,– подтвердил тот.
— Завтра, всё завтра. Я очень устал.
На самом деле Владимиру не давала покоя история с мадемуазель Ле Вент, и ему не хотелось сейчас слушать извечные причитания родителей по поводу его холостяцкой жизни и необходимости заводить семью и наследников.
— Я тоже пойду спать,– вдруг заявила Дашенька, поднимаясь из кресла.
Ухватив брата за руку, она потащила его за собой.
— Merci, Dolly. Ты меня спасла,– поблагодарил Владимир, когда они оказались на лестнице, ведущей на второй этаж в их комнаты.
— Не за что, ты же мой брат,– ласково улыбнулась девушка.– Кстати, ты не забыл, что у маменьки скоро именины?
— Боюсь, к тому времени я уже покину Петербург.
Сестра внезапно остановилась, резко развернув брата к себе:
— Володя, возьми меня с собой!
— Куда?– оторопел мужчина.
— В Сумы, к бабушке. Я больше не могу выносить этой светской столичной жизни… Умоляю, возьми!
— Дашенька,– Владимир встревожено заглянул сестре в глаза,– что случилось? От чего ты бежишь?
Девушка закусила нижнюю губу, ничего не отвечая.
— Долли, я не смогу помочь, если не узнаю, что происходит.
— Я… я думала, что я сильная… что справлюсь… Ведь не все же выходят замуж по любви… Но я не могу… Я боюсь его!..
— Бурского?!– ошеломлённо переспросил Владимир.– Он посмел тебя обидеть?!
Мужчина почувствовал, как в нём закипает кровь. Видно, зря он был хорошего мнения о полковнике. Да и чему удивляться, если у того в друзьях ходили братья Донховские? Одного поля ягоды! Значит, так тому и быть, ещё одна дуэль теперь уже ничего не испортит.
— Нет-нет!– поспешно ответила Даша, безошибочно уловив настроение брата.– Напротив! Он очень вежлив и деликатен, но… он смотрит на меня так… так… я не знаю, как сказать… Его чёрные глаза, словно жуткие бездны, а на дне притаились страшные чудовища!
— Долли, у тебя богатое воображение, читай поменьше сказок,– улыбнулся Владимир.
— Нет же, я чувствую… он погубит меня!
— И романов тоже поменьше. Ступай спать, дорогая.
Брат поцеловал девушку в лоб и направился в свою комнату, а Даша тяжело вздохнула и печально поникла головой.

[ok-olga_n_k]

Глава 12.

Альбрехт Штейн бесшумно приоткрыл дверь в комнату Светланы Николаевны и замер, затаив дыхание. Хозяйка стояла на коленях перед образом в одной ночной сорочке и с распущенными волосами. Ранний лучик солнца проник в её опочивальню через окно и божественным светом окутал женщину. Секретарь барона с трудом подавил в себе желание подойти и сжать хозяйку в объятьях.
«Замаливаете грехи, баронесса?– злобно подумал он.– Молитесь, молитесь… Я сделаю всё, чтоб вы не получили ни гроша после смерти вашего мужа! Вы ещё будете упрашивать меня, чтобы я позволил вам остаться под этой крышей!.. И я позволю, и буду брать с вас плату…»
Альбрехт тихо прикрыл дверь и направился в комнату к барону. Давид Артемьевич выглядел уже лучше, и это сильно обеспокоило секретаря.
— Как вы себя чувствуете, отец?– заботливо спросил он, присаживаясь рядом с постелью.
— Кажется, я просил не называть меня так,– тяжело дыша, пробормотал барон.
— Простите, просто я хотел быть хоть немного ближе вам в последние дни…
— Последние?.. Доктор считает, что я уже не встану?
— О, нет-нет! Я не имел в виду…– Штейн вдруг резко оборвал себя и потупил взгляд.– Он…  Простите… Он сказал… что советует вам составить завещание.
Давид Артемьевич тяжело вздохнул и тут же схватился за бок.
— Я принёс бумагу, если вы захотите продиктовать,– доложил секретарь.– Насколько мне известно, законных детей у вас не было ни от первой, ни от второй супруги, да?
— Увы, они оказались слабы здоровьем,– покачал головой барон.
— Разве Светлана Николаевна тоже?– удивился Альбрехт.– А я думал, вы вместе приняли это решение…
— Какое решение?
Штейн всплеснул руками и схватился за голову:
— Нет-нет! Никакое!.. Не слушайте меня!
— Говори!– приказал Крафт, и его глаза болезненно сверкнули.
— Светлана Николаевна постоянно пьёт специальную настойку… Однажды я случайно слышал её разговор с врачом… Я подумал, вы оба не хотите детей… я не знал, что она не посвятила вас…
Давид Артемьевич был потрясён, несколько минут он вообще молчал, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Какой жестокий обман,– наконец, выдавил он.
— Мне жаль, что я принёс вам столь печальные известия, барон,– смиренно потупив взор, разыгрывал раскаянье секретарь.– Уже второй раз я невольно становлюсь вестником несчастий для вашей семьи. Но, возможно, у баронессы были серьёзные причины не желать ребёнка?.. Не может же это быть из-за того офицера…
Бледное лицо Давида Артемьевич вдруг сделалось пунцовым.
— Мне искренне жаль, что судьба лишила вас радости отцовства,– опечаленно покачал головой Штейн.– Если бы я только мог чем-нибудь помочь вам…
— Завещание…– хрипло прошептал барон,– пиши… оставляю всё движимое… и недвижимое имущество… своему сыну… Альбрехту Штейну…
Секретарь быстро и грамотно оформил завещание и помог хозяину подписать его.
— Нужен свидетель. Я позову доктора,– сказал Альбрехт, выходя за дверь, и едва ни столкнулся с баронессой.
— Доктора?– встревожено переспросила Светлана Николаевна.– Что случилось?
Она попыталась пройти в комнату мужа, но Штейн удержал её:
— Нет-нет, мадам, вам туда нельзя!
— Ты третий день не пускаешь меня к барону. Я должна его увидеть,– решительно заявила женщина.
— Простите, мадам, я лишь выполняю распоряжение доктора. Господин Пфуль запретил любые волнения для барона. Боюсь, что ваш муж ещё не готов к встрече с вами…
— Альбрехт, мне необходимо с ним объясниться.
— Позже, Светлана Николаевна. Когда он окрепнет. Вы же не хотите, чтобы ему стало хуже, правда?
Женщина тяжело вздохнула и медленно побрела вдоль коридора, но потом вдруг обернулась и тихо спросила:
— А Давид Артемьевич не интересовался мной?
— Увы,– покачал головой Альбрехт с сочувственной маской на лице.
Баронесса вернулась в свои комнаты совершенно подавленная. Если бы можно было повернуть время вспять, она никогда не уступила бы Воронскому. Ранний брак с Крафтом лишил её девичьих грёз, надежд и любви, поэтому, когда появился граф, Светлане Николаевне показалось, что в её жизнь пришло настоящее чувство. Теперь же наступило прозрение, но, как это часто бывает, слишком поздно.

— Владимир Михайлович уже проснулся?– поинтересовалась Капитолина Денисовна у слуги и, получив положительный ответ, направилась в комнату сына.
Вообще-то она хотела, чтобы при разговоре присутствовал и отец, но Михаил Алексеевич уехал рано по делам.
— Вольдемар, я должна с тобой серьёзно поговорить,– тоном, не терпящим возражений, заявила женщина.– Присядь.
Она указала Владимиру на кушетку, и тот обречённо повиновался.
— Позавчера, когда вы с Долли ездили в театр, мы с Михаилом Алексеевичем были у барона Солницкого,– издалека начала мать.– Иван Демидович спрашивал, отчего мы не посетили его маскарад, а потом случайно обмолвился, что ты был там…
— Что с того?– удивился Владимир.
— Он сказал, ты повздорил с князьями Донховскими.
— Мама́, я не понимаю, к чему эти расспросы?
— Ещё он сказал, что ты с бала уехал с актрисой,– Капитолина Денисовна осуждающе посмотрела на сына,– с той, про которую написали в Петербургских ведомостях, что она разбила уйму сердец в Европе, а теперь принялась за наших офицеров… Вольдемар, как это понимать?
Владимир неприятно поёжился, он очень не любил сплетни.
— Простите меня, мама́, но мне кажется, я достаточно взрослый, чтобы самому решать, с кем и куда уезжать,– стараясь не быть слишком резким, отозвался сын.
— Но не с актрисой же!
— Отчего-с?.. Она такой же человек, как и все, и уж точно лучше многих из нашей прогнившей аристократической среды!
— Вольдемар!– повысила голос Капитолина Денисовна.– Ты не должен так говорить!.. Я знаю, это всё влияние Екатерины Петровны! Она неправильно тебя воспитывала!
Владимир иронично покачал головой:
— Увы, родителям было некогда заниматься моим воспитанием… Так что, стоит ли удивляться?
Капитолина Денисовна вспыхнула и возмущённо посмотрела на сына.
— Простите,– виновато произнёс тот.– Но прошу, впредь не отзываться дурно о дорогих моему сердцу людях. Екатерина Петровна не заслужила такого.
— Это не меняет дела… Ты - титулованный дворянин, потомок известного рода! У тебя не может быть недостойных связей! Нам предстоит вскоре породниться с князьями Бурскими! Ты обязан вести себя подобающе, а не заводить интрижки с какими-то актрисами…
— Довольно, мама́,– перебил Владимир.– У нас с вами разное понимание о подобающем поведении. Уже поздно делать из меня заносчивого и кичливого ханжу. Однако могу вас утешить, меньше чем через неделю я покидаю Петербург, вам больше не придётся опасаться, что я как-то поврежу репутации Воронских. А вот насчёт кандидатуры Бурского в мужья для дочери я бы на вашем месте ещё хорошенько подумал…
Капитолина Петровна изумлённо захлопала глазами:
— Как это понимать?
— Михаил Михайлович неприятен Даше. Да и вообще, она пока не готова к браку.
— Глупости,– махнула рукой мать.– Я сама знаю, что для неё лучше!
Владимир разочарованно покачал головой. Что ж, он всё-таки пытался помочь сестре.

[ok-olga_n_k]

Глава 13.

Господин Пфуль жил в Петербурге почти сорок лет, имел большую практику и постоянных клиентов, в том числе семейство Крафтов. Немец был аккуратен, педантичен и немногословен.
Когда Альбрехт попросил его засвидетельствовать завещание хозяина, Пфуль сделал это, не задавая вопросов, но потом попросил секретаря уделить ему некоторое время для конфиденциальной беседы.
— Насколько я понимаю, господин Штейн, барону осталось недолго?..– без прелюдий спросил он.
— Помилуйте, доктор - вы! Вам виднее,– изумился секретарь.
— Давайте не будем играть в прятки. Моё время стоит дорого, а ложь ещё дороже. Я не знаю, да и не хочу знать, как вы убедили барона передать всё наследство вам. Но я знаю, что вы не можете быть его сыном. И никто другой тоже. Барон бесплоден. Я являюсь его врачом вот уже сорок лет…
Сердце Альбрехта учащённо забилось. Он никогда не знал наверняка, был ли Крафт его отцом, так рассказывала мать - особа не самых строгих правил, упокой господь её душу. Когда умер её муж - купец второй гильдии Матвей Евграфович - она начала принимать в своём дому мужчин, в том числе и барона Крафта. Знала ли она сама, кто был отец ребёнка или солгала в надежде пристроить сына в дом к барону? В любом случае, явившись семь лет назад к Давиду Артемьевичу, она заявила, что ребёнок его, потому и имя носит немецкое, и если барон не хочет скандала, то обязан помочь Альбрехту продвинуться по службе. Чтобы успокоить женщину, Крафт для начала взял «сына» к себе секретарём. В тот же год мать Штейна загадочным образом отдала богу душу.
— А барон знает об этом?– после долгих раздумий спросил Альбрехт.
— Нет, это тайна женщин семейства Крафт. Меня в неё посвятила мать Давида Артемьевича, не желавшая, чтобы её сын знал о своей несостоятельности. Она же заставила хранить эту тайну и первую жену барона.
— А Светлана Николаевна?– испуганно спросил секретарь, затаив дыхание.
— Да, она тоже знает,– усмехнулся доктор.– Лет десять назад, отчаявшись забеременеть, она потребовала, чтобы я лечил её от бесплодия. Тогда-то мне и пришлось открыть эту тайну. Светлана Николаевна оказалась настолько мягкосердечной, что велела мне продолжать хранить секрет.
Холодный пот покрыл тело Альбрехта. Он вспомнил о завещании, в котором Крафт называл его сыном. Если баронесса узнает об этом, то вряд ли станет молчать дальше. Надо было действовать быстро.
— Сколько вы хотите за свою помощь?– прямо спросил Штейн.
— Сто тысяч.
Лицо секретаря вытянулось, как яйцо:
— Сколько?!..
— Сто. Не сейчас, конечно,– снисходительно произнёс Пфуль.– Я понимаю, что у вас и десятой доли такой суммы не наберётся. Но когда вы вступите в права наследования, то вполне сможете одарить меня за помощь… Вам ведь, как я понимаю, нужен ещё будет совет, как спровадить барона на тот свет, не вызвав подозрений. Да и в случае, если Светлана Николаевна доведёт дело до суда и заявит, что вы не сын барона, вам понадобится свидетель, который опровергнет её слова. И лучшего свидетеля вам не найти!
Альбрехт понимающе улыбнулся, похоже, в лице доктора он нашёл неоценимого помощника. В конце концов, можно пожертвовать и ста тысячами, чтобы получить всё остальное. А Бог даст, так и вообще не придётся ничем жертвовать.

Светлана Николаевна в нерешительности застыла перед дверью опочивальни мужа. Она не знала, что будет говорить, как вымаливать прощение у барона, но понимала, откладывать дальше разговор невозможно. Так и не придумав подходящих слов, женщина тихонько постучалась и дёрнула ручку. Дверь оказалась заперта.
— Что?..– оторопела баронесса и, на всякий случай, ещё раз попыталась открыть её.
Светлана Николаевна тут же направилась в кабинет мужа, там, на кресле Давида Артемьемича, сидел Альбрехт, обложившись бумагами и расчётными книгами.
— Что это значит?..– возмущённо спросила женщина.– Почему дверь к барону заперта?!
— Добрый день, мадам,– поднимаясь из кресла, лениво отвесил поклон секретарь.– Я уже объяснял вам, что барону противопоказаны всяческие волнения. Я лишь оберегаю его жизнь и здоровье.
— Я не угрожаю ни тому, ни другому!
— Сомнительное утверждение, учитывая случившееся.
— Альбрехт! Если ты немедленно не пустишь меня к мужу… я обращусь в городскую полицию!– пригрозила Светлана Николаевна.
Мужчина недоверчиво усмехнулся, выходя из-за стола и неторопливо приближаясь к хозяйке:
— Полагаете, они ещё недостаточно детально рассмотрели это дело?.. Впрочем, из дуэлянтов пока наказан только один. Вы хотите, чтобы и барона наказали, м?
— Что?– переспросила женщина.
— Ну, а вы как думали?– иронично скривил губы Альбрехт.– Если вы заявите в полиции, что барон здоров, а вас к нему не пускают, то полицмейстер с приставами быстро подсуетятся насчёт наказания за дуэль. Любовника вашего на войну с турками отправили, а мужа… в тюрьму посадят!
Штейн не мог не заметить испуг, промелькнувший в янтарных глазах баронессы. «Интересно, за кого ей сейчас стало страшно? За супруга или за любовника?»– подумалось вдруг секретарю.
— Альбрехт, пожалуйста… я хочу видеть мужа,– Светлана Николаевна с мольбой взглянула на мужчину.
Штейн почувствовал себя, по меньшей мере, императором. Одно его слово способно сейчас решить судьбу несчастной женщины. И он скажет ей: «Нет!», увидит страдание на её лице, но это будет немного позже, сначала пускай просит и унижается.
— Ты слышишь меня?.. Мне очень нужно поговорить с ним. Пожалуйста, дай мне ключ,– баронесса протянула руку ладонью вверх.
— Ваши разговоры вряд ли успокоят барона,– строго покачал головой Альбрехт.
— Я буду крайне осторожна… Пожалуйста…
— Я должен посоветоваться с доктором,– изображая задумчивость, отозвался секретарь.– Он придёт завтра утром и возможно тогда…
— Я не вынесу ещё один день!– в отчаянье вскричала Светлана Николаевна.– Альбрехт! Ты не можешь быть так бессердечен! Прошу тебя!..
Штейн медленно обошёл хозяйку, встав за её спиной на непозволительно близком расстоянии, и прошептал над самым ухом:
— В своё время, баронесса, я тоже вас просил и умолял. Но что-то не припомню в вас сердечности и сострадания.
Женщина вздрогнула, словно её ужалила ядовитая змея, и резко обернулась.
— Господин Штейн, вы забываетесь,– строго бросила Светлана Николаевна.– Пока что вы в этом доме секретарь! Извольте соответствовать!
— Пока что - да,– холодно усмехнулся Альбрехт, отвешивая поклон.
— Немедленно отдайте ключ!
— Нет. Без разрешения доктора - нет.
— Хорошо, я пойду к господину Пфулю сама.
— Как вам угодно,– безразлично пожал плечами мужчина.
Однако едва Светлана Николаевна покинула кабинет, Альбрехт поспешил в комнату барона. Решительность хозяйки напугала его. Чего доброго баронесса позовёт другого врача или действительно отправится в полицию.
Давид Артемьевич мирно спал на кровати, цвет лица был у него вполне уже здоровый. Подойдя к столу, секретарь достал из кармана пузырек, который получил от господина Пфуля, и стряхнул из него несколько капель в графин. Затем налил содержимое в стакан и поставил на маленький столик возле постели.
Барон шевельнулся во сне и, видимо, задев раненый бок, глухо застонал, после чего открыл глаза.
— Как вы себя чувствуете, отец?– заботливо спросил Альбрехт.– Воды?..
Не дожидаясь ответа, секретарь тут же поднёс к губам хозяина стакан. Барон приподнял голову и сделал два больших глотка.
— Спасибо… сын,– с паузой произнёс Крафт и слабо улыбнулся.

[ok-olga_n_k]

Глава 14.

Зубарев, предусмотрительно лишённый Ушаковым возможности покидать полк, не находил себе места от безделья. Вещи в дальнюю дорогу были уже собраны, но из-за данного Владимиру слова, Сергей не мог отправиться в путь. Ещё более ситуацию усугубляло осознание того, что Светлана Николаевна где-то в городе, неподалеку, но её нельзя видеть. Серж искренне надеялся, что расстояние и тяготы войны излечат его любовь.
Ближе к вечеру в его комнаты явился Воронской, вид у него был не самый довольный.
— Вот уж не думал, что в наше время попасть на войну по собственному желанию сложнее, чем по провинности,– тем не менее, пошутил он.– Всё, добился таки перевода! Утром едем!
— Зачем откладывать? Ещё светло,– заметил Зубарев.
— Нет, сегодня мы с тобой должны сделать два визита!
— Кому?.. Куда?
— Во-первых, Светлане Николаевне…
— Зачем?!– встревожено перебил Серж.– Мы и так доставили ей массу неприятностей!
— Именно поэтому мы не можем уехать, не попрощавшись, как трусы,– твёрдо заявил Воронской, умолчав о главной причине, по которой хотел принудить друга к этому визиту.
Зубарев, понимая, что это может статься последней его встречей с баронессой Крафт, так разволновался, что забыл спросить про второй визит.
— Тихон!– крикнул Воронской денщика Сергея, и когда тот появился, приказал:– Беги к Даниле, скажи, чтоб собирал вещи, утром уезжаем. Но сначала сыщи Григория Николаевича, пускай соберёт наших, проститься хотим…

Вечером, едва сумерки окутали город Петра, Воронской и Зубарев покинули дружную хмельную компанию (пришедшую ненадолго и не собиравшуюся, видимо, расходиться до утра) и отправились к Крафтам. Проникнув в сад через старую заросшую калитку, они крадучись пробрались к дому.
— В комнате баронессы свет,– указывая на окна третьего этажа, сообщил Владимир,– значит она у себя.
Светлана Николаевна действительно была в своей комнате, она не выходила из неё уже несколько часов, стоя на коленях перед образом. Днём, привезя доктора Пфуля, баронесса была просто подкошена неприятным известием. После осмотра врач сообщил, что здоровье Давида Артемьевича резко пошатнулось, вряд ли он переживёт эту ночь и всё, что остаётся - только молиться.
— Сюда,– позвал за собой Воронской,– залезем по углу здания, а затем пройдём по карнизу, так удобней.
Зубарев грустно улыбнулся, следуя за другом. Как бы ему хотелось, чтоб Владимир никогда не знал - как удобнее пробираться к баронессе. Тогда не было бы никакой дуэли, и Светлана Николаевна не оказалась бы скомпрометирована.
Окно было открыто, Воронской осторожно отодвинул занавеску и заглянул в опочивальню баронессы. Убедившись, что кроме женщины в комнате никого нет, он забрался внутрь.
Светлана Николаевна резко обернулась, её и без того бледное лицо стало ещё бледнее.
— О, Боже… нет…– поднимаясь с колен, прошептала она.– Уходите немедленно! Слышите?
Вслед за Владимиром из окна появился Зубарев. До этого момента идея пойти к баронессе с извинениями, казалась ему очень правильной. Однако, увидев, ошарашенное лицо женщины, Серж вдруг представил, как вопиюще кощунственно должен выглядеть подобный визит: муж Светланы Николаевны лежит тяжело раненный, а в это время в её опочивальне находятся двое мужчин (оба, кстати сказать, повинные в ранении её мужа). Хмель мгновенно слетел с Зубарева, и он, ухватив Владимира за плечо, потащил его обратно к окну.
Воронской отдёрнул руку, сделав шаг к баронессе.
— Нет… не приближайтесь…– едва ни задыхаясь, выдавила она.– Не смейте никогда больше искать со мной встреч!
Владимир упал перед женщиной на колени:
— Светлана Николаевна, я знаю, что выгляжу в ваших глазах подлецом… собственно я и чувствую себя так же… но молю, смилуйтесь, простите меня за всё горе, что я принёс вам, не держите зла… Я искренне сожалею и раскаиваюсь. Простите…
Баронесса некоторое время молчала, затем тихо ответила:
— Встаньте, Владимир Михайлович, я не держу на вас зла. Я сама виновата, это мой грех, мне и расплата. Ступайте с Богом.
Воронской с благодарностью посмотрел на женщину, поцеловал подол её платья и только после этого встал с колен. Подходя к окну, Вольдемар тихо шепнул Сержу:
— Не будь идиотом, скажи ей о своих чувствах, с войны ты вряд ли вернёшься.
Владимир выбрался на карниз, ожидая друга по ту сторону окна.
Баронесса со смесью вины и удивления смотрела на Зубарева. Это был человек пострадавший во всей этой истории совершенно не за что. Не понимая причины, по которой он задержался в её комнате, Светлана Николаевна, тем не менее, прервала тишину первой:
— Сергей Андреевич… я невольно способствовала вашей ссылке на войну… если б можно было что-то изменить…
— Нет!– решительно оборвал Зубарев.– Я бы не хотел ничего менять! Там, на войне, мне будет приятно засыпать с мыслью, что я, пусть и не по правде, но был вашим возлюбленным. Прощайте, Светлана Николаевна. Быть может, и нас с Вольдемаром помя́ните когда-нибудь в своих молитвах.
— Храни вас Бог,– перекрестив Сергея, проронила баронесса.
Мужчина ещё раз внимательно посмотрел на женщину, словно старался запечатлеть её образ навеки, а затем вылез в окно.
— Почему ты не сказал?– удручённо покачал головой Владимир.
Ответить Зубарев ничего не успел, дверь опочивальни баронессы со звоном распахнулась. Серж отскочил в сторону, едва ни оступившись. Упади он с третьего этажа, вряд ли удалось бы избежать огласки. Мужчина похолодел от мысли, что мог снова скомпрометировать баронессу. Теперь они с Вольдемаром оказались по разные стороны окна и прекрасно видели происходящее в комнате. В опочивальню бесцеремонно вошёл секретарь барона и, пряча торжествующую ухмылку под маской скорби, сообщил:
— Ваш супруг скончался!..
Светлана Николаевна упала без чувств, а Альбрехт оторопело застыл на месте.
— Я ещё не сказал самого главного,– раздосадовано произнёс он, поднимая женщину на руки и перекладывая на постель.– Я - единственный наследник этого дряхлого глупого тевтонца! Поэтому если не хотите просить милостыню на паперти, вам придётся забыть о своей гордыне!
Штейн вожделенно провёл рукой по шее и груди баронессы.
Зубарев вскипел от негодования, и уже было рванулся в окно, но тут раздался выстрел. Секретарь дёрнулся и упал на пол, под его головой начало растекаться багровое пятно. Держа на вытянутой руке пистолет, в дверях комнаты стоял барон Крафт, а чуть позади доктор Пфуль.
— Каков змеёныш,– брезгливо прошипел Давид Артемьевич, подходя к телу секретаря и ногой откатывая его от кровати.– Весь в мамашу покойницу пошёл, иуда.
— И также плохо кончил,– философски заметил Пфуль, осматривая баронессу.– Она в глубоком обмороке. Мерзавец, даже не позаботился смягчить удар.
 На грохот выстрела сбежались слуги, теперь с любопытством и удивлением толпясь в дверях.
— Принеси мой саквояж,– велел одной из горничных врач.– Да поживей!
— Расходитесь,– приказал остальным барон.
Воронской сделал Зубареву знак, что им тоже пора уходить. В последний раз взглянув на Светлану Николаевну, Серж направился за Вольдемаром.
— Майер, скажи, почему ты всё-таки не помог Штейну? Сто тысяч - огромное состояние,– иронично заметил барон.
— Именно поэтому, он никогда не смог бы расстаться с такими деньгами,– улыбнулся Пфуль.– А по мне, как говорят англичане: «Дьявол знакомый лучше незнакомого».
Мужчины многозначительно переглянулись и дружно расхохотались.

[ok-olga_n_k]

Глава 15.

После визита к Крафтам Зубарев всю дорогу ехал молча и был погружён в свои мысли. Чувство тревоги не покидало его. Стало очевидно, что самым отрицательным персонажем в доме барона был секретарь. К счастью, Крафт разобрался с ним. Но намного ли лучше, что Светлана Николаевна теперь снова с мужем? Он был старше её почти на 35 лет, она оставалась всё также красива и желанна для мужчин, как и до брака с бароном. Конечно, Крафт не мог не ревновать, а, ревнуя, становился деспотичен и очень опасен. Сергей видел это воочию.
— Приехали, Серж!– объявил Воронской.
— Куда?..– рассеянно спросил Зубарев, разглядывая огромный дом, перед которым они остановились.
— Скромная обитель князей Бурских. Михаил Михайлович устроил бал в честь их с Долли помолвки. Его родители сейчас за границей, но прочих родственников и друзей, желающих поглазеть на избранницу и посплетничать, оказалось предостаточно.
— Похоже, ты не очень хочешь посетить этот бал. Может, не пойдём?
— Не могу, обещал маман,– спешиваясь, отозвался Владимир.– К тому же надо предупредить их о моём отъезде.
— Но если Ушаков узнает, что я здесь был…
— Ушаков тебе больше не командир. Да и вообще, утром нас уже не будет в Петербурге. Дунайские княжества ждут своих героев!
Зубарев скептически усмехнулся:
— Там сейчас затишье. От болезней мрут в три раза чаще, чем от пуль!.. Уж лучше б нас с персами воевать отправили.
— Не спеши, умереть всегда успеешь. Идём же! Это наша последняя ночь в Петербурге, проводим её с почестями!

Бурский кружил Дашеньку в вальсе, чувствуя, что теряет голову, словно ему шестнадцать. Смотрелись они с Долли великолепно: блестящий молодой полковник и юная очаровательная барышня. Сами того не подозревая, они сейчас наживали себе немало завистников. Среди них был и Олег Донховской, оставивший свою молодую жену в этот вечер дома якобы из-за недомогания.
«И отчего это всем Воронским так везёт?– злобно думал князь.– Чем они заслужили этакую благосклонность судьбы? Пальцем о палец лишний раз не ударят, а весь цвет им! Где справедливость?»
— Что не весел, князь?– подходя к Донховскому, спросил цесаревич Константин.
Он тоже прибыл на бал, правда, несколькими часами позже его начала. Сегодня в его свите было всего несколько старших чинов конногвардейцев и три дамы, одной из которых была Шарлина Ле Вент.
— Просто задумался, ваше высочество,– улыбнулся кавалергард.
— Ах, Олег Константинович, раздумье вам к лицу,– кокетливо произнесла барышня в лиловом платье, до неприличия обвешанная драгоценностями.
— Увы, Марья Дмитриевна, мужчинам больше нечем себя украсить,– тонко заметил князь.
— Отнюдь! Мужчина может украсить себя дамой. Кстати, а где Наталья Григорьевна?
— Она приболела.
— Надеюсь, ничего серьёзного?– с наигранным участием поинтересовалась вторая дама.
— Уж не ждёшь ли ты наследника в скором времени?– спросил Константин.– То-то я тебя стал редко видеть во дворце!
Шарлина слушала эту пустую болтовню, и ей хотелось сбежать. И как она дала цесаревичу уговорить себя присутствовать среди его сопровождения на этом балу? Он был такой ограниченный и неуклюжий в светском обществе и совершенно другой, когда оставался с ней наедине. Он восхищался искусством, и каждый вечер с неподдельным наслаждением слушал её игру на фортепьяно и исполнение романсов или французских песен. Он, конечно, погубил её репутацию, поселив в доме, куда наведывался после спектаклей, но при этом не тронул даже пальцем, хотя в первую встречу и пытался обвинить в неблагодарности. Шарлина так толком и не поняла, в чём провинилась, ибо цесаревич смешался и больше к этой теме никогда не возвращался.
Девушка поймала на себе тёмно-синий взгляд и даже вздрогнула, узнав его обладателя.
— Мадемуазель Шарлин, позвольте пригласить вас на танец?– вывел актрису из оцепенения голос одного из офицеров свиты цесаревича.
Девушка пробормотала что-то неразборчивое и протянула руку мужчине. Тем временем с танцпола вернулись Бурский с Дашенькой.
— Отличный вечер,– похвалил полковника Константин.– Надеюсь, когда Дарья Михайловна станет здесь хозяйкой, будет ещё восхитительней!
Девушка слегка покраснела, смущённо улыбаясь.
— Ещё бы,– подхватила Марья Дмитриевна сладким тоном,– Долли - настоящий бриллиант! Одно её присутствие оживит любой праздник!
— Несомненно,– согласился великий князь, протягивая руку Воронской.– Составьте мне пару для танца, Дарья Михайловна.
Девушка рефлекторно посмотрела на Михаила, и Константин рассмеялся, а вслед за ним и его свита.
— Долли, даже когда Бурский станет вашим мужем, вам не потребуется его разрешение, чтобы танцевать с Романовым,– иронично заметил князь Донховской, чем вызвал ещё больший смех присутствующих.
Совершенно смущённая Дашенька вложила свою тонкую руку с ладонь цесаревича, следую за ним.
— Да, Михаил Михайлович,– протянула Марья Дмитриевна,– вы умеете укрощать женщин. Какая покорность… впрочем, не исключено, что это только до свадьбы.
— Ошибаетесь, Мари,– вновь встрял Олег,– в мадемуазель Воронской и сейчас покорности не больше, чем в вороной полковника.
— Князь, по-моему, ваше сравнение неуместно,– осадил Бурский.
— О, простите, это шампанское… Хотя мне казалось, что вы без ума от своего нового l'acquisition . Я имею в виду кобылу.
Полковник пронзил Донховского холодным взглядом и тихо сказал:
— Олег Константинович, не сочтите за труд, прогуляйтесь со мной на балкон.
Дарья Михайловна, танцевавшая в это время с цесаревичем, обратила внимание, что между Бурским и Донховским возникло какое-то напряжение, а когда они вышли на балкон для разговора (не в самую тёплую погоду, кстати сказать), то Долли и вовсе разволновалась. Сквозь приоткрытые двери девушка видела, как изменились лица мужчин, а спустя пару минут Михаил снял перчатку с правой руки и протянул её Олегу. Тот насмешливо покачал головой и взял перчатку.
Дашенька сбилась с такта и наступила на ногу цесаревичу. Константин прочитал в её глазах испуг и, приняв его на счёт неловкости девушки, ободряюще улыбнулся. К счастью, музыка в этот момент закончилась.
Когда Константин и Даша вернулись к остальным, Михаил и Олег уже были там и вели себя по обыкновению спокойно.
— Михаил Михайлович, вы, кажется, хотели показать мне какую-то галерею,– робко обратилась к Бурскому Долли.
Полковник внимательно посмотрел на девушку, но, сообразив, что это уловка, быстро кивнул и, извинившись перед гостями, предложил Дарье Михайловне следовать за ним.
— Да, Олег Константинович, вы правы,– недовольно поморщилась Мария Дмитриевна,– ещё неизвестно, в ком больше покорности…
— А где мадмуазель Ле Вент?– удивлённо перебил цесаревич, оглядывая зал.

========================
  (перевод с фр.) приобретение

[ok-olga_n_k]

Глава 16.

Баронесса открыла глаза, словно в дымке увидела перед собой лицо мужа и вновь опустила веки.
— Мы быстро… встретились… Давид…– едва слышно прошептала она.
— Похоже, она решила, что уже на том свете,– прокомментировал доктор, обходя барона и проверяя пульс своей пациентки.– Светлана Николаевна, откройте глаза,– слегка потрепав женщину по щекам, велел Пфуль,– пора возвращаться к реальности. Ваш муж жив и почти здоров. И вы тоже!
Баронесса подняла отяжелевшие веки, медленно обвела лихорадочным взором мужчин, после чего её взгляд невольно упал на окружающее предметы. Это была не её спальня, а мужа. О смене комнаты распорядился Давид Артемьевич, не желавший, чтобы его жена случайно увидела следы убийства.
— Альбрехт объявил мне… о вашей кончине…– взволнованно выдавила баронесса.
— Моя дорогая, отчего вы мне раньше не рассказали о притеснениях со стороны секретаря? Этот мерзавец оклеветал вас. Теперь я всё знаю!
— Знаете?..– рассеянно переспросила Светлана Николаевна.
— Да, и мне стыдно за своё поведение. Я знаю, вы невинны предо мной,– барон поднёс руку жены к своим губам.– Граф Зубарев хотел вести со мною дела, поэтому я нанял человека присматривать за ним. В наш век, увы, никто не застрахован от… В общем, сегодня я видел отчет, расписанный час за часом. Теперь я понимаю, что вы, мой ангел, граф и я стали жертвами интриги этого лицемерного секретаря. К счастью, мы с доктором его вовремя разоблачили!
— Он арестован?
— Не думайте больше о нём, всё закончилось. Отдыхайте, meine liebe.
Светлана Николаевна взволнованно посмотрела на мужа:
— А как же граф?.. Он ведь ни в чём не виноват!
— Да-да, душа моя. Графу я чрезвычайно обязан, он остановил моё помешательство. Завтра же я займусь этим делом.
— Спасибо, мой друг.

Между тем Зубарев, видя, что его друг, куда-то исчез с мадемуазель Ле Вент, поддался на уговоры Никольского и Куницына и отправился вместе с ними гулять к цыганам. В таборе за этот месяц гусар уже хорошо узнали и принимали, как дорогих гостей. А военные оставляли там последние деньги, околдованные магией чернооких цыганок.
— Чарген сегодня моя,– быстро предупредил товарищей Гожка.
— Ох, корнет, смотри, без чакчир оставит тебя эта цыганочка,– рассмеялся Никольский.– А её Гудло ещё и коня у тебя уведёт в придачу!
— Больше, чем Воронского в прошлый раз не обчистят,– усмехнулся Григорий, отхлёбывая из чашки горячего вина и любуясь танцами цыганок.– Эх, вот это жизнь! Костры, тёмные ночи, бескрайние просторы, страстные красавицы, воля!.. Ей богу зависть берёт!
— Пойду-ка я прогуляюсь до кибитки Динары,– подымаясь на ноги, сказал Зубарев.
Не разделял он сегодня веселья товарищей, и теперь даже жалел, что уговорил себя поехать к цыганам.
— Ты никак решил все деньги старой ведьме отдать?– улыбнулся Никольский.– Брось! Попроси молоденькую цыганочку, она тебе не хуже соврёт и дешевле возьмёт!
Зубарев лишь отмахнулся в ответ и направился к кибитке, стоявшей чуть особняком.
Старуха, древняя как мир, сидела в глубине кибитки на подушках, словно царь на троне. Седые волосы были заплетены в свободную косу, во рту она держала трубку из кости с изящным холмогорским рисунком. Серж отметил, что вещица эта, весьма дорогая, могла бы обеспечить цыганке безбедную старость. В таборе ходили слухи, что Динара в своих странствиях встречала и гадала даже герцогам и кому-то из царствующих особ. Да и в Петербурге некоторые знатные дамы посылали за ней.
— Уверен, служивый, что хочешь знать свою судьбу?– медленно пуская дым, хрипло спросила старуха.
—  Да, иначе меня бы здесь не было,– кивнул Зубарев, присаживаясь напротив старухи.– Слыхал, лучше тебя никто здесь судьбу не предсказывает, потому и берешь дорого… открой мне правду, не поскуплюсь на деньги!
—  Да, вижу, что не поскупишься, только лучше дай мне вместо денег свои часы,– хитро сощурившись, попросила старуха.
—  Зачем? Они не такие уж и дорогие,– тронув цепочку, удивился Серж.– К тому же это память…
—  Помирать собрался, а за память цепляешься!
—  Отчего же помирать? Вовсе нет…
—  С таким лицом на войну только за глупой пулей ехать, не вижу я в тебе ни жажды славы, ни смиренной покорности приказу.
—  Всё-то ты знаешь,– усмехнулся Зубарь.– И даже про войну…
—  Живу долго,– развела худыми руками цыганка.
—  Значит, считаешь, что с войны не вернусь?
—  Не к кому тебе возвращаться, внучок!
«Ведьма старая насквозь видит»,– подумал про себя мужчина.
— Ты бы, что ли, хоть карты раскинула или на ладонь глянула,– иронично покачал он головой.
—  Могу… да только вижу я плохо, слепа почти. Да и к чему? Про казённый дом и дальнюю дорогу я тебе и без карт скажу. Да про даму твою червонную тоже.
   Зубарев встрепенулся, впившись нетерпеливым взглядом в старуху.
— Не прольёт она слёз по тебе, не свободно её сердце, верно сказываю?
— Верно-то верно, но не только сердце не свободно, а и сама она,– горько усмехнулся Серж.
— Муж её много старше?
— Да старик уже…
— Вот тебе моё предсказание: вернёшься ты с войны живой, и судьбу попытать сможешь с ней, но ежели руку к кончине супруга приложишь, будете вы оба до конца дней несчастливы!
Зубарев вдруг впервые обрадовался, что не убил Крафта, не то чтобы он верил в предсказание, но было что-то во взгляде старухи, говорившее, что ей ведома истина. Впрочем, может это были просто опыт и мудрость старцев?
— Что ж ты про любовь ничего не сказала?– удивился Серж.
Пришла очередь старухе усмехаться, откладывая трубку в сторону:
— Той любви, что ты ищешь, на свете нет. Но когда придёт время оглядываться на прожитое, ты поймёшь, что сделал правильный выбор.
—  То есть моё сердце уже сделало выбор?– привыкший к военной точности спросил Зубарев.
Как и большинство людей в нелёгкой ситуации, ему хотелось получить подсказку или подтверждение своей правоты.
—  Спроси его и тогда не придётся ходить к гадалкам.
— А если оно молчит?
— Значит, время ещё не пришло,– лукаво улыбнулась цыганка.– Помни одно: все ответы у тебя!
Зубарев улыбнулся широко и открыто и, подкрутив рыжий ус, впечатлено кивнул:
— Убей, не пойму, мудра ты или хитра?.. Но часы ты честно заработала, к тому же сердце подсказывает, что с этой памятью можно и расстаться.