Центр // THE CENTRE - Форум

Это роман... местами исторический... осовремененный, конечно, но не жутче, чем сейчас снимают и пишут)))
Идея пришла несколько лет назад, когда ещё увлекалась литературными ролевыми играми...
Не знаю, что получится... но хочется написать что-то серьёзное... про XIX век - очень интересную и волнующую эпоху... ну, и конечно, рассказать немного о любимом городе)))



Владимир Михайлович Воронской (Ворон) - граф, ротмистр сумского гусарского полка
Сергей Андреевич Зубарев (Зубарь) - граф, ротмистр сумского гусарского полка
Григорий Николаевич Куницын (Гожка) - корнет сумского гусарского полка
Петр Александрович Никольский - поручик сумского гусарского полка
Евгений Федорович Заботин - поручик сумского гусарского полка
Данила - денщик Воронского
Алексей Александрович Ушаков - полковник, командир сумского гусарского полка
Петр Петрович фон дер Пален III  - генерал-майор, шеф сумского гусарского полка

Михаил Михайлович Бурский – эскадронный командир полковник Кавалергардского полка, князь, участник Аустерлица
Олег Константинович Донховской – ротмистр Кавалергардского полка, князь
Наталья Григорьевна Донховская – его жена
Дмитрий Константинович Донховской – поручик Кавалергардского полка, князь, его младший брат
Федор Петрович Уваров - шеф Кавалергардского полка
Николай Иванович Депрерадович - командир Кавалергардского полка

Французский театр "La fleur de lune":
Жак Каде - директор театра
Бернадетта Каде - его жена
Шарлина Ле Вент - ведущая актриса, племянница директора
Другие актёры:
Луи Каре, Ксавье Конти, Этьен Ле Сорсиер, Агнес Ле Пен, Аделаида Дюпонт, Габриэль Жерве,
Даниэлла Мало, Каролина Ириарте, Селестина Керр, Франсин Жоре

Екатерина Петровна Данина - бабушка Воронского
Михаил Алексеевич Воронской - отец Воронского, полковник в отставке
Капитолина Денисовна Воронская-Данина - мать Воронского
Дарья Михайловна Воронская – сестра Воронского
Давид Артемьевич Крафт - обрусевший прусский барон
Светлана Николаевна Крафт - его жена, баронесса
Альбрехт Штейн - секретарь барона

Иван Демидович Солницкий - барон
Константин Павлович - великий князь (цесаревич)


— Ваше благородие!.. Ваше благородие, куды ж вы в этаком-то виде?!- запричитал одетый в форму служащего театра бородатый мужик.
Но красавец обер-офицер сумского гусарского полка уже одолел пролёт лестницы и ворвался в ложу № 2.
— Я, право, вне себя, я чуть с ума не сшёл:
   Я нонче Петербург совсем другим нашел!
   Я думал, что весь свет совсем переменился:
   Вообрази - с долгом Никольский расплатился…- изменив имя в небезызвестном Давыдовском стихе, объявил на весь зал гусар.- Гуляем, господа офицеры!
Однако на возглас бравого вояки обернулись, не только находившиеся в ложе № 2, но и все остальные зрители и даже некоторые из актёров.
Во Французском театре, где спектакли шли на языке великого Вольтера, категория зрителей была, конечно, иной, нежели в крепостных и даже императорских театрах. Поэтому и отношение к артистам и театру в целом сильно разнилось.
— Oh!.. Pardonnez-moi!- изящным жестом подкрутив чёрный ус, извинился опять же на весь зал мужчина.
— Воронской, чего ж вы так кричать изволите?- шикнул на графа один из четверых обитателей ложи, бывших, по всей видимости, однополчанами.
— La dette?.. Никольский вернул долг?!- изумился второй, поднимаясь со стула.- Il faut feter cela!
— К цыганам, господа!- поддержал третий.– В Красный кабачок!
Через минуту все пятеро гусаров покидали театр, так и не досмотрев спектакля, гастролирующей французской труппы "La fleur de lune". После подписания Наполеоном и Александром в конце июля Тильзитского мира три сумских эскадрона квартировали в Петербурге, и офицеры кутили ночи на пролёт, отдыхая после выполнения долга перед отечеством и государем.

— Для мамзели Шарлины Ле Вент!- внося в гримёрную огромную охапку белых роз, объявил седой лакей.- Господа просят соизволения войти!
Молоденькая актриса лет шестнадцати-семнадцати, сидя перед зеркалом, продолжала медленно расчёсывать волосы, словно и не заметила появления старика, работавшего при театре уже полвека.
— Я упреждал, мол, не принимаете во время антракта, а оне знай посылают…- начал причитать лакей.- Так чего?.. Сызнова втолковывать то же?..
— Прохор, голубчик!- обратилась к старику девушка, причём её лёгкое французское грассирование придавало голосу такой очаровательный шарм, что лакей таял прямо на глазах.- А что за грубиян едва ни сорвал спектакль в третьем акте?
Старик присел на пуф и расплылся в беззубой улыбке:
— Дык это ж кажный знает… их сиятельство граф Воронской!.. Оне завсегда чудят! Прошлым разом на кобыле во входную залу въехали! Мамзели многие так и попадали…
Девушка даже обернулась, позабыв о своём занятии:
— Как на кобыле?.. Для чего?!..
Старик пожал плечами, продолжая держать перед собой огромный букет.
— Кто ж поймёт эти господские забавы? Вот и те двое, что принять просят, из энтих же…
— После спектакля пусть приходят, сейчас не приму,- категорично объявила актриса.- А цветы, дружочек, поставь в вазу…
"Дружочек", "голубчик" и подобные ласковые обращения были для Шарлины пока что диковинными, и она старалась почаще вставлять их в свою (кстати, довольно сносную) русскую речь.

— Богиня! Совершенство! Мы с братом восхищены!- восторженно распалялся молодой кавалергард, на вид лет двадцати не больше, но со слишком уж оценивающе-опытным взглядом для своего возраста.- А романс в пятом акте диво как хорош! Я никогда не слышал такого красивого исполнения! Мадемуазель Ле Вент, вы покорили всю петербургскую публику и навсегда разбили сердца мужчин! В том числе и моё бедное сердце… Теперь оно принадлежит вам!
— Благодарю, господа,- с улыбкой ответила Шарлина.
К комплиментам юная актриса уже успела привыкнуть за последний месяц, проведённый в Петербурге, но пока не настолько, чтобы устать от них. После спектаклей она обычно принимала одного-двух поклонников, но только тех, кого Прохор "выгонял" не менее трёх раз (так уж было заведено у старика). Иногда Шарлина позволяла кому-нибудь из них пригласить её на прогулку поутру или послушать оркестр в саду вечером, когда у неё не было спектакля. Но не слишком часто: во-первых, чтобы блюсти свою репутацию, а во-вторых, потому что директор "La fleur de lune", её дядя, был человеком весьма своевольным и частенько впадал в гнев, если артисты уделяли поклонникам и поклонницам больше времени, чем репетициям. Вообще-то было и третье обстоятельство, но Шарлина предпочитала о нём не думать…

==========================
  (перевод с фр.) О! Простите!
  (перевод с фр.) Долг?..
  (перевод с фр.) Это надо отпраздновать!
  (перевод с фр.) «Лунный цветок»

В 1796 году сумской лёгко-конный полк был переформирован в гусарский, и с этих самых пор граф Воронской и состоял здесь на службе. К 1807 году он дослужился до чина IX класса - ротмистра. Теперь он командовал одним из десяти полковых эскадронов, но продолжать лихо лететь вверх по карьерной лестнице мешал взбалмошный характер и скверная привычка говорить начальству всё, что думает. Впрочем, нынешнее положение его ни сколько не тяготило - тридцатилетний красавец обер-офицер числился в высшем свете завидным женихом, и умело разбавлял служение государю балами и шумными гулянками с сослуживцами. Кстати, именно числился завидным женихом, поскольку поймать его в сети не могли ни богатые невесты, ни знатные, ни пригожие. Зато с замужними дамами Воронской водил не малые знакомства, вследствие чего, ему приходилось (и не раз) выяснять отношения с их мужьями у барьера. К счастью, командир полка Ушаков Алексей Александрович, хоть внешне и поддерживал запрет на дуэли, имел такие же понятия о чести, что и большинство офицеров, потому Воронской обычно отделывался штрафами или гауптвахтой. Правда, однажды, когда известие дошло до шефа полка графа фон дер Палена III Петра Петровича, Владимир за дуэль был разжалован. Но на его счастье вскоре началась русско-прусско-французская война и в сражениях при Лопачине, Голымине, Морунчине и Прейсиш-Эйлау, отличившись, Воронской полностью восстановился в чине и даже стал кавалером ордена Святой Анны 3-й степени.
— Ваше сиятельство!.. Владимихалыч!..- тормоша графа за плечо, бурчал денщик.- Подымайтеся! Сами ж просили разбудить в восемь! Уж четверть часа прошло!.. Да что ж за напасть-то такая?! Ведь ругаться потом будете, что не растолкал!
— Отстань, Данила! Только лёг…- переворачиваясь на другой бок, отмахнулся Воронской.
— Да как же-с?!.. От цыган-то в полпятого вернулись! Тогда и приказали будить вас в восемь!
— Мы с Зубарем ещё в карты перекинулись… Кстати, его денщик должен сегодня привести коня, проигрался Серж…
— Опять?- всплеснул руками Данила.- Он же третьего дня отыграл своего коня назад!.. Чего животное туда-сюда гоняете? Нельзя словно на деньги играть? Уж весь полк над вами смеётся… А Ушаков, говорят, недоволен шибко!
— А-а-а… пусть с ним,- продирая глаза и потягиваясь, ответил ротмистр.- Слушай, а что там у нас с деньгами, м?..
Денщик насмешливо фыркнул:
— Те, что матушка вам дала, спустили-с в прошлое воскресенье-с, помните?.. А те, что Никольский вам вернул - вы ж вчера на цыган всё и потратили-с!
— Да, цыгане славно вчера повеселили нас,- придаваясь воспоминаниям, расплылся в улыбке граф.- Особенно та девчонка с огромными чёрными глазами, ммм!
— Угу, она-то из вас последние деньги и вытрясла!
— Ерунда, наживём ещё!.. Лучше скажи, чего там с сегодняшним вечером?
— Знамо чего - маскарад у барона Солницкого!.. Зубарев и Гожка сказали, чтоб вы к десяти вечера готовы были, они зайдут. В парадных мундирах пойдёте… А сейчас давайте подымайтесь, к полковнику вам надо.

Самый популярный костюм среди женщин на маскараде оказался, конечно же, домино. Мужчины, как и полагалось, не рядились вовсе, в лучшем случае надевали простые чёрные маски. Большинство военных было в вицмундирах "царского цвета", но офицеры сумского гусарского полка без исключения явились как на парад: песочно-золотистый доломан, ментик на левом плече, отороченный чёрным мехом; чакчиры с узкими лампасами из серебряного галуна со сложным "гусарским узлом"; низкие узкие ботики с фигурным вырезом и кисточкой в нём; кивер, разумеется, с султаном из заячьего меха; ташка с отделкой и пояс-кушак.
— Вольдемар,- обратился к Воронскому Зубарев (тоже ротмистр и его закадычный друг),- не пропадай сегодня после бала! Я должен своего Бурана отыграть!
— Ушаков ругался, сказал, что запрещает нам с тобой играть в карты на лошадей и оружие, мол, полк посмешищем стал, а мы с тобой развращаем молодых офицеров,- хмыкнул граф, внимательно разглядывая танцующих и отыскивая для себя предмет любви на этот вечер.
— Ничего себе развращаем! Да они поболе нашего играют!
— Квартирмейстер не досчитался 20-ти пик и полсотни штуцеров…
— А причём здесь мы?- удивился Серж.
— А кто по весне велел Захарке сменять их на пятнадцать ящиков шампанского?!
Зубарев расплылся в добродушной улыбке:
— Но тогда ведь такой повод был… Нет, я непременно должен отыграть сегодня Бурана!
— Ты ж и так на нём сюда приехал,- пожал плечами граф.- Какая разница, в чьих конюшнях стоит жеребец?
— Ну, не скажи… Мой мухортый - украшение эскадрона (пожалуй, даже всего полка) и стоять должен только в наших конюшнях!
— Зато в наших он себе невестушку приглядел!
— Когда успел, подлец?!
— Господа! Господа!.. Что ж вы всё о картах, лошадях да оружие?- одернул товарищей, стоящий рядом корнет.- Мы же на бал пришли!
— Ах, Гожка, мал ты ещё,- потрепал по плечу однополчанина Серж.- Вон гляди, как Воронской выглядывает себе добычу! Прям ястреб перед атакой!.. А мужские разговоры нам, что быку красная тряпка!
В этот момент в зал вошла молоденькая красивая девушка в сопровождении сразу двух кавалеров. Чёрные густые локоны обрамляли её юное свежее личико, а карие миндалевидные глаза блестели яркими игривыми угольками.
— Ого! Кто это с Донховскими?- поинтересовался у Сержа Владимир.
— Ты что, с похода вернулся?! Это ж мадемуазель Ле Вент - звезда парижской сцены!
— Что-то она очень юна для звезды,- с сомненьем заметил граф, приосаниваясь и поправляя ментик.
— Слышал бы ты, как она поёт!
— Услышал бы,- подхватил Гожка,- кабы не утащил нас всех вчера из театра!
— Да она уж третью неделю как в Петербурге…- начал было объяснять Зубарев, но Воронской, не дослушав, направился к девушке.
— Comte Voronskoi,- кивнул он, представляясь даме.- La mademoiselle, permettez-moi de vous inviter a la danser?
— Мадемуазель, пришла с нами,- запальчиво ответил младший из братьев Донховских.
— Я видел,- улыбнулся граф, не спуская глаз с девушки.- Mademoiselle?..
— Charline Le Vent,- протягивая руку, улыбнулась в ответ актриса, утопая в бездонных тёмно-синих глазах гусара.
— Я повторяю, что мадемуазель, пришла с нами и уйдёт тоже с нами!- процедил юноша.
— Пожалуйста-пожалуйста,- кивнул ротмистр, с наглыми огоньками в глазах разглядывая соперника,- но танцевать она будет со мной!
Незадачливый кавалер схватился за перчатки, висевшие на поясе, но старший брат вовремя удержал его:
— Не стоит!.. Из-за какой-то певички…
Граф измелился в лице.
— Действительно, не стоит!- сухо процедил он.- С хамами я не дерусь на дуэли!
С этими словами Воронской врезал в челюсть сначала одному сопровождающему, а затем и второму.
— Бежим?- улыбнувшись, предложил ротмистр, протягивая девушке руку.
Шарлина, словно завороженная, безвольно вложила свою ладошку в ладонь мужчины.

========================================
(перевод с фр.) Граф Воронской! Мадемуазель, позвольте пригласить вас на танец?

О-о-о, Ваше Императорское, Вы-таки решили выставить  :drunk: *местное рукопожатие)))*

более того, я даже решила дописать!.. ой! я это вслух сказала?!  :w00t:

— Говорю ж, спят оне ещё,– с мольбой в голосе взывал к гостям Данила.
— Да уж вечер давно!– отмахнулся Гожка, вместе с Зубаревым проходя в комнату.
— Так вернулись же опосля зорьки…
— Ладно-ладно, Данила. Ты пойди самовар поставь,– распорядился Серж.
— Слушаюсь, Сергейандреич.
Денщик, недовольно бурча себе под нос, удалился на кухню, а Зубарев подошёл к дивану и потряс Воронского за плечо.
— Вольдемар, просыпайся! Слышишь?! Подъём!
Граф перевернулся на другой бок и, натянув повыше плед, даже не проснулся.
— Знать сладкие сны видит,– расплылся в добродушной улыбке корнет.
— Не мудрено,– согласился Зубарев,– сбежать с бала с этакой красавицей…
— Ну, и как будить будем?
— Есть одна идея… Ротмистр Воронской! К командиру полка! Срочно!
Граф мгновенно принял сидячее положение и захлопал глазами, пытаясь понять, что происходит.
— О! Видал,– весело подмигнул корнету Серж,– Ушаков на него лучше всяких петухов действует!
— А?..– недоумённо переспросил Воронской, поправляя перекрутившуюся во время сна сорочку.
— Ну, что, Владимир Михайлович, хорошо развлеклись на балу? Пора по счетам платить,– усаживаясь за массивный дубовый стол в центре комнаты, деловито заметил Зубарев.– Донховской вызов тебе прислал. Завтра утром на Чёрной речке.
— Вызов?.. Ах, да… Я, кажется, кого-то из них «приголубил».
— Вообще-то обоих, но вызов прислал младший - Дмитрий. Уговорились на пистолеты с двадцати пяти шагов на «раздватри».
Такая дуэль была наиболее опасной, так как противники стрелялись одновременно по сигналу, но Воронской лишь махнул рукой, словно вопрос более не стоил внимания.
Тем временем вошёл Данила, неся на подносе сушки, варенья и французские трюфеля.
— О, вот и угощение,– потирая руки, уселся за стол Гожка.
— Слушай, Григорий, ты у нас вечно голодный, всё время жуёшь что-то, а сам худосочный. Куда всё девается?– рассмеялся Зубарев, тоже с аппетитом поглядывая на поднос.
— Сам удивляюсь!
Владимир накинул на плечи доломан и присоединился к друзьям.
— Всё-таки, Воронской, ты вчера поступил непорядочно,– делая недовольный вид, сказал Серж.– Обещал дать отыграться, а сам, Данила сказывал, вернулся только утром! Ты что, проводил мадмуазель Ле Вент, а потом у её окон всю ночь дежурил? Или тебе удалось зайти дальше, чем другим её воздыхателям, м?
Граф слегка поморщился, покачав головой.
— А Буран где? Я сегодня его не видел в конюшнях!
Воронской вновь промолчал, что заставило Зубарева насторожиться.
— Уж не приключилось ли с тобой чего вчера?– поинтересовался он.
Денщик, разливавший в этот момент по кружкам чай, многозначительно закивал.
— Данила!– строго прикрикнул на него граф и тут же добавил:– Слетай к квартирмейстеру! Продажная душонка наверняка бутылочку припрятал!
— Будет уж, Владиммихалыч!– неодобрительно проворчал денщик.
— Вот ведь надсмотрщика любезный родитель приставил… Сказал: слетай!
Данила, ворча, покачал головой и вышел.
— Воронской, не томите,– взмолился корнет.– Куда вы вчера пропали с мадмуазель Ле Вент?.. Говорят, она утром на репетицию опоздала!
— А ты, Гожка, сплетен поменьше собирай!.. А что, у неё сегодня спектакль есть?
— Через час.
— Едемте, господа!
— Куда?– удивлённо спросил Зубарев, видя, что у друга сон, как рукой сняло.
— В театр!

Поручик Никольский Петр Александрович, тот самый, что второго дня вернул деньги Воронскому, снова оказался в долгах. Всю ночь играл в карты до обеда и к вечеру остался без гроша и с кучей долговых расписок.
Теперь он кемарил в ложе театра, а когда начинал храпеть, получал локтём в бок от Куницына или Воронского.
— Вольдемар, посмотри налево,– шепнул графу Зубарев,– баронесса Крафт просто сверлит тебя взглядом!
— Знаю,– без особого энтузиазма отозвался Владимир.– Муж у неё в именье на неделю отъехал, вот она и осмелела.
— Так чего ж ты ждёшь?!
— Антракта,– рассеянно пробормотал Воронской.
— Господа, вам не кажется, что мадемуазель Шарлина слегка не в голосе?.. Простыла, может,– предположил корнет.
— Петербуржский климат не для хрупких француженок,– заявил вдруг проснувшийся Никольский.
Ничего не объясняя и не извиняясь, Воронской внезапно поднялся со стула и покинул ложе.
— Пошёл баронессе записку писать,– улыбнулся Серж, но глаза вдруг сделались грустными.

Шарлина, кутаясь в тёплую шаль, быстро вбежала в свою гримёрную и остолбенела.
— Г-граф?..– удивлённо выдохнула она.
Воронской обвёл девушку внимательным взглядом. Её бархатные глаза блестели, на щеках (несмотря на грим) выступил нездоровый румянец, губы опухли. Впрочем, последнее было не признаком начинающейся болезни, а последствием страстных поцелуев, подаренных этой ночью Владимиром.
— В-вы… я л-лошадь… велела Прохору в полк отвести… Я не собиралась её красть…– запинаясь, выдавила девушка.
— Лошадь?– переспросил Вольдемар.– А-а Буран.
— Да, Буран!.. Я его вернула!..– быстро выпалила мадемуазель Ле Вент.– Вы напрасно беспокоились!
— Полагаете, я беспокоился о лошади?
Воронской сделал шаг к актрисе, и та испуганно попятилась назад.
— Que vous faites?
— Что делаю?– улыбнулся граф.– Мадмуазель, я пятнадцать вёрст шёл пешком по вашей милости. Как вы думаете, что я хочу сделать?
Шарлина вжалась спиной в дверь и зажмурилась, отвернув лицо в сторону. Руки безвольно опустились, и шаль с её плеч скользнула на пол. Только тут Вольдемар разглядел синяки на её запястьях.
«Я груб не был ночью, помню точно»,– удивился он про себя, осторожно поворачивая лицо девушки.
— Мадемуазель, почему вы меня боитесь?– тихо спросил он.– Разве я сделал вчера что-то против вашей воли?.. Скорее уж вы были не честны со мной, не предупредив, что никогда не были с мужчиной.
Шарлина почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, и поспешила прикрыть их. Вчера, сбежав с бала, граф долго катал её на лошади, а потом на поле они зарылись в душистом стогу, любуясь звёздами. Он попросил её спеть что-нибудь о любви и… они оба потеряли голову от страсти. Проснувшись под утро, Шарлина до смерти перепугалась и, «одолжив» у графа лошадь, поспешила в город. Явившись в «La fleur de lune», она тут же натолкнулась на директора труппы. Дядя, не стесняясь в выражениях, объяснил племяннице, что она гулящая девка, и отстегал ремнём так, что Шарлин не могла теперь даже присесть.
— Пожалуйста, уходите,– умоляюще попросила девушка.– Вы не должны здесь находиться.
Граф поднял шаль и протянул актрисе:
— Я хочу увидеть вас сегодня после спектакля.
— Нет,– отрицательно замотала головой Шарлина, и тут в коридоре послышались тяжёлые шаги и скрипучий голос директора, призывающего актёров на сцену.– Бога ради, уходите же!.. Через окно! Сейчас же!
— Только если пообещаете встретиться со мной!
— Хорошо-хорошо! Уходите!
— В полночь на набережной Фонтанки, у Летнего сада.
— Да уходите же, наконец!
Воронской поцеловал руку девушке и поспешил ретироваться.

Граф прождал всю ночь, но мадмуазель Ле Вент так и не появилась. А между тем, пора было поторопиться на Чёрную речку.

Да ладно! Глазам не верю!

 :-P

И что, прям допишешь?

прям - не знаю, а вкривь - может быть)))

— Вольдемар, у тебя жуткий вид,– нахмурился Зубарев, увидав друга.– Ты что, всю ночь опять с цыганами провёл?.. Ты забыл о дуэли?!
В предрассветный час на Парголовской дороге за Чёрной речкой было тихо и безлюдно.
— Лучше б провёл с цыганами,– удручённо заметил тот, направляясь к Донховским.
Оба брата уже были здесь и с ними ещё один кавалергард, тоже князь, Михаил Михайлович Бурский. Из этой троицы он единственный два года назад был под Аустерлицем и проявил себя геройски (за что получил орден Святого Георгия 4-й степени), несмотря на печальный исход сражения. При всей своей нелюбви к кавалергардам, Воронской уважал Бурского и был приятно удивлён, увидев его в секундантах у противника.
— Господа, быть может, вы согласитесь помириться?– традиционно предложил секундант Донховского.
Дмитрий отрицательно покачал головой.
— Кажется, мы договаривались, что врач будет с вашей стороны,– напомнил кавалергардам Куницын.
— Мы посчитали это ненужным,– заявил старший Донховской,– ни вам, ни нам не нужна огласка. В случае ранения или смерти каждый придумывает свою историю случившегося, не упоминая о дуэли.
— Тогда, быть может, стоит перенести поединок на неделю-другую,– предложил Зубарев.– У барона Солницкого многие видели, как вы позавчера ссорились. Сразу станет ясно, что была дуэль.
— Не станет, если все будут отрицать!– нетерпеливо оборвал Дмитрий.– Не к чему затягивать! А то у меня начинает складываться впечатление, что граф Воронской быстр только кулаками в гостиных махать, да надкушенные яблочки воровать!
— Что?..– холодно процедил Владимир, подавшись вперёд.– Вы - подлец, князь!
Назвать мадмуазель Ле Вент «надкушенным яблочком» было роковой ошибкой. Воронской ещё мог простить бахвальство или безобидные враки в кругу друзей за чаркой вина, но когда безбожно порочили человека, задевали его честь, Владимир вспыхивал как солома. Если до прихода сюда Воронской собирался лишь ранить противника (как это он обычно делал), то теперь спускать оскорбление Донховскому граф был не намерен.
— Господа, господа!– призвал всех к порядку Бурский.– Вызов уже брошен…
— Жаль, что не мной,– тихо процедил Владимир, отходя в сторону.
Секунданты зарядили пистолеты и отсчитали двадцать пять шагов, воткнув с двух сторон сабли.
— К барьеру!– скомандовал Бурский, выполнявший на этой дуэли обязанности распорядителя.
Противники встали друг против друга, согнув руку с пистолетом в локте.
— Напоминаю правила, господа: оставаться неподвижными, стрелять одновременно по команде «раздватри»,– объявил Михаил.
Тревожная струнка на мгновенье тренькнула в душе Воронского, надо было всё-таки отдать некоторые распоряжения на случай смерти. Но теперь уж поздно.
«Нет, моё время ещё не пришло»,– решил про себя Владимир.
— Внимание! Я считаю: РАЗДВАТРИ!– скомандовал Бурский.
Два выстрела слились в один.

День стоял солнечный и не по-осеннему жаркий. Денщик Воронского повертел в руках письмо из Сум и аккуратно (даже с почтением) положил его на стол.
Владимир, лёжа на софе, приоткрыл один глаз и, зевая, спросил:
— Что там?
— От бабушки вашей, Екатерины Петровны,– доложил Данила.– Толстое…
Воронской тут же оживился. Бабка его по материнской линии очень любила внука, всё детство Владимир провёл у неё, пока родители наслаждались прелестями петербургской жизни. Отец Вольдемара - Михаил Алексеевич Воронской - как-то был проездом в Сумах, влюбился без памяти в мать - Капитолину Денисовну Данину (в девичестве) - и увёз в столицу. С тех пор они редко навещали Сумы, зато Владимир служил в тамошнем гусарском полку.
— Наверное, денег прислала,– придерживая раненую руку на перевязи, граф поднялся с софы и подошёл к столу.
— Знамо дело, балует вас Екатерина Петровна-то,– заметил деньщик, наблюдая, как Владимир вскрывает письмо.– Поди не знают-с, на что вы тут, в столице-то, деньги переводите!
Воронской расплылся в довольной улыбке, откладывая деньги и вынимая письмо:
— «Дорогой внук, знаю, длинное письмо читать не будешь, поэтому просто возьми деньги. Жизнь в столице нынче дорогая, а офицер должен блистать в свете и отдыхать по-царски. Надеюсь, шустрые мамаши столичных красавиц ещё не поймали тебя в сети? Только не оставайся в Петербурге, вези жену сюда. На днях заезжала княгиня Усатова с дочерью, очень милая барышня. Когда вернёшься, я тебя им представлю. Всё-всё, больше не буду утомлять своей трескотнёй. Пиши и обязательно возвращайся».
— Дай Бог долгих лет жизни Екатерине Петровне, святая женщина, святая,– приговаривал Данила, накрывая обед на стол.
Однако пообедать Воронскому не дали, явился нарочный и передал приказ полковника: сей же час явиться к нему.
— Чёрт!– выругался Владимир, снимая перевязь и с трудом распрямляя руку.– Данила! Давай ментик и доломан!
— Как же вы-с, а?
— Ничего, потерплю…

Ушаков встретил Воронского жёстким взглядом и обошёл кругом, внимательно разглядывая.
— Где вы были утром, ротмистр?– сухо спросил он.
— Простите, Алексей Александрович, но я не могу вам сказать.
— Отчего же?
— Это может поставить под угрозу честь дамы и мою тоже.
— Вот как?– недоверчиво переспросил полковник.– А вот по моим сведениям вы были не с дамой, а на дуэли?
Владимир вздёрнул подбородок и дерзко ответил:
— Ваши сведения не верны!
— Да?.. Тогда откуда у тебя это?– Ушаков несильно хлопнул Воронского по предплечью, но этого хватило, чтобы тот сжал зубы, сдерживая стон.
— На охоте… вчера были,– ответил граф, как уговаривался утром с Гожкой и Зубаревым.
— Понятно. Уток-куропаток стреляли, м?.. Тут, говорят, тоже на охоте с тремя кавалергардами несчастный случай вышел. Подстрелил один себя вместо… кх… утки! Насмерть подстрелил!
Воронской слушал молча, никак не реагируя на слова командира.
— Ротмистр, вы хоть понимаете, что это пахнет ссылкой? – хмуро спросил Ушаков.– На войне с турками как раз не хватает разжалованных офицеров! И это в лучшем случае!
— Я, господин полковник, не сделал ничего, чтобы противоречило моей чести. А если кавалергарды утверждают, что несчастный случай произошёл на охоте, то ни у кого нет оснований не верить им…
— Трое суток гауптвахты!– перебивая, приказал Ушаков.– Кругом! Марш!

— Дорожкой в пожелтевшем саду,
    Где медленно кружит листок,
    Я к вам в этот раз не приду,
    Отныне мой путь одинок...

    В рубиновом блеске вина
    Топлю я закаты любви
    И это лишь ваша вина...
    Но слёзы прольются мои.

    Тревожу я память в бреду,
    Во сне вижу тёмный ваш взгляд.
    И вновь по дорожке бреду
    Опять в пожелтевший наш сад.

    В рубиновом блеске вина
    Топлю я закаты любви
    И это лишь ваша вина...
    Но слёзы прольются мои,– последнее слово Шарлина взяла так высоко и протяжно, что стёкла в помещениях кулис, резонируя, задрожали и некоторые даже треснули, разлетевшись на осколки.
Публика взорвалась аплодисментами, и лишь один человек в зале остался по-прежнему недвижим. Его холодный зелёный взгляд источал ненависть. Это был князь Донховской Олег Константинович. Его присутствие в театре объяснялось лишь необходимостью сегодня вечером находиться в свите великого князя Константина Павловича.
— А что, князь, правду ли говорят, что на балу у барона Солницкого ты повздорил с каким-то гусаром из-за этой красотки?– улыбаясь и не отрывая взгляда от сцены, поинтересовался цесаревич.
— Из-за этой или из-за какой другой… уже не помню,– пожал плечами Донховской.
Великий князь обернулся на кавалергарда и рассмеялся, ответ князя пришёлся ему по вкусу.

По окончании спектакля мадмуазель Ле Вент вошла в свою гримерную и, передав букеты Прохору, попросила поставить их в вазы.
Спустя минуту в комнату зашёл Жак Каде. Увидев директора театра в отражении зеркала, девушка поспешно обернулась и виновато посмотрела на него.
— Простите, дядя, я не хотела нанести ущерб зданию,– Шарлина с тревогой глядела на мужчину.
Ни для кого не было секретом, что месье Каде в гневе становился просто опасным.
— Какой ущерб?!.. Какой ущерб?!– замахал он руками.– Это триумф! Лучшая наша премьера в Петербурге! И романс на русском в конце - это находка! Зрители в восторге! Сам великий князь Константин похвалил спектакль, и подарок тебе прислал!
Директор протянул племяннице изящную булавку с бисером из драгоценных камней.
— Ой, как красиво,– восхищённо улыбнулась она, но вдруг стала не по возрасту серьёзна.– А этот подарок меня ни к чему не обяжет?
Жак замешкался, сам не зная ответа на вопрос, но после некоторых раздумий сказал:
— В любом случае, Шарлин, отказаться от подарка цесаревича невозможно…
— Так же как невозможно будет отказать в случае, если обяжет,– тихо закончила девушка, уже глядя на дорогой подарок с неприязнью.
— Ну, тебе теперь поздно хранить себя для кого-то,– сухо заметил директор и, развернувшись, вышел из гримёрной.
Слова дяди сильно задели Шарлину, и тем ужасней, что это было правдой. Девушка вспомнила внимательный властный взгляд тёмно-синих глаз графа Воронского, и её сердце учащённо забилось. Вот уже четыре дня она не видела его в театре. Очевидно, он обиделся, что она не пришла на свидание. Но это было невозможно, во-первых, в тот вечер у Шарлины был жар (даже пришлось вызывать лекаря), а, во-вторых, хоть она и вела себя в ночь бала чрезвычайно безрассудно, она не собиралась повторять свои ошибки.
Размышления девушки были прерваны тихим стуком в окно. Шарлин на всякий случай оглянулась на дверь и подошла к подоконнику, но за стеклом виднелась лишь кромешная мгла. Внезапно стук повторился, и на этот раз Шарлина разглядела руку в белой перчатке и часть рукава песочно-жёлтого цвета с синим обшлагом.
Тревожные нотки заиграли в душе, и внутренний голос предупреждающе остерёг открывать. Однако стук стал настойчивым и вдобавок громким.
— Зачем вы пришли?– возмущённо прошептала актриса, слегка отворив окно.
Воронской, не взирая на её протесты, забрался в комнату.
— Добрый вечер, мадмуазель,– коротко кивнув, поздоровался он.– Извините, не смог присутствовать на спектакле… отбывал с поручением на несколько дней.
— Тише!.. Говорите тише, пожалуйста,– попросила девушка.
— Pardonnez-moi!
В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Прохор. Шарлина испугано вздрогнула и, прижав руки к груди, умоляюще посмотрела на старика. Тот захлопал глазами и открыл было рот, но потом заметив растерянное выражение на лице девушки, понимающе улыбнулся и вышел в коридор.
— Пожалуйста, не приходите сюда больше,– с требовательными нотками в голосе сказала Шарлин.
— Мадмуазель, я бы не стал вас компрометировать, приходя, если б вы являлись на свидания в назначенное место… Что вас удержало?
Девушка опустила взгляд в пол, чтобы не видеть притягательных глаз мужчины.
— Мадмуазель Ле Вент…– Воронской приблизился к актрисе, одной рукой обнимая её стан, другой беря маленькую ладошку и поднося к своим губам.– Шарлина…
По спине девушки побежали мурашки, с трудом справляясь с нахлынувшими чувствами, она вырвалась из рук Владимира.
— Прошу вас, граф, не надо!– запротестовала Шарлин.
— Отчего же? Разве я вам неприятен?– игриво улыбнувшись, спросил Воронской и сделал шаг к актрисе.
— Мне неприятны ваши манеры! Вряд ли вы позволили бы себе так вольно обращаться с какой-нибудь барышней вашего круга!
Вольдемар тут же стал серьёзен и отступил назад.
— Простите, мадмуазель. Я никоим образом не хотел вас обидеть,– твёрдо заявил он.– Более того, я сознаю свою ответственность за бесчестие, которое невольно совершил. И я готов всё исправить.
Шарлина удивлённо посмотрела на графа. Стыдливый румянец окрасил её щёки даже сквозь грим.
— Я женюсь на вас,– закончил свою короткую речь Воронской.
С минуту актриса стояла, не двигаясь, ошеломлённо глядя на мужчину. В своей жизни (и во Франции, и в России) она получала немало предложений руки и сердца, в основном, конечно, от влюблённых юнцов, но такого бесстрастного и ужасного по содержанию предложения ей ещё не доводилось слышать.
— Нет,– севшим голосом выдавила она.
— Что?– не понял граф.
— Я сказала: нет,– выдохнула Шарлин, гордо вздёрнув подбородок.– Я не выйду за вас!
Теперь пришла очередь Воронского изумлённо молчать, пытаясь постичь услышанное. В Петербурге он был одним из завиднейших женихов, может некоторым и уступал в знатности, но в богатстве никогда. Род Воронских ещё с петровских времён был богатейшим в России.
— Почему?– наконец, спросил он.– Я знатен, богат, тешу себя надеждой, что не глуп и, кажется, не дурён собой…
В последнем граф, конечно, поскромничал. Внешность у него была - такую ещё поискать: чёрные слегка вьющиеся волосы, тёмно-синие глаза, лихо закрученные усы, точёный профиль и отличная стать.
— Да, но при этом вы не способны любить,– печально улыбнулась Шарлина.
— Как так?!.. Почему не способен?– удивился Владимир.
— Я говорю о настоящих чувствах. Вы не любите меня. А я убеждена, что в брак надо вступать лишь любящим друг друга людям.
Мужчина не смог сдержать ироничный смешок:
— Мадмуазель Ле Вент, тогда на свете перевёлся бы весь род людской. Вы романтическая натура, но реальность такова, что в нашем обществе проще найти супругов полюбивших друг друга после свадьбы, чем до.
— И это ещё, если повезёт,– вздохнула Шарлин.
— Человек привыкает ко всему.
— Вот это как раз и печалит…
— Вы потрясающе наивны,– улыбаясь, покачал головой граф,– особенно учитывая вашу профессию.
— Причём здесь моя профессия?!– вспыхнула девушка, негодующе глядя на мужчину.
— Простите, я не имел в виду ничего дурного. Просто по роду вашей деятельности вы должны были бы лучше знать людей и жизнь. Ещё раз извините.
— Может быть, я знаю жизнь лучше, чем вы считаете!– самонадеянно ответила Шарлина и жестом указала графу на окно.– А теперь, прошу вас, уйдите.
— Мадмуазель,– вежливо поклонился Воронской.– Мне жаль, что я огорчил вас. Моё предложения остаётся в силе. До свидания.
Мужчина ретировался тем же манером, что и появился.
— Индюк!– садясь перед зеркалом, обиженно произнесла актриса.– Сами вы, ваше сиятельство, не знаете жизни…
Девушка взяла с подзеркальника драгоценную булавку, повертела её в руках и положила в деревянную шкатулку, стоящую тут же.

Светлана Николаевна Крафт считалась в свете одной из самых красивых дам. Ей уже было под тридцать, но выглядела она лет на пять-шесть моложе. Светлые волосы, чуть отдававшие в орех, яркие янтарные глаза и аристократическая стать не оставляли равнодушными сердца мужчин. Замуж она вышла рано за обрусевшего прусского барона Давида Артемьевича Крафта, которому теперь было шестьдесят три. Крафты ещё со времён Елизаветы имели огромные земельные наделы, занимались реализацией леса, и деньги не считали. У барона было четыре лесопильных завода, а поскольку для строительных работ столицы постоянно требовался лес, то дела у Давида Артемьевича шли более чем хорошо. Семья Светланы Николаевны, напротив, была небогата, так что отец согласился на такую выгодную партию без колебаний.
Несмотря на свой возраст, барон был достаточно крепок и силён, объясняя это прекрасной наследственностью и всюду восхваляя своих предков - рыцарей тевтонского ордена, участвовавших в 1277 году в захвате крепости Раганита. Ко всему прочему потомок немцев-крестоносцев был безумно ревнив. Словно коршун зорко следил он за своей женой, а когда дела вынуждали его срочно отъезжать в имение и оставлять супругу в Петербурге, он поручал приглядывать за Светланой Николаевной своему секретарю. Альбрехт Штейн был чуть моложе баронессы и служил у Давида Артемьевича уже восьмой год. Крафт доверял ему полностью, поскольку видел, что между секретарём и хозяйкой давняя стойкая неприязнь. До причин барон не докапывался, хотя если б узнал о них, Альбрехт мигом лишился бы места.
— Давид Артемьевич прислал письмо, завтра к обеду прибудут,– доложил секретарь, сверля баронессу придирчивым взглядом.
— Письмо адресовано тебе?– с сомнением поинтересовалась Светлана Николаевна, помогая прислуге снять с себя тёплую накидку.
— Да.
— А мне писем нет?
— Вероятно, барон не захотел поверять бумаге то, что уже завтра скажет вам при личной встрече. Как прошёл вечер у княгини Заболотовой?
Баронесса не удостоила мужчину ответом, удаляясь в свои комнаты.

Едва Светлана Николаевна приготовилась ко сну и отпустила горничную, ветром распахнуло окно. Баронесса даже хотела окликнуть прислугу, не успевшую далеко уйти, но что-то её остановило. И тут в проёме показался мужской силуэт.
— Только не кричи, мне высоко падать,– предупредил насмешливый шёпот.
— О, боже… Вольдемар…
Женщина выскользнула из-под одеяла и босая бросилась к ночному гостю. Одной рукой обняв баронессу, другой Воронской плотно затворил за собой окно.
— Поздновато вы, Светлана Николаевна, возвращаетесь из гостей,– с наигранным упрёком заметил граф,– я ждал вас целый час!
— Я ждала тебя целую неделю,– выдохнула женщина, теснее прижимаясь к груди возлюбленного.– Но ты сошёл с ума, придя в этот дом… Если секретарь мужа хоть что-то заподозрит, Давид Артемьевич тебя убьёт!
— Я не против, если перед этим его жена подарит мне несколько незабываемых мгновений!
Воронской подхватил баронессу на руки и закружил по комнате. Владимира она знала уже не первый год, однако в прошлый его приезд в Петербург женщина не решилась, ответить на его ухаживания. Зато в этот раз они встретились как старые знакомые, это было месяц назад. Светлана Николаевна с мужем были на балу у Михаила Алексеевича Воронского - отца Владимира - в честь семнадцатилетия его дочери, там-то всё и произошло. Вольдемар, попросив ротмистра Зубарева отвлечь барона Крафта, увлёк его жену сначала в галерею, а затем в комнату, которую занимал, когда гостил у родителей.
Впервые изменив мужу, баронесса испугалась и стала избегать встреч с Воронским, однако никто ничего не узнал, и Светлана Николаевна осмелела. На маскараде в Петергофе им с Владимиром удалось ненадолго скрыться в саду от её мужа. Правда после барон учинил супруге строжайший допрос, и женщине вновь пришлось избегать Воронского.

— Почему ты не появлялся целую неделю?– шёпотом спросила баронесса, прислонившись щёкой к тёплой груди Владимира.– Ты же знал, что мужа не будет дома.
Воронской поправил одеяло, повыше укрыв обнажённую спину женщины.
— Служба,– коротко ответил он.
— Но твой друг Зубарев бывал на всех балах, приёмах и концертах.
— У меня были важные поручения от Ушакова.
— Завтра приезжает Давид…– с горестными нотками в голосе, выдавила баронесса.
Владимир запустил пальцы в её густые волосы, медленно перебирая и поглаживая их.
— Светлана, как ты считаешь, я способен любить?– вдруг ни с того, ни с сего спросил Воронской.
Женщина замерла и вроде бы даже затаила дыхание. Очевидно, вопрос застал её врасплох.
— Почему ты спрашиваешь?– медленно подбирая слова, баронесса подняла взволнованный взгляд на Владимира.
— Одна старая цыганка гадала и сказала, что я не способен любить,– не моргнув глазом, солгал гусар.
Подобных оплошностей с женщинами он раньше не допускал. Каждую он заставлял чувствовать себя единственной и желанной вплоть до самого последнего момента перед расставанием.
— Она плохо рассмотрела твою руку,– возразила женщина, и в этот момент раздался громкий стук в дверь.
— Баронесса!.. Светлана Николаевна!.. Проснитесь!– послышался резкий голос Альбрехта.– Я должен войти!.. Слышите?!
Застигнутая врасплох женщина, испуганно посмотрела на Воронского, не зная, что делать. Но граф уже выскользнул из постели, быстро одеваясь.
— Ответь,– тихо шепнул он.
— Что происходит?– с трудом совладав с голосом, откликнулась баронесса.
— В саду собаки учуяли чужака, а сторожа нашли следы!– принялся объяснять секретарь.– Я осматриваю все комнаты! Могу я войти?!
— Нет-нет!.. У меня в опочивальне никого нет!
— Я должен осмотреть! Вор может прятаться! Это в целях вашей безопасности!
— Я не одета!.. Подождите!..
Тем временем Владимир уже был при полном обмундировании. Напоследок привлекши к себе женщину и подарив ей страстный поцелуй, ротмистр поспешил скрыться за окном.

Расквартированы сумские эскадроны были на окраине Петербурга, частично на постоялых дворах. В сравнении с постоянным местопребыванием здесь вышло значительное послабление. К тому же полковник Ушаков понимал, что его молодцам нужен отдых после изнурительной русско-прусско-французской войны.
Воронской заявился в комнаты, отведённые Зубареву, уже далеко за полночь. Тихон - денщик Сергея Андреевича - спросонья не сразу признал графа.
— А-а-а… Владимир Михайлович… что-то вы поздне́нько… Ужо все разошлись,– принимая кивер и перчатки, доложил Тихон.– До трёх играли в карты, а потом Сергей Андреевич всех разогнал… плохое настроение нынче.
— Что так? Неужели Зубарь проигрался?
Дверь в переднюю отворилась, являя бравого гусара с лихим рыжим чубом, пышными усами и глазами зелёного цвета. «И почему его прозвали Зубарь?– подумал вдруг про себя Воронской.– Ему бы подошло прозвище Кот, и даже не так - Котище!»
— Не волнуйся, поставить что-нибудь на кон против Бурана у меня всегда найдётся!– объявил Зубарев, дымя чубуком.
— Что ж, сыграем,– согласился Владимир, проходя в комнату.
Серж сдал карты и удручённо заметил:
— До тебя были Гожка с Петром и Заботиным. Похоже, Никольский дурно влияет на Григория. Корнет стал на диво азартен, проигрывается в пух и прах, а настроение поднимает исключительно вином… Я их выгнал, когда Гожка захотел поставить на кон родовое имение! Совсем меру потерял!.. Покойные родители сгорели бы со стыда за такое дитя!
— Да, Григория надо оградить от влияния Петра,– нахмурился Воронской.– Мальчишка впервые оказался в столице, разумеется, закружилась голова от её соблазнов.
— Кстати, не у одного Гожки. Наши бравые гусары, забыв о войне и позорном мире, который заключил Александр, предаются всем радостям жизни в этой каменной столице!
— Серж, будь осторожней в выражениях. Не забывай, ты не в Сумах!
Зубарев выпустил тонкую струю дыма и разочарованно покачал головой:
— Увы… Но на этот счёт у меня тоже есть свои мысли! А ты не задумывался, почему наш полк разделили? В честь какой такой милости три эскадрона направили в Петербург? За особые заслуги в войне или чтобы сгладить недоумение и негодование, вызванные договором с Францией?! Александр предал память десятков тысяч русских солдат, павших в Пруссии и Австрии! А приобретения в Финляндии?!.. Это же позор! Нападение на слабого соседа с благословения всемогущего Наполеона!
— Тише, Зубарь… тише! Ты чего разошёлся?– осадил друга Владимир.– Ты не один так думаешь, но ты служишь государю и не должен подвергать сомнению его действия!
— Я служу России! За это время сменилось три монарха, а я всё продолжаю служить…
— Давай лучше продолжай играть,– кивнув на карты, иронично произнёс Вольдемар,– а то опять вгоню в долги!
Однако через полчаса Серж отыграл назад своего коня, да в придачу к нему новое седло Воронского и дюжину бутылок шампанского.
— Что-то ты, Ворон, рассеян,– заметил Зубарев, перетасовывая колоду.– Ты где пропадал полночи, м?
— У баронессы Крафт.
— У Светланы Николаевны?– повёл бровью Сергей.– Ты хочешь сказать… А как же её муж?
— Он в имении, завтра должен вернуться,– ответил Воронской, расстёгивая доломан, и вдруг замер.– Вот чёрт!.. Пуговица…
Зубарев удивлённо посмотрел на друга.
— Пуговица оторвалась. Неужели, когда вылезал из окна?.. Как нехорошо. Не вышла бы беда.
— Что за беда?– всё больше изумлялся Серж.
Воронской рассказал ему о своих приключениях этой ночью, и Зубарев не на шутку разволновался.
— Ох, нехорошо. Муж у Светланы Николаевны жутко ревнив,– покачал головой Сергей.– А этот проныра-секретарь может поспособствовать делу, если найдёт пуговицу от гусарского доломана. Надо бы днём узнать, всё ли обошлось.
— Но как?!
— Помнишь, у твоих родителей на балу я отвлекал барона?.. Я пообещал прикупить у него леса. Кажется, пришло время продолжить переговоры.
— Ты сделаешь это? Почему?
— Ты мой друг!
Граф Зубарев был не до конца откровенен с Воронским, в дом Крафтов его тянуло не столько желание помочь другу, сколько волнение за баронессу. К Светлане Николаевне он проникся симпатией с первой встречи, но, видя, что за ней ухаживает Владимир, вставать у него на пути не стал.

Давид Артемьевич, невзирая на годы, имел солдатскую выправку и неплохое телосложение. Волосы у него были давно седые, но он подкрашивал их, чтобы выглядеть моложе. К тому же он не отставал от моды и не скупился на туалеты ни для жены, ни для себя.
Вернувшись из имения, барон Крафт был ошарашен докладом секретаря. Альбрехт в ярчайших красках расписал ему давешний переполох, случившийся из-за ночного визита какого-то дерзкого военного. В доказательство Штейн передал хозяину серебристую пуговицу, найденную в опочивальне баронессы.
Светлана Николаевна сидела в гостиной ни живая, ни мёртвая, ожидая появления мужа. Ночью секретарь не захотел слушать никаких объяснений, когда обнаружил на полу возле окна пуговицу от гусарского доломана. С торжествующей улыбкой на устах он бросил ей напоследок лишь одну фразу: «Wenn nicht ich, so niemand» ! Ещё семь лет назад Альбрехт Штейн, принятый в дом барона на службу в качестве секретаря, пытался волочиться за Светланой Николаевной, но был безжалостно отвергнут. С тех пор Альбрехт затаил на свою хозяйку лютую обиду.
Взгляд баронессы застыл на родовом гербе Крафтов, висящем на стене, противоположной от окон. Основу составлял треугольный боевой щит с фигурными вырезами по сторонам, над ним располагалась корона. Щит был разделён на три поля: в центральном на серебряном фоне изображалась Афина с занесённым над головой копьём, по бокам - золотое солнце и меч на красном фоне. Щитодержателями с обеих сторон были вздыбленные кони. На ленте под щитом красовался девиз «Без жалости к врагам».
Женщина вздрогнула и быстро поднялась из кресла, когда на пороге гостиной появился её муж. Барон медленно приблизился к Светлане Николаевне, обводя колючим взглядом. И вдруг больно ударил её по щеке. Вскрикнув, женщина отшатнулась в сторону, приложив тонкую ладонь к месту ушиба.
— Его имя?..– жестко процедил потомок тевтонских крестоносцев.
— Чьё?– дрожащими губами прошептала баронесса, отступая.
— Вашего любовника, мадам!
— Давид, друг мой, я не знаю, что вам наговорил ваш секретарь, но молю, не верьте.
— Вы хотите сказать, что этой ночью в вашей спальне не было мужчины?!– грозно повёл бровью барон, надвигаясь на жену.– И вы не сделали меня рогоносцем, сударыня?!
— Отчего… отчего вы так всегда безоговорочно верите Альбрехту?..
— Имя?!.. Кто он?! Отвечайте немедленно!
— Я не стану разговаривать с вами в подобном тоне,– сама от себя не ожидая такой смелости, объявила вдруг Светлана Николаевна, гордо вскинув голову.
— Я убью вас, если не скажете, кто ваш любовник!– прорычал барон, замахнувшись для нового удара.

Зубарев нетерпеливо ждал в приёмной, пока лакей ушёл докладывать о его визите. Однако вместо барона к Сержу вышел его секретарь.
— Добрый день, граф,– с поклоном заискивающе пролепетал Штейн, внимательным взором ощупывая гостя.
На ротмистре был гусарский тёмно-зелёный сюртук из сукна с воротом и обшлагами песочно-жёлтого цвета, фуражная шапка с околышем такого же цвета и серебристые эполеты и пуговицы. На пуговицах Альбрехт задержал взгляд особо.
— Вынужден огорчить вас, но Давид Артемьевич сегодня не принимают. Только вернулись из имения.
— Меня примет,– заверил ротмистр.– Доложи, что я готов обсудить его предложение о покупке леса.
— Боюсь, ничего не получится…
— А ты не бойся, просто иди и скажи! А коли уж действительно никак сегодня нельзя, то пускай назначит время.
Альбрехт, видя, что гусара так просто не выпроводить, поплёлся докладывать, Зубарев бесшумно последовал за ним. Не понравилось Сергею, как секретарь рассматривал его пуговицы. Конечно, не только у сумского полка серебряный цвет приборного металла, но, видно уж, фортуна запустила своё колесо и поворачивать вспять намерений не имела.
Возле очередной двери Зубарев резко остановился, увидев, что Альбрехт вдруг спрятался за колонну, и тут он услышал непокорный голос Светланы Николаевны:
— Я не стану разговаривать с вами в подобном тоне.
— Я убью вас, если не скажете, кто ваш любовник!– был ответ и звук пощёчины.
Сергей, позабыв о своём инкогнито, выступил в проём зала и похолодел от ужаса. Лицо барона было перекошено от гнева, пальцы сжаты в кулаки, и сам он напоминал грузного льва перед прыжком. Светлана Николаевна стояла неподвижно, на её глазах блестели слёзы, но она была явно непоколебима в решении не выдавать Воронского.
Барон вдруг метнулся к стене, где висел родовой герб Крафтов, а под ним скрещённые шпаги. Схватив одну из них, Давид Артемьевич бросился к Светлане Николаевне. В испуге та закрыла лицо руками, но в этот момент Зубарев несколькими огромными скачками пересёк гостиную и оттолкнул помутившегося рассудком барона в сторону.
— Это я её любовник!– процедил граф, становясь между супругами.
Женщина изумлённо уставилась на гусара, не понимая, что происходит.
— Сергей Андреевич Зубарев к вашим услугам… в любое время,– холодно глянув на барона Крафта, объявил тот.
— Сейчас же!– глаза Давида Артемьевича яростно сверкнули, и потомок крестоносцев ринулся в бой, как некогда его предки бросались на неверных.
Гусар отскочил в сторону, мгновенно обнажая саблю.
Прятавшийся за колонной всё это время Альбрехт стремглав выбежал из гостиной. Поединки были запрещены высочайшим указом, и наказание могло последовать не только для дуэлянтов, но и для тех, кто знал и не доложил.
Барон Крафт довольно живо двигался для своего возраста, и силы в нём было ещё много, но соперничать с молодым, закалённым в боях Зубаревым не мог. Сергей достаточно быстро отыскал бреши в обороне врага и поразил его в бок.
— Боже!..– всплеснула руками Светлана Николаевна, как загипнотизированная глядя на быстро расползающееся багровое пятно.
К подобным картинам она была не привычна, жуткий спазм скрутил её внутренности, и чёрная пелена поглотила мир.
Увидев, что баронесса потеряла сознание, Зубарев позабыл о раненом враге, оседающем на пол, и поспешил к женщине. Крайне бережно Серж перенёс её на кушетку и, схватив со стола утреннюю газету, принялся усиленно обмахивать ей Светлану Николаевну.
Наконец, баронесса пришла в себя, открыла глаза и быстро села.
— Господи всемилостивейший,– испугано прошептала она, взглянув на мужа, без движения лежащего на полу.– Он мёртв?
— Вряд ли. Надо послать за доктором… Эй, кто-нибудь!– громко крикнул Зубарев и когда в гостиную заглянул лакей, приказал:– Беги за доктором! Живо!
Ротмистр подошёл к барону, осторожно перевернул его на спину и зажал ладонью рану.
— Не волнуйтесь, Светлана Николаевна, это не смертельно,– заверил Серж.
— Зачем вы ему солгали?– взволнованно спросила баронесса, опускаясь на колени возле мужа и дрожащей рукой убирая волосы со лба Давида Артемьевича.
— Простите мою дерзость, мадам, я действовал по обстоятельствам. Намеренья барона не вызывали сомнений.
— Он имел на это право,– тихо проронила женщина, прикрывая глаза.
Зубарев внимательно посмотрел на баронессу. Её переполняло раскаянье, душевные муки наложили тяжёлую печать на красивое лицо.
— Барон не оставил бы вас в покое, не узнай он имя,– трезво рассудил Серж.– Я спасал не только вас, но и своего друга…
Светлана Николаевна мгновенно открыла глаза, пронзив графа янтарным взглядом.
— Pardonnez-moi,– виновато склонил голову Зубарев.
В этот момент в гостиную вошли полицмейстер с квартальным в сопровождении Альбрехта.
— Ни на какие вопросы не отвечайте,– быстро шепнул Серж,– скажи́тесь больной.

===============================

(перевод с нем.) Если не я, то никто!

Луи Каре в театре «La fleur de lune» был самым красивым актёром. Бернадетта - жена директора - часто подшучивала, говоря, что если б тот родился женщиной, то, безусловно, затмил бы Шарлину.
Месье Каре знал себе цену и, не стесняясь, пользовался этим. Столичные дамы сходили по нему с ума, однако ни одна так и не смогла поймать его в любовные сети. В свои двадцать два Луи был очень прагматичным и расчётливым.
Как только закончился антракт, и Шарлина вернулась на сцену, Каре проскользнул в её гримёрную. Прохор, обычно, как пес, охранявший территорию актрисы, сегодня захворал. У Луи было почти четверть часа до своего выхода, но терять время мужчина не любил. Быстро оглядевшись, Каре подошёл к столику возле зеркала и принялся перебирать вещи Шарлин. Найдя то, что искал, актёр поспешил за кулисы.
Сразу после спектакля Луи направился на стрелку Васильевского острова. Было уже довольно темно и безлюдно. Возле Ростральных колонн, сооруженных в прошлом году (при Вязьмитинове, оставленном Александром за главнокомандующего в столице),  стояла чёрная карета безо всяких украшений и гербов. Каре сел в неё.
— Принесли?– послышался глубокий холодный голос, точно из колодца.
Лицо человека, сидящего напротив, было в тени, как и в прошлый раз, но Луи не удивился бы, если б оказалось, что это сам петербургский обер-полицмейстер.
— Вот,– кивнул актёр, протягивая на ладони сложенный в несколько раз батистовый платок.
Рука в белой перчатке медленно появилась из тени кареты, забрала «трофей» и исчезла. А спустя минуту снова появилась уже с туго набитым кошельком.
— Если вы кому-нибудь расскажете, вас найдут на дне Невы с грузом,– безлико пообещал голос хозяина кареты.
— Не извольте беспокоиться.

Великий князь Константин Павлович получил своё имя от бабки Екатерины II, желавшей видеть его на константинопольском престоле восстановленной Византии. Сам же Константин предпочитал жизнь частную и к царствованию не стремился. Однако ещё в октябре 1799 года император Павел в отступлении от правил дал титул цесаревича не только Александру, но и своему второму сыну.
После смерти отца Константин стал наследником своего бездетного брата, но российский престол привлекал его не больше, чем константинопольский (оставшийся в мечтах Екатерины Великой). «Меня задушат, как задушили отца»,– иной раз делился он мыслями с приближёнными. Кое-кто говаривал, это оттого, что лично присутствовал при убийстве Павла. Однако были и те, кто опровергал такие слухи.
— Свиньи! Мерзавцы! Я научу вас службе!– кричал на четырёх юнкеров, выставленных перед строем Константин.
Этим утром цесаревич смотрел Кавалергардский полк. Начальником он был неумолимо взыскательным и в порыве зверства мог побить. Его необузданный, дикий нрав и нетерпение малейших возражений и противоречий были известны всем. Великий князь вообще отличался от своего царствующего брата, как Гефест от Аполлона. Природа одарила цесаревича замечательной физической силой, но при этом он был невысок, несколько сутуловат и имел весьма своеобразное лицо с маленьким вздёрнутым носом. Не блистал Константин и образованностью, как его старший брат, и был неловок в дамской компании.
В общем, он был идеальной фигурой для осуществления плана князя Донховского. Олег Константинович поклялся отомстить за своего младшего брата Дмитрия, убитого Воронским на дуэли из-за Шарлины Ле Вент.
— Ты, Фёдор Петрович, слишком мягок с ними,– обернувшись к шефу полка Уварову, недовольно бросил цесаревич.– Не спорь! Знаю, что говорю!
Николай Иванович Депрерадович - командир Кавалергардского полка - стоявший здесь же с эскадронными командирами и ротмистрами чуть наклонился к великому князю и тихо сказал:
— Ваше высочество, как я уже рапортовал казармы в ужасном состоянии: происходит течь, штукатурка осыпается, краска сходит, печи неисправны, на полковом дворе невылазная грязь… Комитет строения казарм для лейб-гвардии полков не хочет ничего исправлять. Эти юнкера следили, как убирали сено на чердак конюшни, а потолок там прогнивший, вот и провалились… форма дорогая, в порядок привести не успели.
— Отговорки! Будущий обер-офицер не может так выглядеть!.. К тому же у этого,– Константин указал на одного из юнкеров,– уже и усы растут!
Тут уж ни шефу, ни командиру полка возразить было нечего. Ношение усов строго регламентировалось, оно было запрещено офицерам тяжёлой кавалерии.
— Второй Павел,– иронично шепнул Бурский Донховскому.
Михаила Михайловича (бывшего секундантом на дуэли у младшего Донховского) на днях произвели в полковники. Теперь он являлся эскадронным командиром, где Олег служил ротмистром, а Дмитрий до гибели поручиком.
— Ты что-то сказал, князь?– обернулся на Бурского цесаревич.
— Вспомнил вашего батюшку, ваше высочество,– отчеканил Михаил Михайлович.– Не терпел разгильдяйства в армии!
— Твоя правда,– подтвердил великий князь.
После смотра и развода полка Константин с небольшой свитой (где, кстати, был и Донховской) изволил развлечься травлей бульдогов на специально откормленных кошек и крыс. Забава подняла настроение цесаревичу, и в Зимний он вернулся в прекрасном расположении духа.
Князь почувствовал, что пришла пора действовать. Улучив момент, чтобы остаться с Константином в относительном уединении, Олег, расстегнув верхние пуговицы колета, вынул аккуратно сложенный платок.
— Ваше высочество, позвольте вернуть вам вашу вещь,– разворачивая ткань, произнёс кавалергард.
На батистовом платочке с инициалами C. L. V. лежала булавка, изящно украшенная бисером драгоценных камней.
— Что это?– удивлённо спросил Константин.
— Ваш подарок французской актрисе из «La fleur de lune».
— Это я вижу, князь.
— Простите,– виновато склонил голову Донховской.– Она отослала подарок. Не приняла.
Цесаревич часто заморгал глазами, затем забрал булавку и спрятал в карман сюртука.
— Неслыханная дерзость,– прокомментировал кавалергард, видя растерянность Константина.
Внезапно послышался громкий смех, и великий князь поспешно перевёл взгляд на противоположную сторону зала, где беззаботно веселилась его свита в обществе придворных дам.
— Наглая девчонка, видимо, решила, что ей дозволено обращаться с представителем царской крови на равных,– продолжал подливать масло в огонь Олег.– Таких надо ставить на место!
— Да,– раздражённо буркнул цесаревич.– Едем!
— Куда?..
— К ней!
Донховской наклонился поближе к Константину и шепнул, понизив голос:
— Большая честь для какой-то певички, чтобы ваше высочество сами за ней ехали.
— Ты прав,– согласился цесаревич.– Привези её сюда!
— Если позволите, мне кажется, во дворец её тоже везти не стоит… Дом моего брата Дмитрия сейчас пустует. Что скажете?
Константин расплылся в недоброй улыбке и лениво кивнул.

Дом Воронских располагался на Невском проспекте. Он был построен ещё дедом Владимира по отцовской линии. Однако изящество внутреннего убранства ему придала Капитолина Денисовна - мать Володи. Она покинула Сумы чуть больше тридцати лет назад. Когда родился Владимир, ей было всего шестнадцать. Вскоре мальчика забрала к себе бабка - Екатерина Петровна Данина. Володя приезжал к родителям только на лето, а когда поступил в сумский гусарский полк и вовсе стал видеться с ними крайне редко.
Кроме сына у Воронских была ещё дочь Дарья, младше Владимира на тринадцать лет. Несмотря на то, что дети виделись мало, и разница в возрасте была велика, сестра питала к брату самые нежные чувства, и он отвечал ей взаимностью.
Сегодня в доме Воронских состоялся званый обед, на котором было объявлено о помолвке Дарьи Михайловны с князем Бурским. Для Владимира это стало полной неожиданностью. Когда большинство гостей разъехалось, он увлёк сестру в музыкальный салон и прямо спросил:
— Почему ты выходишь за князя, Долли?
Вопрос застал девушку врасплох. Даша смутилась, от чего на личике появился лёгкий румянец. И внешне, и по характеру брат с сестрой мало походили друг на друга. Долли была миниатюрной златокудрой барышней с карими живыми глазами, обрамлёнными длинными ресницами, имела безупречные манеры и врождённое чувство такта.
— Михаил Михайлович из древнего дворянского рода,– наконец, принялась объяснять Даша,– уже дослужился до чина VI класса, имеет награды за Аустерлиц, не беден, да и папенька даёт за меня большое приданое…
— Постой! Постой!– перебил сестру Владимир.– Я просто слышу голос отца!.. А сама-то ты о нём, что думаешь?
— Я?..– девушка замялась, неуверенно поведя плечом.– Он… хорошо воспитан.
— И это всё? Он тебе хоть немного нравится?
Даша, поджав губы, отрицательно замотала головой.
— Дорогая, я уверен, отец не станет принуждать тебя к браку, если ты не хочешь. Поговори с ним!
— Зачем? Если не Бурский, то папенька найдёт другого, третьего… А мне теперь уж всё равно,– вздохнула девушка.
Владимир внимательно посмотрел на сестру и осторожно спросил:
— Ты что, влюбилась в кого-то? А он не отвечает взаимностью? Или он из другого круга? Или женат?.. Кто он? Скажи мне, я же твой брат,– мужчина притянул к себе Дашу, крепко обняв.– Расскажи.
— Это… князь… Донховской…– всхлипывая, ответила девушка.
Владимира прошиб холодный пот. Донховские уже не одно поколение состояли на военной службе и были приближены к императорским персонам, но не отличались ни особой честностью, ни благородством, может, именно поэтому не впали в немилость ни к Екатерине, ни к Павлу, ни к Александру.
— Когда же ты успела влюбиться?– брат с трудом придал голосу мягкость.
— Помнишь, в прошлом месяце отец давал бал в мой день рождения? На нём мы и познакомились… и танцевали.
Воронской прекрасно помнил тот бал, но по другой причине - из-за баронессы Крафт.
— Долли, но ведь Олег Константинович недавно женился,– попытался вразумить сестру Владимир.
Даша подняла на брата глаза полные слёз:
— Ни Олег Константинович… его младший брат… Дмитрий Константинович… он погиб на охоте. Недавно.
Воронской затаил дыхание, мир вокруг сделался будто хрустальный, и казалось, что одно неверное движение способно разбить его вдребезги. На счастье Владимира в этот момент в музыкальный салон зашла мать.
— Вот вы где,– приближаясь к детям, улыбнулась Капитолина Денисовна.– Что случилось?– встревожилась она, заметив слёзы дочери.
— Ничего страшного, мама́,– заверил Владимир, вытирая платком щёчки сестры.– Ни каждый же день у Долли помолвка. Девичьи слёзы.
Графиня обняла дочь, поцеловав в лоб:
— Ну-ну, девочка моя… всем нам рано или поздно приходится покидать отчий дом, и от этого пока ещё никто не умирал. Михаил Михайлович очень достойный человек. Кстати, он испросил разрешения пригласить тебя вечером в театр.
— Одну?– испугалась Даша.
— Кто же тебя отпустит одну? Вы ещё не женаты. Разумеется, нет. Вольдемар поедет с вами.
— Я?!.. Почему я?– изумился Владимир.
— Потому что мы с отцом приглашены на ужин к Ивану Демидовичу,– ответила графиня.
— Но у меня тоже встреча с Зубаревым.
— Никуда не денется твой Серж. Не так часто я прошу тебя присмотреть за сестрой!
— Хорошо-хорошо,– поспешно сдался Владимир, не желая ссориться.

Во Французском театре как всегда был аншлаг, хотя спектакль «Двенадцатая ночь» шёл уже четвёртый раз. Русской публике пришёлся по вкусу Шекспир, переделанный на классицистский манер французским переводчиком и драматургом Жаном-Франсуа Дюси. Однако когда вместо Шарлины Ле Вент, исполнявшей роль Виолы, появилась актриса Франсин Жоре, по залу прокатился разочарованный ропот.
Воронской, сидевший в глубине ложи с безразличным видом, подался вперёд.
— Странно, почему это у них замена,– удивлённо пробормотал он.
— А ты что, уже видел этот спектакль?– спросила сестра, обмахиваясь веером и боясь лишний раз повернуть голову в сторону Бурского.
— Угу… и оба раза играла мадемуазель Ле Вент. Извините, я сейчас,– Владимир быстро поднялся со стула и покинул ложе.
— А вы, полковник?– скорее из вежливости, нежели из любопытства, поинтересовалась девушка.
— Нет, этого спектакля ещё не видел. Дарья Михайловна, прошу вас, не называйте меня «полковником», я начинаю чувствовать себя как на службе.
Князь осторожно коснулся руки девушки, но Долли резко её отдёрнула. Потом со смесью вины и испуга взглянула на Бурского и покраснела.
— Простите, Дарья Михайловна,– тихо произнёс Михаил.– Я не имел в помыслах ничего предосудительного.
Между тем на сцене вышла какая-то заминка с появлением Орсино, которого играл Луи Каре. Актёры слишком явно тянули время. Но, наконец, появился и он, а Владимир всё не возвращался. В антракт Бурский пригласил в ложу Олега Донховского с его молодой супругой Натальей Григорьевной (те в первом действии сидели через две ложи).
Представив барышень друг другу, Михаил утащил Олега за собой.
— Мне нужна твоя помощь,– обратился к Донховскому Бурский.– Надо разыскать её брата, он где-то в театре. Вышел час назад и пропал.
— Гусар! Чего ты от него хочешь?– усмехнулся Олег.– Наверняка уже увлёкся очередной красоткой и забыл про сестру.
— Тем хуже. Я не могу везти Дарью Михайловну домой один. Это неприлично.
— Полно, вы почти женаты.
— Долли не такая. К тому же, как её будущий супруг теперь и я должен заботиться о её чести и репутации.
Донховской иронично улыбнулся и похлопал товарища по плечу:
— Тогда вам придётся дооолго ждать возвращения её братца.
— Выручай,– попросил Бурский.– Прокатитесь с Натали в моей карете до дома Воронских после спектакля.
— Ох, Мишель, я бы на твоём месте не стал упускать такой шанс… девушка наедине с тобой в карете практически с дозволения родственников. На тебе никакой вины. Ты ведь, поди, и не целовал её ни разу, а?
Михаил на мгновение задумался, но поспешно отогнал прочь недостойные мысли:
— Олег Константинович, не искушайте меня.
— Искушает Сатана, а я даю дружеский совет. Тебе выпал отличный шанс привязать Долли к себе и заставить ждать дня вашей свадьбы, как первого бала,– заговорщицки подмигнул Донховской.– Ты, конечно, прости меня, но любому видно, что мадмуазель Воронская не влюблена. А таким домашним барышням для влюблённости и надо-то - всего ничего: один магнетический взгляд, один танец… или один поцелуй.
Олег чувствовал себя просто Дьяволом во плоти: «Соглашайся!.. А я уж позабочусь, чтобы сплетни разлетелись по Петербургу как фейерверк! Воронские никогда не отмоются от позора»!

Пытаясь выяснить, куда пропала мадемуазель Ле Вент, Воронской обратился к Прохору. Старик, заставший ротмистра позавчера у Шарлины в гримёрной и решив, что гусар приглянулся девушке, не стал скрытничать и поведал, что после репетиции все актёры вернулись в дом, предоставленный для труппы, а когда вечером вновь отправились в театр, Луи Каре с Шарлин задержались. Перед спектаклем Луи сказал, что девушка ушла раньше него, и был крайне удивлён, что она ещё не появилась. Однако Прохор выразил сомнения по поводу правдивости слов месье Каре, поэтому Владимир решил побеседовать и с актёром.
Поначалу Луи самым вызывающим образом потребовал от Воронского убраться, но ротмистр по-военному просто объяснил, что сделает с актёром, если тот не заговорит. В общем, Орсино из «Двенадцатой ночи» задержался с выходом на сцену именно из-за графа. Луи рассказал, что в последние дни мадемуазель Ле Вент получала от кого-то дорогие подарки и среди актёров ходили слухи, будто за ней ухаживает высокопоставленный вельможа. В театр Шарлина ушла раньше, чем Каре, причём до этого недалеко от дома долго стояла чёрная карета, а когда выходил Луи, кареты уже не было.
Воронской успел переговорить ещё с несколькими актёрами прежде, чем появилась Бернадетта Каде - жена директора театра.
— Так это и есть тот красавец-офицер, вскруживший голову нашей девочке?– строго поинтересовалась она у Прохора почти на чистом русском.
Старик замялся, что-то неразборчиво промямлив, а Владимир быстро подошёл и, щёлкнув каблуками, коротко поклонился.
— Ротмистр граф Воронской, мадам,– представился он.
— Идите за мной,– распорядилась Бернадетта,– а то тут слишком много ушей.
Они зашли в крохотную комнату, похожую на кабинет, с большим столом, несколькими креслами, и секретером.
— Садитесь,– велела женщина, располагаясь сама напротив графа.– Меня зовут Бернадетта Каде, я супруга директора. Шарлин - дочь покойной сестры месье Каде. Мы её единственные родственники, она нам как дочь. А вы, насколько я понимаю, тот самый офицер, с которым она убежала с бала у барона Солницкого.
— Да, мадам.
— Странно, я думала, что и на этот раз она сбежала с вами.
— Среди вашей труппы ходят слухи…– начал было Воронской, но был перебит.
— Ах, граф, не повторяйте эти досужие сплетни! Шарлин вовсе не так ветрена, как её пытаются представить!
«Le Vent  не ветрена»,– чуть улыбнулся такой игре слов мужчина.
— Я в этом ничуть не сомневаюсь,– решительно заверил он.– Именно поэтому обеспокоен её исчезновением.
— Признаться, теперь и я не знаю, кто может пролить свет на случившееся, ибо подозревала вас,– развела руками Бернадетта.– Дворник у дома тоже ничего не видел.
— А чёрную карету?
— Да мало ли в Петербурге чёрных карет?!
Владимир задумчиво покачал головой и поднялся из кресла:
— Спасибо, что уделили внимание.
— Ну, что вы, граф, я не меньше вас желаю знать, куда подевалась Шарлин.
— А с месье Каде вы обсуждали этот вопрос?
— Месье Каде…– Бернадетта вдруг запнулась.– У мужа весьма непростой характер, он - человек искусства, очень эмоциональный. Когда Жак гневается, с ним трудно что-либо обсуждать.
— Его разгневало исчезновение Шарлин?– уточнил Воронской.
Женщина тяжело вздохнула:
— Скорее то, что из-за этого исчезновения едва ни сорвался спектакль.
— А раньше мадемуазель Ле Вент не пропускала спектакли?
— Никогда! Она, даже будучи больной, играла!
Владимир поймал себя на том, что не на шутку разволновался. Петербург - огромный город и с молодой девушкой здесь может приключиться что угодно.
— С вашего позволения я пойду,– тихо произнёс Воронской.
— Прощайте, граф.
Владимир направился к выходу, но перед самой дверью обернулся и вдруг спросил:
— А откуда вы так хорошо знаете русский?
Бернадетта улыбнулась:
— Моя матушка была родом из Польши, а её дед служил в России ещё при Петре I.

Всё второе отделение Бурский терзался сомнениями относительно поездки домой Дарьи Михайловны. Соблазн оказаться хоть на минуту с ней наедине без присмотра родителей или брата был очень велик. К тому же Донховской, оставшийся с женой в ложе полковника, то и дело заговорщически поглядывал на Михаила и подбадривающе кивал.
— По-моему, Орсино слишком быстро забыл Оливию, утешившись Виолой,– когда закончился спектакль, пожаловалась мужу Наталья Григорьевна.
Олег снисходительно улыбнулся и кивнул:
— Полностью согласен, Натали.
— Просто он не любил Оливию,– тихо произнесла Дарья Михайловна.
— Долли, вы так романтичны,– с неуловимой усмешкой, заметил князь Донховской.– Михаил Михайлович, вам несказанно повезло. Почти так же, как Орсино с Виолой!
— Кому не повезло, так это Оливии,– послышался сухой голос Воронского, уже несколько минут стоящего в дверях ложи.– Она-то влюбилась не в настоящего Себастьяна, а в образ, преподнесенный Виолой. Весьма распространённая ошибка, верно?
Владимир перевёл холодный взгляд с Донховского на его жену и обратно.
— Вам виднее,– насмешливо отозвался князь, поднимаясь и предлагая руку Натали.– Всего наилучшего,– поклонился он Дарье Михайловне и с сочувствием взглянул на Бурского.

— Что имел в виду граф?– поинтересовалась у мужа Наталья Григорьевна, когда они остались наедине.
— Je ne sais pas. Dans la tête des hussards il y a seulement le vent.

================================
  (перевод с фр.) ветер
  (перевод с фр.) Понятия не имею. У гусаров в голове только ветер. (прим. авт. – игра слов: фамилия «Le vent» в переводе «Ветер»)

Доставив сестру родителям, Владимир направился к дому, где жили французские артисты, но оказалось, что мадемуазель Ле Вент так и не вернулась. Потеряв всякую надежду увидеть её в этот вечер, Воронской уехал в полк. По дороге в голову лезли одни мрачные мысли, начиная от несчастного случая и заканчивая побегом Шарлин с каким-нибудь мужчиной.
— Ваше благородие!– окликнул ротмистра караульный.
Владимир придержал коня, обернувшись.
— Полковник вас к себе требовал, когда явитесь! Сказывал: без промедления!
Воронской спешился, передав повод солдату, и быстрым шагом прошёл в отдельный дом, где квартировал Ушаков.
— Алексей Александрович,– заходя в комнату, поприветствовал Владимир.– Звали?
— Был уже у себя?– хмуро спросил полковник, даже не поздоровавшись.
— Ещё нет.
— Со вчерашнего дня не был!
— Виноват. Семейные дела…
— Врать будешь попу на исповеди!– перебил Ушаков.– Без моего разрешения больше из полка ни шагу!
— За что ж такая немилость?– изумился Воронской, оглядевшись по сторонам, словно в поисках виновника.
Полковник грохнул кулаком по столу, от чего чашка на блюдце испуганно подпрыгнула и едва ни перевернулась.
— Всё за то же! Распустились, понимаешь! Балы, карты, дуэли!– Алексей Александрович грозно поднялся из-за стола.– Три эскадрона привёз в Петербург! С кем возвращаться в Сумы буду? Не хотел я муштру учинять, но, видно, придётся.
— Полковник?..– удивление Владимира росло с каждой минутой.– Да что ж случилось-то?
Ушаков взял со столешницы бумагу и передал ротмистру, тот быстро пробежал её глазами.
— Перевод в лейб-гусарский полк?– озадаченно пробормотал Воронской.– Помилуйте, за что же?
— За то, что лучшие с Зубаревым… во всём!
— Так Сержа тоже?!– Владимиру сразу стало легче.
Сумы, конечно, любимый и родной город, но гвардейский полк для карьеры куда полезней. А раз уж и лучший друг остаётся, то к чему долго раздумывать?
— Уже нет,– жёстко осадил полковник.– Зубарев вчера отличился, теперь он едет на войну с турками! Штабс-капитан пехоты - весьма гуманное наказание…
— За что?!
— Дуэль, ротмистр! Дуэль!.. Сколько раз я вам говорил, что вы доиграетесь?! Всё! С этого дня никаких послаблений!
Дуэль? Воронской был потрясён. Он не знал ни о каких ссорах Сергея, и если бы тому предстоял поединок, то Зубарев, безусловно, выбрал бы в секунданты его. Так было всегда. С кем же Серж успел вчера поссориться?
— С кем дуэль?– хмуро спросил Владимир.
— С бароном Крафтом.
Воронского прошиб холодный пот, бросив короткое «извините», он выбежал из дома полковника.

Тихон укладывал вещи, что-то причитая себе под нос, когда в комнаты ворвался взволнованный Владимир.
— Где Сергей Андреевич?!
— У себя-с,– кивнул денщик на правую дверь.
Воронской зашёл в комнату. За столом сидел Зубарев, перед ним стояла свеча, кружка и бутылка. Владимир сел напротив него, внимательно следя за другом. Тот, не говоря ни слова, наполнил кружку вином и пододвинул Воронскому. Владимир так же молча выпил.
— Тихон! Ещё бутылку и кружку!– крикнул Сергей.
Денщик тут же просеменил в комнату, исполняя распоряжение.
— Это неправильно,– после второй кружки, заявил Владимир.– Это должна была быть моя дуэль! Утром я пойду к фон дер Палену, объясню ему обстоятельства случившегося!
— Нет, Ворон, я сделал это не для тебя,– хмельная улыбка появилась на губах Зубарева.– Прости…  люблю я её…
— Кого?– оторопел Воронской, будучи не в силах припомнить за Сергеем подобных чувств.
— Светлану Николаевну.
— Как?!.. Отчего же ты не сказал?!
— Ты мой друг,– просто ответил Зубарев.
Владимир опустил голову и надолго задумался, а после спросил:
— Когда тебе предписано выехать?
— В течение недели, но я не стану тянуть. Поеду завтра.
— Нет!– категорично заявил Воронской.– Дай мне слово, что эту неделю останешься в Петербурге.
— Для чего?
— Я оформлю перевод в действующую армию, вместе отбудем.
— Вольдемар, не надо! Зачем?!
Владимир расплылся в улыбке.
— Ты мой друг,– подмигнул он.– Я знаю тебя с шести лет. Мы давно служим вместе, вместе ходили в военные походы, вместе кружили дамам головы. А теперь будем вместе рубить турок.
— Нет, я не могу допустить этого…
— Скажи мне по чести, если бы меня за дуэль с младшим Донховским отправили в действующую армию, ты бы оставил меня?
Зубарев на мгновение замялся, а потом твёрдо ответил:
— Оставил бы!
— Ох, и горазд ты врать, Зубарь,– рассмеялся Воронской.– Ладно, не забудь, неделю эту остаёшься тут! В конце концов, надо проститься со столицей!

Утром, после разговора с Ушаковым, Воронской наведался в театр на репетицию, но Шарлин так и не появилась. Мадам Каде была крайне встревожена, Владимира она встретила как старого знакомого, пожаловалась ему на свою бессонницу, головную боль и на мужа, пребывающего в дурном настроение, поскольку у племянницы почти во всех спектаклях были главные роли.
Весь день Воронской занимался своим переводом в действующую армию, но победить русскую волокиту за такой короткий срок было невозможно. Вечером, без особой надежды явившись в театр, Владимир с изумлением узнал, что Шарлин на сцене и играет, как ни в чём не бывало.
— Как она объяснила своё отсутствие?– наблюдая за актрисой из-за кулис, спросил Воронской у мадам Каде.
— Что здесь делают посторонние?– послышался вдруг недовольный голос директора театра.
— Не сердись Жак, это мой знакомый,– поспешила заступиться за Владимира Бернадетта.
Месье Каде недоверчиво взглянул на гусара:
— Знакомый?.. Ни он ли три недели назад въехал в здание театра на кобыле?
— Никак нет,– не моргнув глазом, соврал Воронской.
Директор, видимо, собрался задать ещё несколько вопросов, но, к счастью, его позвали.
— Ох, граф, только не называйте ему своё имя,– предупредила Бернадетта.– Кто-то поведал Жаку про бал у барона Солницкого и назвал вас. Он уверен, что Шарлин и в этот раз сбежала с вами, то есть с Воронским.
— И в этот раз?– удивлённо переспросил Владимир.– Разве мадемуазель Ле Вент не сказала, где была?
Мадам Каде отрицательно покачала головой. Рассказывать о том, как Жак кричал на племянницу, потом схватился за ремень, а в ответ услышал, что если он ещё раз ударит Шарлин, то она навсегда уйдёт из театра, Бернадетта не захотела.

Дождь устало барабанил за окном, в наступивших сумерках осветительные фонари на улицах казались расплывчатыми жёлтыми пятнами, похожими на маленькие лу́ны. А вот Луны как раз видно не было, тучи заволокли небо, орошая Петербург слезами. Воронской ещё никогда не ждал с таким нетерпеньем антракта, время тянулось бесконечно, как этот дождь.
— Вы?..– заходя в гримёрную, изумлённо выдохнула Шарлин.
Владимир отошёл от окна, внимательно разглядывая девушку.
— Где вы были, мадемуазель?– наконец, спросил он, и в голосе его послышались строгие нотки.
— На сцене,– не сразу поняв вопрос, отозвалась актриса.
— Не сейчас. Последние сутки.
Шарлина молчала, не зная, как отвечать. Граф ей нравился и даже слишком, но она также понимала, что между ними пропасть шириной в страны, сословия, вероисповедания и чувства. Да, можно броситься в омут страсти на время гастролей в Петербурге, но как потом выбираться из этого омута? Гусар не влюблён - он переживёт… А она?
Девушка вспомнила мать и до боли в суставах сжала кулаки. То самое третье обстоятельство, которое заставляло Шарлин держать мужчин на расстоянии, никогда не изгладится из её памяти.
«Ты - актриса, будь ею до конца»,– приказала себе девушка и, проигнорировав вопрос Владимира, прошествовала к столику возле зеркала.
— Где вы были?– не отступал Воронской.
— Граф,– церемонно обратилась к мужчине Шарлин, глядя на его отражение,– вы стали ходить в мою гримёрную, как к себе в казармы. Не припомню, чтобы я разрешала подобное. Потрудитесь впредь в моё отсутствие здесь не появляться.
— Обещаю, но ответьте на мой вопрос.
— Я не обязана.
— Вы были с мужчиной?– напрямик спросил Воронской.
Шарлина вспыхнула, но, к счастью, грим скрыл румянец на её щеках.
— Как вы смеете?!– гневно сверкнула она глазами, повернувшись к Владимиру.– Ваше воспитание такое же поддельное, как ваши чувства! Уходите немедленно!
Мужчина коротко поклонился, щёлкнув каблуками, и поспешил ретироваться за дверь. С безграничной грустью во взгляде Шарлин посмотрела ему вслед и перевела взор на заплаканные стёкла окна. Осенние дожди - слёзы прощания с летом - спешили смыть память о прошлом до прихода суровой хозяйки севера.

«Глупо!.. Глупо переживать из-за какой-то девчонки,– уговаривал себя Воронской, из тёмного переулка наблюдая за покидающими театр с заднего хода.– Тем более теперь, когда твой путь лежит на юг и есть все шансы не вернуться… В конце концов, ты пытался загладить свою вину, она сама не захотела!»
Владимир прервал размышления, как только появилась мадемуазель Ле Вент. Театр она покидала одной из последних.
Внезапно послышался звук быстро подъезжающего экипажа, и Шарлину скрыла от взгляда чёрная карета, а когда она отъехала, девушки на улице уже не было.
Воронской, не задумываясь, вскочил в седло и последовал за экипажем.
— Я лишь хочу убедиться, что ей ничего не грозит,– заявил он невидимому собеседнику, пришпоривая коня.
Чёрная карета остановилась возле большого дома в три этажа на Литейном проспекте - одной из старейших улиц города, проложенной от Пушкарской и Литейной слобод. На воротах значился вензель Д. Владимир неприятно поёжился. Хотя в Петербурге он пробыл недолго, но знал большинство домов, принадлежавших дворянам. Этот был домом Дмитрия Константиновича Донховского. Кому он перешёл после смерти хозяина Воронской не ведал.
Карета въехала в ворота, остановившись перед ступенями, и Шарлина в сопровождении кучера, держащего над ней зонт, вошла в дом. К удивлению Владимира, кучер вернулся к своему экипажу и уехал.
Воронской, уже было собравшийся тоже покинуть пост наблюдения, вдруг придержал коня. Со стороны Невского проспекта появилась быстро несущаяся карета. Она так же проследовала к дому покойного князя и её сопровождали четыре офицера лейб-гвардии конного полка, шефствовал которыми цесаревич Константин.
Человека, вышедшего из кареты, Владимир разглядеть не смог, но, судя по тому, что два конногвардейца остались караулить у двери, гость был очень важной персоной. Подождав ещё немного, Воронской с досады махнул рукой и направил коня к дому родителей. Добираться до полка по такому ливню было далече, а до Невского проспекта - рукой подать.

Дома ещё не спали. Капитолина Денисовна и Михаил Алексеевич играли в шашки, а Дашенька сидела возле камина и читала вслух книгу.
— Владимир!..– мать всплеснула руками при виде сына.– Ты же весь вымок!
— Душенька, успокойся. Он солдат, ничего страшного,– заверил глава семейства, как ни в чём не бывало, продолжая передвигать фигуры по доске.– Ем и дамка!
— Ах, Мишель, я сдаюсь,– с явным облегчением отмахнулась от игры Капитолина Денисовна, звоня в колокольчик и вставая навстречу сыну.– Мы уж и не чаяли тебя сегодня увидеть. Вчера ночевать не остался, сегодня не заглянул…
— Служба, мама́.
В залу вошел лакей, поклонившись и ожидая приказаний.
— Сухую одежду Владимиру Михайловичу, горячего чая и ужин.
— Нет-нет, ужинать не буду,– возразил сын.– С вашего позволения сразу пойду спать.
— А мы с отцом хотели с тобой поговорить,– немного растерянно произнесла Капитолина Денисовна, взглядом прося поддержки у мужа.
— Да,– подтвердил тот.
— Завтра, всё завтра. Я очень устал.
На самом деле Владимиру не давала покоя история с мадемуазель Ле Вент, и ему не хотелось сейчас слушать извечные причитания родителей по поводу его холостяцкой жизни и необходимости заводить семью и наследников.
— Я тоже пойду спать,– вдруг заявила Дашенька, поднимаясь из кресла.
Ухватив брата за руку, она потащила его за собой.
— Merci, Dolly. Ты меня спасла,– поблагодарил Владимир, когда они оказались на лестнице, ведущей на второй этаж в их комнаты.
— Не за что, ты же мой брат,– ласково улыбнулась девушка.– Кстати, ты не забыл, что у маменьки скоро именины?
— Боюсь, к тому времени я уже покину Петербург.
Сестра внезапно остановилась, резко развернув брата к себе:
— Володя, возьми меня с собой!
— Куда?– оторопел мужчина.
— В Сумы, к бабушке. Я больше не могу выносить этой светской столичной жизни… Умоляю, возьми!
— Дашенька,– Владимир встревожено заглянул сестре в глаза,– что случилось? От чего ты бежишь?
Девушка закусила нижнюю губу, ничего не отвечая.
— Долли, я не смогу помочь, если не узнаю, что происходит.
— Я… я думала, что я сильная… что справлюсь… Ведь не все же выходят замуж по любви… Но я не могу… Я боюсь его!..
— Бурского?!– ошеломлённо переспросил Владимир.– Он посмел тебя обидеть?!
Мужчина почувствовал, как в нём закипает кровь. Видно, зря он был хорошего мнения о полковнике. Да и чему удивляться, если у того в друзьях ходили братья Донховские? Одного поля ягоды! Значит, так тому и быть, ещё одна дуэль теперь уже ничего не испортит.
— Нет-нет!– поспешно ответила Даша, безошибочно уловив настроение брата.– Напротив! Он очень вежлив и деликатен, но… он смотрит на меня так… так… я не знаю, как сказать… Его чёрные глаза, словно жуткие бездны, а на дне притаились страшные чудовища!
— Долли, у тебя богатое воображение, читай поменьше сказок,– улыбнулся Владимир.
— Нет же, я чувствую… он погубит меня!
— И романов тоже поменьше. Ступай спать, дорогая.
Брат поцеловал девушку в лоб и направился в свою комнату, а Даша тяжело вздохнула и печально поникла головой.

Альбрехт Штейн бесшумно приоткрыл дверь в комнату Светланы Николаевны и замер, затаив дыхание. Хозяйка стояла на коленях перед образом в одной ночной сорочке и с распущенными волосами. Ранний лучик солнца проник в её опочивальню через окно и божественным светом окутал женщину. Секретарь барона с трудом подавил в себе желание подойти и сжать хозяйку в объятьях.
«Замаливаете грехи, баронесса?– злобно подумал он.– Молитесь, молитесь… Я сделаю всё, чтоб вы не получили ни гроша после смерти вашего мужа! Вы ещё будете упрашивать меня, чтобы я позволил вам остаться под этой крышей!.. И я позволю, и буду брать с вас плату…»
Альбрехт тихо прикрыл дверь и направился в комнату к барону. Давид Артемьевич выглядел уже лучше, и это сильно обеспокоило секретаря.
— Как вы себя чувствуете, отец?– заботливо спросил он, присаживаясь рядом с постелью.
— Кажется, я просил не называть меня так,– тяжело дыша, пробормотал барон.
— Простите, просто я хотел быть хоть немного ближе вам в последние дни…
— Последние?.. Доктор считает, что я уже не встану?
— О, нет-нет! Я не имел в виду…– Штейн вдруг резко оборвал себя и потупил взгляд.– Он…  Простите… Он сказал… что советует вам составить завещание.
Давид Артемьевич тяжело вздохнул и тут же схватился за бок.
— Я принёс бумагу, если вы захотите продиктовать,– доложил секретарь.– Насколько мне известно, законных детей у вас не было ни от первой, ни от второй супруги, да?
— Увы, они оказались слабы здоровьем,– покачал головой барон.
— Разве Светлана Николаевна тоже?– удивился Альбрехт.– А я думал, вы вместе приняли это решение…
— Какое решение?
Штейн всплеснул руками и схватился за голову:
— Нет-нет! Никакое!.. Не слушайте меня!
— Говори!– приказал Крафт, и его глаза болезненно сверкнули.
— Светлана Николаевна постоянно пьёт специальную настойку… Однажды я случайно слышал её разговор с врачом… Я подумал, вы оба не хотите детей… я не знал, что она не посвятила вас…
Давид Артемьевич был потрясён, несколько минут он вообще молчал, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Какой жестокий обман,– наконец, выдавил он.
— Мне жаль, что я принёс вам столь печальные известия, барон,– смиренно потупив взор, разыгрывал раскаянье секретарь.– Уже второй раз я невольно становлюсь вестником несчастий для вашей семьи. Но, возможно, у баронессы были серьёзные причины не желать ребёнка?.. Не может же это быть из-за того офицера…
Бледное лицо Давида Артемьевич вдруг сделалось пунцовым.
— Мне искренне жаль, что судьба лишила вас радости отцовства,– опечаленно покачал головой Штейн.– Если бы я только мог чем-нибудь помочь вам…
— Завещание…– хрипло прошептал барон,– пиши… оставляю всё движимое… и недвижимое имущество… своему сыну… Альбрехту Штейну…
Секретарь быстро и грамотно оформил завещание и помог хозяину подписать его.
— Нужен свидетель. Я позову доктора,– сказал Альбрехт, выходя за дверь, и едва ни столкнулся с баронессой.
— Доктора?– встревожено переспросила Светлана Николаевна.– Что случилось?
Она попыталась пройти в комнату мужа, но Штейн удержал её:
— Нет-нет, мадам, вам туда нельзя!
— Ты третий день не пускаешь меня к барону. Я должна его увидеть,– решительно заявила женщина.
— Простите, мадам, я лишь выполняю распоряжение доктора. Господин Пфуль запретил любые волнения для барона. Боюсь, что ваш муж ещё не готов к встрече с вами…
— Альбрехт, мне необходимо с ним объясниться.
— Позже, Светлана Николаевна. Когда он окрепнет. Вы же не хотите, чтобы ему стало хуже, правда?
Женщина тяжело вздохнула и медленно побрела вдоль коридора, но потом вдруг обернулась и тихо спросила:
— А Давид Артемьевич не интересовался мной?
— Увы,– покачал головой Альбрехт с сочувственной маской на лице.
Баронесса вернулась в свои комнаты совершенно подавленная. Если бы можно было повернуть время вспять, она никогда не уступила бы Воронскому. Ранний брак с Крафтом лишил её девичьих грёз, надежд и любви, поэтому, когда появился граф, Светлане Николаевне показалось, что в её жизнь пришло настоящее чувство. Теперь же наступило прозрение, но, как это часто бывает, слишком поздно.

— Владимир Михайлович уже проснулся?– поинтересовалась Капитолина Денисовна у слуги и, получив положительный ответ, направилась в комнату сына.
Вообще-то она хотела, чтобы при разговоре присутствовал и отец, но Михаил Алексеевич уехал рано по делам.
— Вольдемар, я должна с тобой серьёзно поговорить,– тоном, не терпящим возражений, заявила женщина.– Присядь.
Она указала Владимиру на кушетку, и тот обречённо повиновался.
— Позавчера, когда вы с Долли ездили в театр, мы с Михаилом Алексеевичем были у барона Солницкого,– издалека начала мать.– Иван Демидович спрашивал, отчего мы не посетили его маскарад, а потом случайно обмолвился, что ты был там…
— Что с того?– удивился Владимир.
— Он сказал, ты повздорил с князьями Донховскими.
— Мама́, я не понимаю, к чему эти расспросы?
— Ещё он сказал, что ты с бала уехал с актрисой,– Капитолина Денисовна осуждающе посмотрела на сына,– с той, про которую написали в Петербургских ведомостях, что она разбила уйму сердец в Европе, а теперь принялась за наших офицеров… Вольдемар, как это понимать?
Владимир неприятно поёжился, он очень не любил сплетни.
— Простите меня, мама́, но мне кажется, я достаточно взрослый, чтобы самому решать, с кем и куда уезжать,– стараясь не быть слишком резким, отозвался сын.
— Но не с актрисой же!
— Отчего-с?.. Она такой же человек, как и все, и уж точно лучше многих из нашей прогнившей аристократической среды!
— Вольдемар!– повысила голос Капитолина Денисовна.– Ты не должен так говорить!.. Я знаю, это всё влияние Екатерины Петровны! Она неправильно тебя воспитывала!
Владимир иронично покачал головой:
— Увы, родителям было некогда заниматься моим воспитанием… Так что, стоит ли удивляться?
Капитолина Денисовна вспыхнула и возмущённо посмотрела на сына.
— Простите,– виновато произнёс тот.– Но прошу, впредь не отзываться дурно о дорогих моему сердцу людях. Екатерина Петровна не заслужила такого.
— Это не меняет дела… Ты - титулованный дворянин, потомок известного рода! У тебя не может быть недостойных связей! Нам предстоит вскоре породниться с князьями Бурскими! Ты обязан вести себя подобающе, а не заводить интрижки с какими-то актрисами…
— Довольно, мама́,– перебил Владимир.– У нас с вами разное понимание о подобающем поведении. Уже поздно делать из меня заносчивого и кичливого ханжу. Однако могу вас утешить, меньше чем через неделю я покидаю Петербург, вам больше не придётся опасаться, что я как-то поврежу репутации Воронских. А вот насчёт кандидатуры Бурского в мужья для дочери я бы на вашем месте ещё хорошенько подумал…
Капитолина Петровна изумлённо захлопала глазами:
— Как это понимать?
— Михаил Михайлович неприятен Даше. Да и вообще, она пока не готова к браку.
— Глупости,– махнула рукой мать.– Я сама знаю, что для неё лучше!
Владимир разочарованно покачал головой. Что ж, он всё-таки пытался помочь сестре.

Господин Пфуль жил в Петербурге почти сорок лет, имел большую практику и постоянных клиентов, в том числе семейство Крафтов. Немец был аккуратен, педантичен и немногословен.
Когда Альбрехт попросил его засвидетельствовать завещание хозяина, Пфуль сделал это, не задавая вопросов, но потом попросил секретаря уделить ему некоторое время для конфиденциальной беседы.
— Насколько я понимаю, господин Штейн, барону осталось недолго?..– без прелюдий спросил он.
— Помилуйте, доктор - вы! Вам виднее,– изумился секретарь.
— Давайте не будем играть в прятки. Моё время стоит дорого, а ложь ещё дороже. Я не знаю, да и не хочу знать, как вы убедили барона передать всё наследство вам. Но я знаю, что вы не можете быть его сыном. И никто другой тоже. Барон бесплоден. Я являюсь его врачом вот уже сорок лет…
Сердце Альбрехта учащённо забилось. Он никогда не знал наверняка, был ли Крафт его отцом, так рассказывала мать - особа не самых строгих правил, упокой господь её душу. Когда умер её муж - купец второй гильдии Матвей Евграфович - она начала принимать в своём дому мужчин, в том числе и барона Крафта. Знала ли она сама, кто был отец ребёнка или солгала в надежде пристроить сына в дом к барону? В любом случае, явившись семь лет назад к Давиду Артемьевичу, она заявила, что ребёнок его, потому и имя носит немецкое, и если барон не хочет скандала, то обязан помочь Альбрехту продвинуться по службе. Чтобы успокоить женщину, Крафт для начала взял «сына» к себе секретарём. В тот же год мать Штейна загадочным образом отдала богу душу.
— А барон знает об этом?– после долгих раздумий спросил Альбрехт.
— Нет, это тайна женщин семейства Крафт. Меня в неё посвятила мать Давида Артемьевича, не желавшая, чтобы её сын знал о своей несостоятельности. Она же заставила хранить эту тайну и первую жену барона.
— А Светлана Николаевна?– испуганно спросил секретарь, затаив дыхание.
— Да, она тоже знает,– усмехнулся доктор.– Лет десять назад, отчаявшись забеременеть, она потребовала, чтобы я лечил её от бесплодия. Тогда-то мне и пришлось открыть эту тайну. Светлана Николаевна оказалась настолько мягкосердечной, что велела мне продолжать хранить секрет.
Холодный пот покрыл тело Альбрехта. Он вспомнил о завещании, в котором Крафт называл его сыном. Если баронесса узнает об этом, то вряд ли станет молчать дальше. Надо было действовать быстро.
— Сколько вы хотите за свою помощь?– прямо спросил Штейн.
— Сто тысяч.
Лицо секретаря вытянулось, как яйцо:
— Сколько?!..
— Сто. Не сейчас, конечно,– снисходительно произнёс Пфуль.– Я понимаю, что у вас и десятой доли такой суммы не наберётся. Но когда вы вступите в права наследования, то вполне сможете одарить меня за помощь… Вам ведь, как я понимаю, нужен ещё будет совет, как спровадить барона на тот свет, не вызвав подозрений. Да и в случае, если Светлана Николаевна доведёт дело до суда и заявит, что вы не сын барона, вам понадобится свидетель, который опровергнет её слова. И лучшего свидетеля вам не найти!
Альбрехт понимающе улыбнулся, похоже, в лице доктора он нашёл неоценимого помощника. В конце концов, можно пожертвовать и ста тысячами, чтобы получить всё остальное. А Бог даст, так и вообще не придётся ничем жертвовать.

Светлана Николаевна в нерешительности застыла перед дверью опочивальни мужа. Она не знала, что будет говорить, как вымаливать прощение у барона, но понимала, откладывать дальше разговор невозможно. Так и не придумав подходящих слов, женщина тихонько постучалась и дёрнула ручку. Дверь оказалась заперта.
— Что?..– оторопела баронесса и, на всякий случай, ещё раз попыталась открыть её.
Светлана Николаевна тут же направилась в кабинет мужа, там, на кресле Давида Артемьемича, сидел Альбрехт, обложившись бумагами и расчётными книгами.
— Что это значит?..– возмущённо спросила женщина.– Почему дверь к барону заперта?!
— Добрый день, мадам,– поднимаясь из кресла, лениво отвесил поклон секретарь.– Я уже объяснял вам, что барону противопоказаны всяческие волнения. Я лишь оберегаю его жизнь и здоровье.
— Я не угрожаю ни тому, ни другому!
— Сомнительное утверждение, учитывая случившееся.
— Альбрехт! Если ты немедленно не пустишь меня к мужу… я обращусь в городскую полицию!– пригрозила Светлана Николаевна.
Мужчина недоверчиво усмехнулся, выходя из-за стола и неторопливо приближаясь к хозяйке:
— Полагаете, они ещё недостаточно детально рассмотрели это дело?.. Впрочем, из дуэлянтов пока наказан только один. Вы хотите, чтобы и барона наказали, м?
— Что?– переспросила женщина.
— Ну, а вы как думали?– иронично скривил губы Альбрехт.– Если вы заявите в полиции, что барон здоров, а вас к нему не пускают, то полицмейстер с приставами быстро подсуетятся насчёт наказания за дуэль. Любовника вашего на войну с турками отправили, а мужа… в тюрьму посадят!
Штейн не мог не заметить испуг, промелькнувший в янтарных глазах баронессы. «Интересно, за кого ей сейчас стало страшно? За супруга или за любовника?»– подумалось вдруг секретарю.
— Альбрехт, пожалуйста… я хочу видеть мужа,– Светлана Николаевна с мольбой взглянула на мужчину.
Штейн почувствовал себя, по меньшей мере, императором. Одно его слово способно сейчас решить судьбу несчастной женщины. И он скажет ей: «Нет!», увидит страдание на её лице, но это будет немного позже, сначала пускай просит и унижается.
— Ты слышишь меня?.. Мне очень нужно поговорить с ним. Пожалуйста, дай мне ключ,– баронесса протянула руку ладонью вверх.
— Ваши разговоры вряд ли успокоят барона,– строго покачал головой Альбрехт.
— Я буду крайне осторожна… Пожалуйста…
— Я должен посоветоваться с доктором,– изображая задумчивость, отозвался секретарь.– Он придёт завтра утром и возможно тогда…
— Я не вынесу ещё один день!– в отчаянье вскричала Светлана Николаевна.– Альбрехт! Ты не можешь быть так бессердечен! Прошу тебя!..
Штейн медленно обошёл хозяйку, встав за её спиной на непозволительно близком расстоянии, и прошептал над самым ухом:
— В своё время, баронесса, я тоже вас просил и умолял. Но что-то не припомню в вас сердечности и сострадания.
Женщина вздрогнула, словно её ужалила ядовитая змея, и резко обернулась.
— Господин Штейн, вы забываетесь,– строго бросила Светлана Николаевна.– Пока что вы в этом доме секретарь! Извольте соответствовать!
— Пока что - да,– холодно усмехнулся Альбрехт, отвешивая поклон.
— Немедленно отдайте ключ!
— Нет. Без разрешения доктора - нет.
— Хорошо, я пойду к господину Пфулю сама.
— Как вам угодно,– безразлично пожал плечами мужчина.
Однако едва Светлана Николаевна покинула кабинет, Альбрехт поспешил в комнату барона. Решительность хозяйки напугала его. Чего доброго баронесса позовёт другого врача или действительно отправится в полицию.
Давид Артемьевич мирно спал на кровати, цвет лица был у него вполне уже здоровый. Подойдя к столу, секретарь достал из кармана пузырек, который получил от господина Пфуля, и стряхнул из него несколько капель в графин. Затем налил содержимое в стакан и поставил на маленький столик возле постели.
Барон шевельнулся во сне и, видимо, задев раненый бок, глухо застонал, после чего открыл глаза.
— Как вы себя чувствуете, отец?– заботливо спросил Альбрехт.– Воды?..
Не дожидаясь ответа, секретарь тут же поднёс к губам хозяина стакан. Барон приподнял голову и сделал два больших глотка.
— Спасибо… сын,– с паузой произнёс Крафт и слабо улыбнулся.

Зубарев, предусмотрительно лишённый Ушаковым возможности покидать полк, не находил себе места от безделья. Вещи в дальнюю дорогу были уже собраны, но из-за данного Владимиру слова, Сергей не мог отправиться в путь. Ещё более ситуацию усугубляло осознание того, что Светлана Николаевна где-то в городе, неподалеку, но её нельзя видеть. Серж искренне надеялся, что расстояние и тяготы войны излечат его любовь.
Ближе к вечеру в его комнаты явился Воронской, вид у него был не самый довольный.
— Вот уж не думал, что в наше время попасть на войну по собственному желанию сложнее, чем по провинности,– тем не менее, пошутил он.– Всё, добился таки перевода! Утром едем!
— Зачем откладывать? Ещё светло,– заметил Зубарев.
— Нет, сегодня мы с тобой должны сделать два визита!
— Кому?.. Куда?
— Во-первых, Светлане Николаевне…
— Зачем?!– встревожено перебил Серж.– Мы и так доставили ей массу неприятностей!
— Именно поэтому мы не можем уехать, не попрощавшись, как трусы,– твёрдо заявил Воронской, умолчав о главной причине, по которой хотел принудить друга к этому визиту.
Зубарев, понимая, что это может статься последней его встречей с баронессой Крафт, так разволновался, что забыл спросить про второй визит.
— Тихон!– крикнул Воронской денщика Сергея, и когда тот появился, приказал:– Беги к Даниле, скажи, чтоб собирал вещи, утром уезжаем. Но сначала сыщи Григория Николаевича, пускай соберёт наших, проститься хотим…

Вечером, едва сумерки окутали город Петра, Воронской и Зубарев покинули дружную хмельную компанию (пришедшую ненадолго и не собиравшуюся, видимо, расходиться до утра) и отправились к Крафтам. Проникнув в сад через старую заросшую калитку, они крадучись пробрались к дому.
— В комнате баронессы свет,– указывая на окна третьего этажа, сообщил Владимир,– значит она у себя.
Светлана Николаевна действительно была в своей комнате, она не выходила из неё уже несколько часов, стоя на коленях перед образом. Днём, привезя доктора Пфуля, баронесса была просто подкошена неприятным известием. После осмотра врач сообщил, что здоровье Давида Артемьевича резко пошатнулось, вряд ли он переживёт эту ночь и всё, что остаётся - только молиться.
— Сюда,– позвал за собой Воронской,– залезем по углу здания, а затем пройдём по карнизу, так удобней.
Зубарев грустно улыбнулся, следуя за другом. Как бы ему хотелось, чтоб Владимир никогда не знал - как удобнее пробираться к баронессе. Тогда не было бы никакой дуэли, и Светлана Николаевна не оказалась бы скомпрометирована.
Окно было открыто, Воронской осторожно отодвинул занавеску и заглянул в опочивальню баронессы. Убедившись, что кроме женщины в комнате никого нет, он забрался внутрь.
Светлана Николаевна резко обернулась, её и без того бледное лицо стало ещё бледнее.
— О, Боже… нет…– поднимаясь с колен, прошептала она.– Уходите немедленно! Слышите?
Вслед за Владимиром из окна появился Зубарев. До этого момента идея пойти к баронессе с извинениями, казалась ему очень правильной. Однако, увидев, ошарашенное лицо женщины, Серж вдруг представил, как вопиюще кощунственно должен выглядеть подобный визит: муж Светланы Николаевны лежит тяжело раненный, а в это время в её опочивальне находятся двое мужчин (оба, кстати сказать, повинные в ранении её мужа). Хмель мгновенно слетел с Зубарева, и он, ухватив Владимира за плечо, потащил его обратно к окну.
Воронской отдёрнул руку, сделав шаг к баронессе.
— Нет… не приближайтесь…– едва ни задыхаясь, выдавила она.– Не смейте никогда больше искать со мной встреч!
Владимир упал перед женщиной на колени:
— Светлана Николаевна, я знаю, что выгляжу в ваших глазах подлецом… собственно я и чувствую себя так же… но молю, смилуйтесь, простите меня за всё горе, что я принёс вам, не держите зла… Я искренне сожалею и раскаиваюсь. Простите…
Баронесса некоторое время молчала, затем тихо ответила:
— Встаньте, Владимир Михайлович, я не держу на вас зла. Я сама виновата, это мой грех, мне и расплата. Ступайте с Богом.
Воронской с благодарностью посмотрел на женщину, поцеловал подол её платья и только после этого встал с колен. Подходя к окну, Вольдемар тихо шепнул Сержу:
— Не будь идиотом, скажи ей о своих чувствах, с войны ты вряд ли вернёшься.
Владимир выбрался на карниз, ожидая друга по ту сторону окна.
Баронесса со смесью вины и удивления смотрела на Зубарева. Это был человек пострадавший во всей этой истории совершенно не за что. Не понимая причины, по которой он задержался в её комнате, Светлана Николаевна, тем не менее, прервала тишину первой:
— Сергей Андреевич… я невольно способствовала вашей ссылке на войну… если б можно было что-то изменить…
— Нет!– решительно оборвал Зубарев.– Я бы не хотел ничего менять! Там, на войне, мне будет приятно засыпать с мыслью, что я, пусть и не по правде, но был вашим возлюбленным. Прощайте, Светлана Николаевна. Быть может, и нас с Вольдемаром помя́ните когда-нибудь в своих молитвах.
— Храни вас Бог,– перекрестив Сергея, проронила баронесса.
Мужчина ещё раз внимательно посмотрел на женщину, словно старался запечатлеть её образ навеки, а затем вылез в окно.
— Почему ты не сказал?– удручённо покачал головой Владимир.
Ответить Зубарев ничего не успел, дверь опочивальни баронессы со звоном распахнулась. Серж отскочил в сторону, едва ни оступившись. Упади он с третьего этажа, вряд ли удалось бы избежать огласки. Мужчина похолодел от мысли, что мог снова скомпрометировать баронессу. Теперь они с Вольдемаром оказались по разные стороны окна и прекрасно видели происходящее в комнате. В опочивальню бесцеремонно вошёл секретарь барона и, пряча торжествующую ухмылку под маской скорби, сообщил:
— Ваш супруг скончался!..
Светлана Николаевна упала без чувств, а Альбрехт оторопело застыл на месте.
— Я ещё не сказал самого главного,– раздосадовано произнёс он, поднимая женщину на руки и перекладывая на постель.– Я - единственный наследник этого дряхлого глупого тевтонца! Поэтому если не хотите просить милостыню на паперти, вам придётся забыть о своей гордыне!
Штейн вожделенно провёл рукой по шее и груди баронессы.
Зубарев вскипел от негодования, и уже было рванулся в окно, но тут раздался выстрел. Секретарь дёрнулся и упал на пол, под его головой начало растекаться багровое пятно. Держа на вытянутой руке пистолет, в дверях комнаты стоял барон Крафт, а чуть позади доктор Пфуль.
— Каков змеёныш,– брезгливо прошипел Давид Артемьевич, подходя к телу секретаря и ногой откатывая его от кровати.– Весь в мамашу покойницу пошёл, иуда.
— И также плохо кончил,– философски заметил Пфуль, осматривая баронессу.– Она в глубоком обмороке. Мерзавец, даже не позаботился смягчить удар.
 На грохот выстрела сбежались слуги, теперь с любопытством и удивлением толпясь в дверях.
— Принеси мой саквояж,– велел одной из горничных врач.– Да поживей!
— Расходитесь,– приказал остальным барон.
Воронской сделал Зубареву знак, что им тоже пора уходить. В последний раз взглянув на Светлану Николаевну, Серж направился за Вольдемаром.
— Майер, скажи, почему ты всё-таки не помог Штейну? Сто тысяч - огромное состояние,– иронично заметил барон.
— Именно поэтому, он никогда не смог бы расстаться с такими деньгами,– улыбнулся Пфуль.– А по мне, как говорят англичане: «Дьявол знакомый лучше незнакомого».
Мужчины многозначительно переглянулись и дружно расхохотались.

После визита к Крафтам Зубарев всю дорогу ехал молча и был погружён в свои мысли. Чувство тревоги не покидало его. Стало очевидно, что самым отрицательным персонажем в доме барона был секретарь. К счастью, Крафт разобрался с ним. Но намного ли лучше, что Светлана Николаевна теперь снова с мужем? Он был старше её почти на 35 лет, она оставалась всё также красива и желанна для мужчин, как и до брака с бароном. Конечно, Крафт не мог не ревновать, а, ревнуя, становился деспотичен и очень опасен. Сергей видел это воочию.
— Приехали, Серж!– объявил Воронской.
— Куда?..– рассеянно спросил Зубарев, разглядывая огромный дом, перед которым они остановились.
— Скромная обитель князей Бурских. Михаил Михайлович устроил бал в честь их с Долли помолвки. Его родители сейчас за границей, но прочих родственников и друзей, желающих поглазеть на избранницу и посплетничать, оказалось предостаточно.
— Похоже, ты не очень хочешь посетить этот бал. Может, не пойдём?
— Не могу, обещал маман,– спешиваясь, отозвался Владимир.– К тому же надо предупредить их о моём отъезде.
— Но если Ушаков узнает, что я здесь был…
— Ушаков тебе больше не командир. Да и вообще, утром нас уже не будет в Петербурге. Дунайские княжества ждут своих героев!
Зубарев скептически усмехнулся:
— Там сейчас затишье. От болезней мрут в три раза чаще, чем от пуль!.. Уж лучше б нас с персами воевать отправили.
— Не спеши, умереть всегда успеешь. Идём же! Это наша последняя ночь в Петербурге, проводим её с почестями!

Бурский кружил Дашеньку в вальсе, чувствуя, что теряет голову, словно ему шестнадцать. Смотрелись они с Долли великолепно: блестящий молодой полковник и юная очаровательная барышня. Сами того не подозревая, они сейчас наживали себе немало завистников. Среди них был и Олег Донховской, оставивший свою молодую жену в этот вечер дома якобы из-за недомогания.
«И отчего это всем Воронским так везёт?– злобно думал князь.– Чем они заслужили этакую благосклонность судьбы? Пальцем о палец лишний раз не ударят, а весь цвет им! Где справедливость?»
— Что не весел, князь?– подходя к Донховскому, спросил цесаревич Константин.
Он тоже прибыл на бал, правда, несколькими часами позже его начала. Сегодня в его свите было всего несколько старших чинов конногвардейцев и три дамы, одной из которых была Шарлина Ле Вент.
— Просто задумался, ваше высочество,– улыбнулся кавалергард.
— Ах, Олег Константинович, раздумье вам к лицу,– кокетливо произнесла барышня в лиловом платье, до неприличия обвешанная драгоценностями.
— Увы, Марья Дмитриевна, мужчинам больше нечем себя украсить,– тонко заметил князь.
— Отнюдь! Мужчина может украсить себя дамой. Кстати, а где Наталья Григорьевна?
— Она приболела.
— Надеюсь, ничего серьёзного?– с наигранным участием поинтересовалась вторая дама.
— Уж не ждёшь ли ты наследника в скором времени?– спросил Константин.– То-то я тебя стал редко видеть во дворце!
Шарлина слушала эту пустую болтовню, и ей хотелось сбежать. И как она дала цесаревичу уговорить себя присутствовать среди его сопровождения на этом балу? Он был такой ограниченный и неуклюжий в светском обществе и совершенно другой, когда оставался с ней наедине. Он восхищался искусством, и каждый вечер с неподдельным наслаждением слушал её игру на фортепьяно и исполнение романсов или французских песен. Он, конечно, погубил её репутацию, поселив в доме, куда наведывался после спектаклей, но при этом не тронул даже пальцем, хотя в первую встречу и пытался обвинить в неблагодарности. Шарлина так толком и не поняла, в чём провинилась, ибо цесаревич смешался и больше к этой теме никогда не возвращался.
Девушка поймала на себе тёмно-синий взгляд и даже вздрогнула, узнав его обладателя.
— Мадемуазель Шарлин, позвольте пригласить вас на танец?– вывел актрису из оцепенения голос одного из офицеров свиты цесаревича.
Девушка пробормотала что-то неразборчивое и протянула руку мужчине. Тем временем с танцпола вернулись Бурский с Дашенькой.
— Отличный вечер,– похвалил полковника Константин.– Надеюсь, когда Дарья Михайловна станет здесь хозяйкой, будет ещё восхитительней!
Девушка слегка покраснела, смущённо улыбаясь.
— Ещё бы,– подхватила Марья Дмитриевна сладким тоном,– Долли - настоящий бриллиант! Одно её присутствие оживит любой праздник!
— Несомненно,– согласился великий князь, протягивая руку Воронской.– Составьте мне пару для танца, Дарья Михайловна.
Девушка рефлекторно посмотрела на Михаила, и Константин рассмеялся, а вслед за ним и его свита.
— Долли, даже когда Бурский станет вашим мужем, вам не потребуется его разрешение, чтобы танцевать с Романовым,– иронично заметил князь Донховской, чем вызвал ещё больший смех присутствующих.
Совершенно смущённая Дашенька вложила свою тонкую руку с ладонь цесаревича, следую за ним.
— Да, Михаил Михайлович,– протянула Марья Дмитриевна,– вы умеете укрощать женщин. Какая покорность… впрочем, не исключено, что это только до свадьбы.
— Ошибаетесь, Мари,– вновь встрял Олег,– в мадемуазель Воронской и сейчас покорности не больше, чем в вороной полковника.
— Князь, по-моему, ваше сравнение неуместно,– осадил Бурский.
— О, простите, это шампанское… Хотя мне казалось, что вы без ума от своего нового l'acquisition . Я имею в виду кобылу.
Полковник пронзил Донховского холодным взглядом и тихо сказал:
— Олег Константинович, не сочтите за труд, прогуляйтесь со мной на балкон.
Дарья Михайловна, танцевавшая в это время с цесаревичем, обратила внимание, что между Бурским и Донховским возникло какое-то напряжение, а когда они вышли на балкон для разговора (не в самую тёплую погоду, кстати сказать), то Долли и вовсе разволновалась. Сквозь приоткрытые двери девушка видела, как изменились лица мужчин, а спустя пару минут Михаил снял перчатку с правой руки и протянул её Олегу. Тот насмешливо покачал головой и взял перчатку.
Дашенька сбилась с такта и наступила на ногу цесаревичу. Константин прочитал в её глазах испуг и, приняв его на счёт неловкости девушки, ободряюще улыбнулся. К счастью, музыка в этот момент закончилась.
Когда Константин и Даша вернулись к остальным, Михаил и Олег уже были там и вели себя по обыкновению спокойно.
— Михаил Михайлович, вы, кажется, хотели показать мне какую-то галерею,– робко обратилась к Бурскому Долли.
Полковник внимательно посмотрел на девушку, но, сообразив, что это уловка, быстро кивнул и, извинившись перед гостями, предложил Дарье Михайловне следовать за ним.
— Да, Олег Константинович, вы правы,– недовольно поморщилась Мария Дмитриевна,– ещё неизвестно, в ком больше покорности…
— А где мадмуазель Ле Вент?– удивлённо перебил цесаревич, оглядывая зал.

========================
  (перевод с фр.) приобретение

Баронесса открыла глаза, словно в дымке увидела перед собой лицо мужа и вновь опустила веки.
— Мы быстро… встретились… Давид…– едва слышно прошептала она.
— Похоже, она решила, что уже на том свете,– прокомментировал доктор, обходя барона и проверяя пульс своей пациентки.– Светлана Николаевна, откройте глаза,– слегка потрепав женщину по щекам, велел Пфуль,– пора возвращаться к реальности. Ваш муж жив и почти здоров. И вы тоже!
Баронесса подняла отяжелевшие веки, медленно обвела лихорадочным взором мужчин, после чего её взгляд невольно упал на окружающее предметы. Это была не её спальня, а мужа. О смене комнаты распорядился Давид Артемьевич, не желавший, чтобы его жена случайно увидела следы убийства.
— Альбрехт объявил мне… о вашей кончине…– взволнованно выдавила баронесса.
— Моя дорогая, отчего вы мне раньше не рассказали о притеснениях со стороны секретаря? Этот мерзавец оклеветал вас. Теперь я всё знаю!
— Знаете?..– рассеянно переспросила Светлана Николаевна.
— Да, и мне стыдно за своё поведение. Я знаю, вы невинны предо мной,– барон поднёс руку жены к своим губам.– Граф Зубарев хотел вести со мною дела, поэтому я нанял человека присматривать за ним. В наш век, увы, никто не застрахован от… В общем, сегодня я видел отчет, расписанный час за часом. Теперь я понимаю, что вы, мой ангел, граф и я стали жертвами интриги этого лицемерного секретаря. К счастью, мы с доктором его вовремя разоблачили!
— Он арестован?
— Не думайте больше о нём, всё закончилось. Отдыхайте, meine liebe.
Светлана Николаевна взволнованно посмотрела на мужа:
— А как же граф?.. Он ведь ни в чём не виноват!
— Да-да, душа моя. Графу я чрезвычайно обязан, он остановил моё помешательство. Завтра же я займусь этим делом.
— Спасибо, мой друг.

Между тем Зубарев, видя, что его друг, куда-то исчез с мадемуазель Ле Вент, поддался на уговоры Никольского и Куницына и отправился вместе с ними гулять к цыганам. В таборе за этот месяц гусар уже хорошо узнали и принимали, как дорогих гостей. А военные оставляли там последние деньги, околдованные магией чернооких цыганок.
— Чарген сегодня моя,– быстро предупредил товарищей Гожка.
— Ох, корнет, смотри, без чакчир оставит тебя эта цыганочка,– рассмеялся Никольский.– А её Гудло ещё и коня у тебя уведёт в придачу!
— Больше, чем Воронского в прошлый раз не обчистят,– усмехнулся Григорий, отхлёбывая из чашки горячего вина и любуясь танцами цыганок.– Эх, вот это жизнь! Костры, тёмные ночи, бескрайние просторы, страстные красавицы, воля!.. Ей богу зависть берёт!
— Пойду-ка я прогуляюсь до кибитки Динары,– подымаясь на ноги, сказал Зубарев.
Не разделял он сегодня веселья товарищей, и теперь даже жалел, что уговорил себя поехать к цыганам.
— Ты никак решил все деньги старой ведьме отдать?– улыбнулся Никольский.– Брось! Попроси молоденькую цыганочку, она тебе не хуже соврёт и дешевле возьмёт!
Зубарев лишь отмахнулся в ответ и направился к кибитке, стоявшей чуть особняком.
Старуха, древняя как мир, сидела в глубине кибитки на подушках, словно царь на троне. Седые волосы были заплетены в свободную косу, во рту она держала трубку из кости с изящным холмогорским рисунком. Серж отметил, что вещица эта, весьма дорогая, могла бы обеспечить цыганке безбедную старость. В таборе ходили слухи, что Динара в своих странствиях встречала и гадала даже герцогам и кому-то из царствующих особ. Да и в Петербурге некоторые знатные дамы посылали за ней.
— Уверен, служивый, что хочешь знать свою судьбу?– медленно пуская дым, хрипло спросила старуха.
—  Да, иначе меня бы здесь не было,– кивнул Зубарев, присаживаясь напротив старухи.– Слыхал, лучше тебя никто здесь судьбу не предсказывает, потому и берешь дорого… открой мне правду, не поскуплюсь на деньги!
—  Да, вижу, что не поскупишься, только лучше дай мне вместо денег свои часы,– хитро сощурившись, попросила старуха.
—  Зачем? Они не такие уж и дорогие,– тронув цепочку, удивился Серж.– К тому же это память…
—  Помирать собрался, а за память цепляешься!
—  Отчего же помирать? Вовсе нет…
—  С таким лицом на войну только за глупой пулей ехать, не вижу я в тебе ни жажды славы, ни смиренной покорности приказу.
—  Всё-то ты знаешь,– усмехнулся Зубарь.– И даже про войну…
—  Живу долго,– развела худыми руками цыганка.
—  Значит, считаешь, что с войны не вернусь?
—  Не к кому тебе возвращаться, внучок!
«Ведьма старая насквозь видит»,– подумал про себя мужчина.
— Ты бы, что ли, хоть карты раскинула или на ладонь глянула,– иронично покачал он головой.
—  Могу… да только вижу я плохо, слепа почти. Да и к чему? Про казённый дом и дальнюю дорогу я тебе и без карт скажу. Да про даму твою червонную тоже.
   Зубарев встрепенулся, впившись нетерпеливым взглядом в старуху.
— Не прольёт она слёз по тебе, не свободно её сердце, верно сказываю?
— Верно-то верно, но не только сердце не свободно, а и сама она,– горько усмехнулся Серж.
— Муж её много старше?
— Да старик уже…
— Вот тебе моё предсказание: вернёшься ты с войны живой, и судьбу попытать сможешь с ней, но ежели руку к кончине супруга приложишь, будете вы оба до конца дней несчастливы!
Зубарев вдруг впервые обрадовался, что не убил Крафта, не то чтобы он верил в предсказание, но было что-то во взгляде старухи, говорившее, что ей ведома истина. Впрочем, может это были просто опыт и мудрость старцев?
— Что ж ты про любовь ничего не сказала?– удивился Серж.
Пришла очередь старухе усмехаться, откладывая трубку в сторону:
— Той любви, что ты ищешь, на свете нет. Но когда придёт время оглядываться на прожитое, ты поймёшь, что сделал правильный выбор.
—  То есть моё сердце уже сделало выбор?– привыкший к военной точности спросил Зубарев.
Как и большинство людей в нелёгкой ситуации, ему хотелось получить подсказку или подтверждение своей правоты.
—  Спроси его и тогда не придётся ходить к гадалкам.
— А если оно молчит?
— Значит, время ещё не пришло,– лукаво улыбнулась цыганка.– Помни одно: все ответы у тебя!
Зубарев улыбнулся широко и открыто и, подкрутив рыжий ус, впечатлено кивнул:
— Убей, не пойму, мудра ты или хитра?.. Но часы ты честно заработала, к тому же сердце подсказывает, что с этой памятью можно и расстаться.