|
DeJavu
|
 |
« Ответ #1041 : 20-Декабря-2017 22:23 » |
|
Я резко села на кровати, хватая раскрытым ртом воздух. Меня трясло. Но почему? Почему? Почему именно это?! Я предпочла бы все что угодно, только не эти воспоминания. Почему не счастливые моменты детства? Да любые другие. Но вспомнила я то, что причиняет мне невыносимую боль. Права была Мэдлен. Даже несмотря на то, что она преследовала свои цели, она поступила со мной очень милосердно, забрав мои воспоминания и заменив их на другие. И лишь теперь, когда они вернулись, я в полной мере это осознаю. Хочется крикнуть - верните все обратно, я хочу опять ничего не помнить!
Свернувшись клубком и зажав в зубах подушку, я сдавленно вою и давлюсь слезами. Знать и помнить - разные вещи. Очень разные вещи. Знать, помнить, чувствовать - безопаснее всего просто знать.
Я на секунду замираю, ибо от этой мысли в моей голове словно со щелчком становится на место еще один паззл. И вновь взрывается ослепительно яркая вспышка.
Я медленно, словно преодолевая сопротивление, открываю глаза. Белизна. Вокруг всё, абсолютно всё - белое, белое, белое. Болезненно яркий свет отражается от блестящих кафельных стен, большого, пожалуй даже огромного помещения. Множество фигур в белых халатах и масках, бесшумно и на мой взгляд бессмысленно, снуют каждый занимаясь своим, непонятным для меня делом, и почти растворяясь силуэтами на фоне стен. Белое на белом.
Я делаю попытку поднять голову, но она словно налилась неимоверной тяжестью, и мне это почти не удаётся. Получается лишь чуть приподнять ее, скосить глаза вниз и обнаружить, что я лежу на чем-то вроде медицинской кровати, одетая в некое, довольно куцее подобие ночнушки. Естественно белое. С короткими рукавами и даже не закрывающее колени. Руки и ноги привязаны к кровати широкими ремнями. Коричневыми. Я со смутным недовольством поднимаю взгляд выше, не желая видеть что-то выбивающееся из общей успокаивающей белой гаммы.
Медленно и равнодушно, взор скользит по правой руке, безучастно фиксирует иглу капельницы в ней, поднимается выше, останавливается на потолке и на какое-то время замирает.
Я понимаю, что нахожусь в незнакомом месте, среди незнакомых людей, и притом в весьма сомнительном положении. Но меня это не беспокоит. У меня словно бы отключили все эмоции, оставив при этом память и разум. Да, я всё помню. Помню неподвижного отца и как меня оттаскивает от него, словно щенка за шиворот, беспощадно-сильная рука. Помню внезапно оборвавшийся крик матери, чужую машину, мертвого Дика, человека в маске, укол. Я помню всё. Но ничего по этому поводу не испытываю. Словно мне оставили одну лишь констатацию фактов. Ни горя, ни ненависти, ни страха. Ничего. Абсолютный ноль эмоций. Меня не волнует где я, и что со мной происходит. Скорее напротив, эта белая, выхолощенная комната, удивительно подходит к тому состоянию, в котором я нахожусь. Меня не пугает даже то, что я понимая как мое нормальное поведение отличается от того, что я демонстрирую теперь, не нахожу в этом ничего странного, хотя уже одно это должно было показать, насколько сильно со мной что-то не так.
Физически я тоже не испытываю никакого дискомфорта. Я не хочу ни шевелиться, ни говорить, и вновь закрываю глаза. Звуков почти нет. Лишь мягкий, едва заметный гул, да редкое, чуть слышное, успокаивающее попискивание приборов.
Не знаю, сколько времени я провела в этом состоянии странной апатии, но внезапно из полузабытья меня выдернул резкий и неприятный звук, отдающийся эхом от стен и удивительно неподходящий этому месту - звук каблуков по каменному полу.
Я открыла глаза и увидела посреди комнаты тревожное темное пятно. Женщина в черном костюме, с красивым лицом, которое однако, чуть портит выражение холодной отстраненности. Её словно окутывает аура спокойной властности и неясной угрозы. И с ее появлением атмосфера в помещении незаметно, но сильно изменилась, стала напряженнее.
Я всё так же ничего не испытываю, но это вторжение, в ставшую уже привычной обстановку, меня смутно беспокоит. Она тем временем подходит ближе и с любопытством, чуть наклонив голову к левому плечу, смотрит на меня.
Нет, не с любопытством. Любопытство предполагает и некоторое дружелюбие, здесь же этого нет и в помине. Профессиональный интерес. Она смотрит на меня как ученый на лабораторную мышь.
Я не могу сообразить, нормально ли это - ничего не чувствовать? Может это так и должно быть, может нет, и меня это не трогает. Но эта женщина мне не нравится, насколько кто-то может мне не нравиться в моем странном состоянии. Мне неприятен ее холодный, препарирующий взгляд. Я хочу чтобы она ушла, и преодолевая апатию, отворачиваюсь в противоположную от нее сторону. Теперь мой взгляд упирается в белую кафельную стену, рядом с которой стоит моя кровать. И в стене все равно отражается темный силуэт, но все же это лучше.
Прохладные пальцы ложатся на мой подбородок и мягко но неотвратимо, поворачивают мою голову обратно. Почему она не хочет оставить меня в покое? Меня встречает мягкая, успокаивающая улыбка, но глаза остаются холодными, и я понимаю - улыбка лжёт. Отпустив меня, она подкручивает что-то на стойке капельницы, обернувшись командует: "Начинайте", и отступает вглубь.
А меня обступают белые фигуры и начинается ад. Кровать регулируют так, чтобы придать мне полусидячее положение и обклеивают меня датчиками. И где-то посередине этого действа, на меня обрушиваются внезапно вернувшиеся эмоции. Прежде всего - дикий страх. Я жутко боюсь всех этих людей, и того, что они со мной делают, что вполне естественно в том положении, в котором я нахожусь. И помимо страха - ненависть. Я прекрасно понимаю, что они имеют самое непосредственное отношение к гибели моих родителей, и ненавижу смертной ненавистью всё, на что падает мой взор в этом месте. Где-то на задворках сознания, затаилось и горе по потерянной семье, но здесь и сейчас, меня слишком занимают проблемы текущего момента, чтобы сосредотачиваться на нём.
Тем временем на голову мне надевают нечто вроде шлема и фиксируют так, что шевельнуть ей, я больше не могу. И через секунду мой мозг взрывается бессмысленной, хаотичной мешаниной мыслей, образов и звуков. Меня это жутко пугает. Инстинктивно я пытаюсь рвануться, но безуспешно, и я обреченно замираю и расширившимися от ужаса глазами, нахожу стоящую за белыми спинами темную фигуру. И именно на ней фокусируются все мои вернувшиеся чувства. Именно ее я боюсь и ненавижу. И как ни странно, только с ней, связана моя надежда на избавление от этого кошмара, и соответственно, хоть какие-то положительные эмоции в этом месте, ибо для меня нет никакого сомнения в том, что все остальные здесь - всего лишь статисты, инструменты, а командует парадом только она.
И все время, пока я была еще в состоянии, я не сводила с нее глаз, пытаясь выцепить ее взгляд, чтобы умолять прекратить все это. Но постепенно, тошнотворная круговерть образов затягивает меня. Нарастает сначала тупая, давящая боль, а затем и острая, простреливающая виски. Перед глазами все чаще вспыхивают огненные вспышки, а звон в ушах усиливается до совсем уж нестерпимого уровня, переходя в ультразвук. И последним, что я увидела, перед тем как окончательно провалиться в черное, бесконечно вращающееся ничто, был темный, с выражением холодной заинтересованности, равнодушный взгляд.
|
